Мрозовский остановился перед массивной дубовой дверью, взирающей на него с равнодушием коровьей головы в лавке мясника. Точнее взирала эта дверь двумя львиными головами, застывшими много столетий назад. Напустив на себя видимость спокойствия, Мрозовский позвонил и вальяжно замер, опершись на изящную трость.

Дверь неслышно открылась и из темноты возник дворецкий.

— Вам кого? — спросил он.

— Доброго дня! Мне к пану Арештовичу. Скажите, что Эдвард Мрозовский из Управы желает иметь беседу.

— Вам назначено?

— Нет.

Дворецкий исчез так же неожиданно, прихлопнув дверь прямо перед носом Мрозовского.

Мрозовский постоял с пять минут, решил, что сегодня не его день и собрался уходить, как дверь снова распахнулась. Теперь дворецкий стоял сбоку от прохода, вытянувшись как струна.

— Пан Арештович ждёт вас в кабинете.

Мрозовский немного неуверенно покосился на дворецкого и прошёл в темноту дома. Почти сразу перед ним возникла лестница, ведущая на второй этаж, за ней темнел провал открытой двери, аппетитно пахло жаркое, вызывая звуки в животе. «Видимо у Арештовича как раз сейчас обед, — недовольно подумал Мрозовский, — Надо бы после обеда приходить, а сейчас он голодный да злой».

Дворецкий неприметной тенью сопровождал по дому и всегда вовремя подавал голос, подсказывая, направо или налево.

«Надо думать, что он ещё и не завтракал», — решил Мрозовский и не ошибся. Пан Арештович сидел за столом своего кабинета и имел весьма недовольное лицо.

— Доброго дня, пан Арештович, — Мрозовский изящным жестом вынул из внутреннего кармана визитную карточку и положил её перед Арештовичем. — Дозвольте представиться. Эдвард Мрозовский. Очень рад знакомству…

— Чем обязан? — прервал поток любезностей Арештович, не обращая внимания на яркий кусок картонки.

— Э… — замялся Мрозовский. — Пожалуй, так даже лучше. Начну с главного. Ещё сегодня утром я имел честь беседовать с вашим сыном Петром.

Новость была озвучена, и оставалось дождаться реакции хозяина дома, который вдруг налился багровым цветом.

— У меня нет сына, — сквозь зубы выдавил Арештович.

— Как же так? — невинно улыбнулся Мрозовский. — Какая неприятность! А тот молодой человек, что сидит в подвале Управы, утверждает, что он ваш наследник, — Мрозовский сделал гневное лицо и всплеснул руками. — Надо же каков негодник! Вот я сейчас вернусь, и он получит своё… Вы можете себе представить, что этот паршивец не желает называть иного имени. Что же мне сказать журналистам и начальнику Управы?

— Вы переигрываете, — скривился Арештович. — Я сам люблю театры, но из вас плохой актёр. Где мой сын и что вы хотите за то, чтобы ноги его в городе больше не было?

Мрозовский подумал, что Поль, пожалуй, уже очень далеко от Жолкева. Он вспомнил разговор на рассвете…

— Скоро ты уедешь куда захочешь. Но скажи уже, это ты убил Зеленского, Вениамина Железова и того хлопчика из прислуги? Не отпирайся. Всё сходится: ты учился на хирурга, а значит не боишься крови и умеешь управляться со скальпелем. Мне наверняка сказали, что всех троих зарезали именно этим инструментом.

— Прямо так и сказали? — устало переспросил Поль. — Скальпелем? Всех троих?!

— Именно.

— Мало ли хирургов в Жолкеве? Так уж сразу и я?

— Не ломайся. Мы же договорились: ты сейчас уезжаешь, а через два дня отдаёшь долг…

— Раз ты такой умный, то зачем спрашиваешь? Всё знаешь, всё понял. Зачем задавать вопросы?

Поль не стал отрицать доводов Мрозовского, не стал спорить, но и не согласился прямо. Дал понять, что истина совсем рядом и искать больше нечего.

…Мрозовский переступил с ноги на ногу (ему так и не предложили присесть).

— Пан Арештович, мы с вами взрослые люди и вы не можете не понимать, чего мне от вас нужно. Давайте не будем ломать комедию, вы заплатите, и я дам гарантии, что никто не узнает о вашем сыне. Даже более того, он уедет из города.

— Сколько? — Арештович стал бледен, обвисшая щека его подрагивала и, похоже, что пан может не дожить до следующего Рождества.

— Ни много ни мало, сто тысяч злотых, — сказал Мрозовский и уставился на Арештовича.

— Приходите вечером и вы получите деньги. А сейчас можете идти.

Арештович кивнул на дверь с таким лицом, с каким обычно выгоняют провинившуюся прислугу или нашкодившую собаку. Мрозовский же вежливо поклонился и вышел, высоко задрав подбородок.

«Ничего. Я это как-нибудь переживу… Подумаешь, какой пан шляхетный! Детей надо лучше воспитывать. А не умеешь, то расплачивайся за них», — думал он отстукивая тростью по раскалённой за день брусчатке, быстрым шагом удаляясь от дома Арештовичей.

В шесть часов вечера Мрозовский снова навестил Арештовичей. Прямо в передней получил от дворецкого увесистый саквояж, заглянул туда и с трудом сдержал возглас: до самого верха саквояж заполняли пачки банкнот.

Тугие, пахнущие краской купюры приятно оттягивали руку. Мрозовский решил, что сейчас он заслужил чашку кофе с ликёром и кусок торта. А еще пришла мысль о скорейшем переезде куда-нибудь подальше из города.

Можно даже устроить прощальную гастроль, бенефис, так сказать. А что? Имеет полное право — саквояж вполне увесистый. Сейчас даже можно с пани Марьяной свидание обговорить. Есть надежда, что пан Пашкевич на охоте, сезоны открывает, а, значит, кондитерша без присмотра ревнивца осталась.

Мрозовский вальяжно вошёл в кондитерскую, занял столик у окна и поставил на соседний стул саквояж.

— Доброго дня, пан Эдвард, — пропела пани Марьяна, завидев гостя. — Давно вас не было. Что желаете?

— И вам доброго дня! — ответил Мрозовский. — Мне кофе по-венски и тот вкусный торт, что вам из Австрии привозили. Кусок побольше можно.

— Какой хороший выбор сделал пан, — щебетала пани Марьяна. — А торт называется Захер-торт. Мы его давно сами выпекаем. Одну минутку, пан Эдвард, сейчас всё будет.

Пани Марьяна глянула на Мрозовского и глубоко вздохнула. Да так, что объёмная грудь её приподнялась над декольте и тут же опала. «Морской прибой, не иначе», — подумал Мрозовский, почувствовав томление, и повёл бровью так, чтобы кондитерша приняла это за ответ.

Через несколько минут пани Марьяна подплыла к Мрозовскому, немного задела его бедром, когда ставила на стол кофе и торт.

— Ах, простите, пан Эдвард. Душно так, что голова кружится…

— Только ли от жары у вас кружится голова? — тихо спросил Мрозовский кондитершу, неотрывно глядя ей в глаза. Он взял её за руку и поцеловал кончики пальцев. — Вы прелестны! Можно освежиться бокалом холодного шампанского сегодня вечером…

Кондитершу едва не хватил удар. Она испуганно завертела головой по сторонам: не заметили ли посетители такие нежности в адрес замужней пани. Но из гостей в кондитерской сегодня были только две пожилые пани, занятые беседой, и важный пан, читавший газету. Пани Марьяна ретировалась за прилавок, а через минуту прошла мимо столика и аккуратно уронила записку. «Жду вас в девять часов вечера. М.»

Мрозовский ухмыльнулся — его развеселил испуг кондитерши. Через несколько дней он уедет отсюда вместе с мамой, и теперь ему всё равно, что там прознает пан Пашкевич о шашнях своей жены.

Вечер наступал так стремительно, что Мрозовский едва успел зайти домой, чтобы припрятать деньги и переодеться. Мама ужинала курицей, пани Сима была здесь же и гладила бельё.

— Добрый вечер, пан Мрозовский, — поздоровалась она, привстав.

— Добрый, пани Сима, — кивнул он. — Подайте мне свежую рубашку, я спешу. Мама, как прошёл день?

Он быстро прошёл в свою комнату, не дожидаясь пока мама начнёт спрашивать, кто он такой и где Лёва, разложил под матрасом пачки купюр, а саквояж вполне мог бы сгодиться для шампанского и конфет. Ушёл так же поспешно, поглядывая на часы и на ходу поправляя галстук.

Мрозовский неожиданно понял, что ему сейчас невыносимо скучно. Под ним тяжело дышала и смотрела во все глаза пани Марьяна. От неё по-прежнему пахло ванилью и корицей, даже немного шоколадом, но теперь она не казалась ему загнанным зверем, мечущим молнии глазами цвета спелой вишни. Теперь всё казалось ненужным и скучным фарсом. Мрозовского даже не вдохновлял тот факт, что пан Пашкевич будет очень разгневан, если узнает об этих свиданиях. Гораздо более тревожила предстоящая эксгумация Германова, на которую наконец-то было получено разрешение. Мероприятие планировалось на середину сентября, когда станет более прохладно и труп не завоняет всю округу. Так велел начальник Управы, пожелав лично присутствовать при эксгумации. Потому к прежним беспокойствам добавилось ещё одно: он-то, Мрозовский, отлично знает, что в склепе нет покойника. Покойник совершенно спокойно шастает по Жолкеву и округе, нанимая шмальцовщиков.