— Отведите меня в камеру, — обратилась к надсмотрщику. А уходя, сказала Святославу: — А ты никогда больше не приходи ко мне. Я не хочу тебя видеть. Предатель!

— Лиля, я всё сделаю для сына, ты не переживай… — торопливо бормотал он, стараясь сказать как можно больше, пока она ещё здесь, пока её не увели.

Но вот затихли шаги, лязгнул старый металлический замок, громыхнула тяжёлая щеколда, и они опять оказались по разные стороны бытия. Каждый понимал, что они расстались навсегда.

Снова оглушительная тишина в камере и полнейшее одиночество. Лиля уже знала, что ей предстоит смертная казнь. Слишком опасное преступление на её счету — назваться членом царской семьи, претендовать на смену власти, захват трона… Подобное не прощается никому.

Лиля примет смерть достойно. Это лучше, чем попасть на каторгу и маяться там до конца жизни, превратившись в подобие человека.

Жаль только, что много у неё незавершённых дел осталось. Это прежде всего сын, которого надо вырастить. А ещё она так и узнала о судьбе своих настоящих родителей. Не разузнала подробностей и о приёмных родителях. На что она вообще потратила свою жизнь?

Сейчас, находясь в замкнутом пространстве, где каждый шаг под контролем и никаких возможностей отсюда выйти, Лиля вспоминала свою свободную жизнь, когда можно было вольно ходить по улицам и делать всё, что ей заблагорассудится. На что она потратила ту свою свободную жизнь? На балы, на интриги, на чужих людей, которым давала приют, а они её предали. А главного — судьбу родных и приёмных родителей — так и не узнала. И на сына времени не осталось. Как можно было так бездарно растратить свою жизнь? Отвлекалась на ненужное, второстепенное, забывая о главном.

Только теперь, находясь в неволе, она начала понимать ценность свободы, когда можно идти, куда захочешь и делать, что захочешь. Почему понимаешь это только тогда, когда уже ничего изменить нельзя?

Да, теперь она бы всё сделала по-другому. Но этой возможности у неё уже не будет.

Лиля, опустив голову, в рубище ступала по площади по узкому людскому коридору. Она шла, а люди расступались перед ней. Кажется, так с ней уже было? С каждым шагом она становилась ближе к виселице. Вот она уже поднимается по ступеням. Вокруг толпа любопытных, пришедших поглазеть на казнь государственной преступницы. Она стоит посреди людского моря голов. Она над ними, они стоят, задрав головы. Она поднялась на возвышение, над которым болталась петля. Ей накинули её на шею. Лиля почувствовала её грубое, колющее шею пеньковое волокно. Она подняла глаза к небу. В это время палач одним движением ноги выбил у неё из-под ног опору…

Лиля в ужасе вскинулась ото сна. Она тяжело дышала и долго приходила в себя, убеждаясь, что она всё также в тёмной и тесной одиночной камере Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Она даже потрогала стены рукой, чтобы убедиться в их явственности и в том, что всё это ей лишь приснилось. Сновидение было настолько отчётливым, что невозможно было поверить, что это сон, а не явь. Так вот какой бывает казнь! Вот как приходит смерть!

Что ж, она готова. Она достойно примет её.

На допросе она опять молчала. Ничего не отвечала и смотрела в окно. Но когда следователь Кондратьев повысил на неё голос, пытаясь её разговорить, она перевела на него взгляд и ледяным голосом ответила:

— Вы не смеете со мной так разговаривать. Вы забываете, кто перед вами.

— Ах да, пардон, виноват, я-то и запамятовал, что передо мной сидит самозванка Российской империи!

— Я не самозванка, я Романова.

— Может, и Романова, таких много по стране. Ивановых, Петровых, Романовых, Сидоровых…

— Я не из тех, кого много по стране. Я из царского рода.

Кондратьев внимательно посмотрел узнице в лицо. Неужели она действительно верит в своё столь благородное происхождение?

— По документам у вас другая фамилия, точнее сказать, другие фамилии, у вас же их не одна. Но среди них нет фамилии Романова.

— Это ничего не значит. Вы просто многого не знаете.

— Согласен! Поэтому расскажите нам всё.

Лиля снова отвернулась в окно. Не хватало ещё с каким-то холопом объясняться.

— У вас не тот статус, чтобы я с вами толковала о чём-либо, — ответила она.

— Не снизойдёте, значит? — улыбнулся Кондратьев. — Хорошо. А где ваш дружок Збарский?

— Это ещё кто такой? — удивилась Лиля. — Я таких не знаю. Вы мне своих уголовников не приписывайте.

— Збарский Фёдор Бенедиктович — это ваш сообщник. Тот, который жил в вашем доме и сопровождал вас повсюду. Вы его называли дворецким, коим он никогда не являлся.

Лиля впервые услышала имя дворецкого и очень удивилась. Она почему-то не знала, как его зовут. Но, оказывается, она ещё многого не знала.

— Збарский Фёдор Бенедиктович, уроженец деревни Невельской, отбывал каторгу…

Федя Збарский, сын кучера семьи Невельских, очень рано понял, что физически работать он не хочет, зарабатывать трудовую копейку потом и кровью — это не для него. А красиво жить, так, как живут Невельские, ему хотелось. У него с детства стали проявляться другие «таланты»: взять без спросу что-то чужое, что плохо лежит, он мог безо всяких угрызений совести. За что был бит отцом и односельчанами неоднократно. И это привело его к пониманию того, что надо брать хитростью, подходить к людям с ухищрениями, входить в доверие — и они тебе сами всё отдадут.

В отроческом возрасте Федя стал проявлять и другие таланты: он искусно подделывал подписи на бумагах. Мог скопировать любой почерк и написать любой документ. Он делал фальшивые бумаги, совершал подлоги в других деревнях и городках, у него появились первые деньги, он стал дорого одеваться и не отказывал себе ни в чём.

Но главной его целью был дом Невельских. С детства он с ненавистью смотрел в сторону большого барского дома, завидуя его обитателям. Ему тоже хотелось жить так же богато, в роскоши, как жили они. Когда Галина Невельская стала матерью внебрачного ребёнка, перед нею закрылись двери всех уважающих себя домов. В Петербурге ей и вовсе нельзя было появляться из-за её позора, поэтому она жила здесь, в глуши, в имении, нигде не бывала, ни с кем не общалась. Это и использовал Федя Збарский. Он был моложе её на семь лет, однако это не остановило его. Он как-то подстерёг Галину, когда она в одиночестве гуляла по саду. Заговорил с ней, проявил чудеса обаяния. И Галина клюнула на его удочку. Она была так одинока и гонима всеми, что внимание юного альфонса было для неё словно глоток свежего воздуха. А Фёдор понимал, что замуж её теперь никто не возьмёт — она потеряла свою честь, а этого высшее общество не прощает. Значит, у него был шанс. Он хотел стать её мужем и жить в огромном барском доме Невельских. Он был почти у цели — Галина привязалась к юному ухажёру и готова была на союз с ним. Но его арестовали. Полиция поймала его и за подлоги, подделки документов, за овладение чужими деньгами он отправился на каторгу в Сибирь.

Он вернулся через десять лет. Главной его целью всё также был дом графов Невельских. Но Галины уже не было. Он пробовал было заигрывать с Агатой, но она была не в себе, боялась его и с криком убегала. Тогда оставалось одно — юный Владимир Королевич. Надо было опутать его такими сетями, чтобы он не мог из них выпутаться и навсегда остался во власти Збарского. Мужчин в семье Невельских давно не было, поэтому Фёдору легко удалось получить власть над отроком. Хотя окружающие пытались препятствовать этому, гнали его из дому, запрещали Володе видеться с бывшим каторжанином, но всё же Фёдор одержал победу. Владимир попал под его влияние. Чтобы совсем усилить своё воздействие на него, он нашёл ему супругу. Это была Леночка Разумовская, сирота, якобы потомок по внебрачной линии кого-то из самих Разумовских. Девчонка осталась сиротой без средств к существованию. Фёдор сказал, что найдёт ей жениха, будет у неё безбедная жизнь, но взамен она всегда обязана делать то, что он, Фёдор Збарский, ей скажет и никогда ни о чём не должна спрашивать. Так он сумел полностью подчинить себе Владимира и Елену Королевичей. В их дом он приносил добытые мошенничеством и просто украденные деньги и драгоценности. Он был уверен, что здесь их искать не станут. Но когда полиция шла по его следам и уже знала, что, возможно, похищенное хранится в доме Невельских и шла речь о возможности обыска в графском имении, Збарский отправил молодую чету в Европу, чтобы они вывезли все украденные им ценности и положили там в разные банки. Там же, на берегу Женевского озера, родилась Лиля. Часть денег и драгоценностей они положили на своё имя, часть на имя своей новорождённой малышки. Фёдор избежал тюрьмы, но его богатства отныне находились в европейских банках на имя Елены и Лили. Сам он доступа к ним не имел. Когда молодая семья вернулась из Европы, полиция продолжала дознание. Фёдор зная, что к ним придут, боясь, что они всё разболтают и на эти счета наложат арест и затем конфискуют, убедил Владимира и Елену бежать. Они бежали под покровом ночи. Полиция шла следом — всем уже было понятно: раз убегают, значит, виноваты. Збарский знал одно: малышка Лиля наследница этих банковских счетов в европейских банках. Даже если что-то случится с Еленой, не страшно. Лиля сможет получить своё наследство. Именно поэтому он убедил Королевичей, что он с малюткой останется в каком-нибудь доме, а они пусть бегут дальше, отвлекая на себя внимание полицейских. Так они с крошкой Лилей оказались в доме Мещеряковых. Фёдор предусмотрительно оставил у себя все документы, которые в будущем ему и Лиле пригодились бы.