– Скажите, что с моим малышом?
– Не переживайте, мамочка. Он просто недоношенный. С ребенком всё в порядке.
– Но почему он в инкубаторе? – всё еще не верила я и допытывалась. – Вы уверены, что он просто недоношенный? Такой маленький. А ведь срок у меня был тридцать семь недель.
– Вы что-то путаете, – нахмурился доктор, проверяя показатели ребенка, – этому новорожденному не более тридцати пяти недель. У него маленький вес, но ничего страшного. И не таких выхаживали, а у вас еще более-менее стандартный случай. Мы просто перестраховываемся. Инкубатор поддерживает оптимальную температуру и влажность. А вам себя беречь надо. Вы зачем по коридорам гуляете в одной ночнушке? Халат у вас есть? Кто вас сюда привел?
– Медсестра, – машинально ответила я и тут же подумала, что девушку могут наказать, – но это я ее упросила. Очень хотела увидеть ребенка.
– Вот увидели. Убедились, что с ним всё в порядке?
Он внимательно посмотрел на меня, а я растерялась от обилия вопросов, рождавшихся в голове. Не могла их не задать.
– А как он будет есть? Ему не холодно? Нельзя надеть что-то потеплее?
Вид ребенка в одном памперсе действовал на меня удручающе. Мне так хотелось взять его на руки, прижать к себе, согреть и дать почувствовать родное тепло.
– Так, мамочка, давайте вы успокоитесь и пойдете в палату, – вздохнул врач, но не устало или нервно, а с пониманием человека, который не раз сталкивался с подобными случаями. – А лучше я довезу вас. Ждите тут. Сейчас схожу за креслом-каталкой.
Дверь реанимации снова распахнулась, доктор отправился за средством передвижения для меня, а я снова замерла возле инкубатора, рассматривая личико сына, его ручки и ножки. Пыталась найти черты, похожие на черты мужа. Может быть, если Илья увидит, что ребенок похож на него, одумается?
Дура, какая я наивная дура. Цепляюсь за пустые, глупые надежды.
Илья от нас отказался. Но зачем он заставляет меня жить с ним?
Зачем это нужно? Я не буду с ним жить. Мама и папа должны мне помочь. Да, денег у нашей семьи немного. Но мы что-то придумаем. Я у Ильи не возьму ни копейки. Не надо мне ничего ни от него, ни от их семейки. Пусть подавятся!
Пока ехала в кресле-каталке, всё думала, и что-то меня беспокоило.
– Скажите, – обратилась к врачу, когда он довез меня до моей двухместной палаты и помог перебраться на постель, – а что нужно, чтобы сделать тест ДНК? Разве не нужно согласие второго супруга?
– Тест ДНК делается любым из родителей, а что? – удивленно воззрился на меня бородатый доктор.
И правда, вопрос от роженицы в первый день после родов мог показаться странным. От смущения я вся покрылась красными пятнами. Кажется, врач не был посвящен в перипетии нашей сложной ситуации. Возможно, это медсестрам и санитаркам любопытно до жути, кто с кем кому изменил и от кого родил, а главный врач отделения занимается исключительно вопросами здоровья своих пациентов.
– Ничего, извините за беспокойство. Когда я снова смогу пойти в реанимацию и кого мне спрашивать об этом?
– Мамочка, вы только что там были, ничего за пять минут с вашим малышом не случится. Отдыхайте, вы же только после родов. Самочувствие матери – залог здоровья ребенка.
Мне хотелось расспросить еще о многом, но врач уже покинул палату. И она погрузилась в жуткую, вязкую, какую-то звенящую пустоту, в которой мне больше ничего не оставалось, как размышлять о том, что произошло.
Думала я до того усиленно, что заработала страшную мигрень, которая свалила меня, как выстрел в упор, и я провалилась в тяжелый сон.
А вырвало меня из него резко. Рядом раздавался жалобный детский плач, словно малыша не покормила мама.
Около моей кровати стояла Кристина. А на руках ее лежал сверток. Ее сын. И моего мужа.
– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!
Глава 7
– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!
Что? Сперва мне показалось, что я ослышалась. Или это жуткий сон.
Наглость, с которой это заявляла мне Кристина, выбила у меня почву из-под ног. Я открыла рот, чтобы высказать всё, что я о ней думаю, но лишь засипела, чувствуя, как отчаянно мне не хватает воздуха.
Часто задышала, отчего грудь заходила ходуном, и я вся налилась кровью, до того сильно горело мое лицо.
– Ты… – выдохнула, пытаясь приподняться.
Лежать, когда Кристина стоит надо мной гордая, с выпрямленной спиной, было физически дискомфортно.
– Чего ты мямлишь? Вставай давай, сейчас я медсестру позову, она возьмет…
Она вдруг замолчала и посмотрела на ребенка, которого неловко держала на вытянутых руках.
– В общем, будет держать младенца, пока ты его кормишь. Последит за тобой. Еще не хватало, чтобы ты из мести что-то сделала с ним.
Я проглотила вязкую слюну, ощущая, как во рту снова скапливается горечь. Кристина стояла передо мной и смотрела на меня с таким видом, словно я по меньшей мере ее служанка.
– Убирайся из моей палаты! Немедленно! Пока я не вызвала охрану! – захрипела я, трясясь от негодования. Села, опираясь на слабые руки.
– Что это пропищало? Неужто голосок у нашей клушки прорезался?
Ее насмешливый, полный издевки голос взвинтил мою злость до максимума.
– От крысы слышу! – процедила я сквозь зубы, не веря, что эти слова летят из моего рта.
– Смотрите-ка, как она заговорила, – цокнула Кристина языком и покачала головой, как в индийских сериалах, – у самой-то рыльце в пушку, а она всё никак не уймется. Да, малыш?
Ее сюсюканье с ребенком было напускным. Она как-то так кривила лицо, что даже младенец заплакал, разразившись громким рыданием. Кристина отшатнулась и вдруг чуть было не уронила его.
Эти секунды, когда она пыталась его удержать, превратились для меня в бесконечные минуты, я оцепенела и даже не могла сдвинуться с места, чтобы не дать этой криворукой уронить ребенка. В животе всё ухнуло, прилипая к позвоночнику, как это бывает, когда спускаешься резко вниз на американских горках.
– Фух, – выдохнула Кристина, не уронив и не покалечив малыша.
Я вся задрожала, и мне так сильно хотелось разреветься, ударить ее, словно она чуть было не угробила моего ребенка. Пусть я и злилась на нее, и ненавидела, но зла малышу не желала. Наоборот, в эту секунду я возненавидела эту грубую женщину еще сильнее. Меньше всего она напоминала любящую мать.
– Вот смотри, теперь он плачет из-за тебя, – фыркнула она, даже не испытывая раскаяния, что из-за нее чуть было не произошла трагедия.
Напротив, она посмотрела на меня с таким презрением, словно это я во всем виновата. А я силилась перебороть в себе желание унять плач малыша, который странно отзывался во мне.
Сердце мое ныло, а грудь набухла, и я знала, что так должно быть, ведь в ней сначала появляется молозиво, а потом и молоко.
К родам я готовилась основательно, читала много статей и всё переживала, что не смогу справиться с кормлением, что малыш не будет брать грудь.
А вон оно как вышло…
Моего сладкого мальчика будут кормить через зонд, а мое молоко хочет забрать любовница мужа для того, чтобы прокормить их с моим мужем сына. Как ее извращенный мозг додумался до такого издевательства? Мало ей того, что отняла моего мужа, настроила его против меня, так еще и унизить хочет.
– Ай-яй-яй, злая тетя тебя кормить не хочет. А мы возьмем и нашему папочке пожалуемся, да? У-тю-тю.
После того, что я видела, ее нежности звучали наигранно, и мне было этого не понять. Как можно так небрежно и наплевательски относиться к своему ребенку, которого ты носила под сердцем девять месяцев, а затем рожала несколько часов?!
Мое сердце сжалось в тисках ребер, и я снова чуть не заплакала, вспоминая своего собственного малыша, который не то что не познал еще материнского молока, но и ее объятий.