– И все равно ты хочешь взять меня замуж… Я поняла, что ты отказался от всяких моральных принципов в тот день, когда водрузил на макушку корону, омытую кровью, но я не предполагала, что ты сошел с ума. Может, я и соглашусь освободить свою магию, но я никогда не выйду за тебя замуж.

Кажется, будто кости на лице Данте перестраиваются под кожей, поскольку его черты заметно заостряются.

– Выйдешь.

– Это Бронвен скормила тебе некое пророчество о том, что я соглашусь? Если так, то у меня для тебя другое пророчество. То, которое закончится плохо для тебя, но превосходно – для меня.

– Пророчества для дураков.

Ну и неблагодарность! Какого Котла я все еще жду признательности? Тем более что в мои намерения входит вернуть корону с золотыми лучами.

– Именно пророчество посадило тебя на трон.

– На трон меня посадила слабость Лора к его маленькой «разрушительнице проклятий». Он остался бы королем-тенью, если бы я пронзил тебя клинком в роще Ксемы Росси.

– Таков был твой план?

Он двигает челюстью из стороны в сторону, словно что-то пережевывает – вероятно, ответ на вопрос. Должно быть, понимая, что я готова выхватить его меч из ножен и вонзить ему в шею, он отступает на шаг.

– Я-то думал, что вы с ним поженитесь в тот же день, когда падет Марко, но Рибио – мастер манипуляций, не правда ли?

– Не меняй тему.

– Заключил союз с королем Глейса Владимиром, притворился, будто намерен взять замуж его дочь Алёну, чтобы ты не знала о его истинных намерениях.

Я еще крепче скрещиваю руки на груди.

– Его истинных намерениях?

– Жениться на тебе из-за твоей магии. – Данте фыркает. – Вороны такие коварные.

Единственное, что я извлекла из сказанного Данте, так это то, что Бронвен не уведомила племянника о нашей с Лором связи. Иначе Данте знал бы, что королю воронов не нужна моя магия.

Любопытно, почему ты об этом умолчала, Бронвен?

– Или, возможно, у Лора достаточно своей магии и у него нет необходимости в моей? – слащавым голоском замечаю я.

Попытка задеть гордость Данте оборачивается против меня – на лице короля фейри расплывается гребаная улыбка!

– А я-то думал, что ты строишь из себя наивную. Очевидно, это вовсе не притворство.

Я хмурюсь.

– О чем ты?

– Багряный Ворон держал тебя в неведении. – Данте проводит кончиком языка по зубам, словно смакуя момент.

Готова спорить, действительно смакует.

– Может, просветите меня, Маэцца?

– С удовольствием, Фэл.

Возникает позыв на него наорать и потребовать, чтобы он прекратил использовать мое ласковое прозвище, но я прикусываю язык и жду громогласного откровения.

– Супруги – кем бы они ни были – могут пользоваться кровной магией своих шаббинских жен.

Супруги могут пользоваться кровной магией шаббинских жен?

Слова Данте перекатываются в голове, как галька на берегу, острые края царапают череп, оставляя глубокие следы. Я доверяю Лору. Откровение Данте этого не меняет. Тем не менее я несколько расстроена и весьма задета тем, что узнаю эту великую тайну от короля фейри.

Почему, Лор? Почему ты мне не рассказал?

Если подумать, то и отцу следовало поделиться информацией. Не мог же он и сам не знать? Даже если они с Деей прожили вместе всего несколько месяцев, они наверняка многое обсуждали, верно? Могут ли вороны не знать про это?

Если только… если только это не ложь!

– Тебе эту информацию скормила Мериам?

Данте сощуривается.

– Я слышал это из других уст, прежде чем меня поставил в известность Росси.

– Росси?

– Юстус Росси. Твой дедушка.

Я закатываю глаза: он что, думает, от его заклятия сна у меня совсем мозги поплавились?

– Этот фейри – не мой дедушка.

– Занятно.

– Что именно?

– Что ты считаешь родней Цереру и Агриппину, но не Юстуса.

– Не вижу ничего занятного. Это к делу не относится. И не новость для тебя.

Когда-то давным-давно, когда мы с Данте были друзьями, еще до того, как он отплыл в Глейс, мы с ним много разговаривали. Забыл ли он все или же и не запоминал? Я отбрасываю мысли прочь: какая теперь разница?

– И откуда Юстусу это известно? Он еще не родился, когда Мериам возвела барьер, поэтому не мог узнать от шаббинов, – говорю я.

Данте смотрит на меня, молча ожидая, когда до меня дойдет.

Юстус провел нас в туннели с помощью магии крови.

А значит…

– Нонна шаббинка? – ахаю я.

На лице Данте проступает самодовольство.

– Не та нонна, о которой ты подумала.

Я хлопаю глазами так часто и так быстро, что ресницы обмахивают скулы.

– Юстус женат на Мериам?

Данте кивает. Кровь отливает от лица, меня всю передергивает.

– Приплыв обратно в Изолакуори, он перенес Мериам из подземелья в… – Он замолкает так резко, что у меня подскакивает сердце.

– В?.. – Я надеюсь, что он проговорится, где именно мы находимся. Под горой Лора? Под Тарекуори?

Данте опускает подбородок.

– Если подумать, то благодаря браку с Мериам он теперь вдвойне твой дедушка.

Он явно уклоняется от ответа, однако я не сдерживаю возмущения и рычу:

– Этому фейри никогда не быть моим дедушкой! А еще я никогда не буду считать эту злобную ведьму частью своей семьи!

Как никогда не назову тебя мужем. Я не произношу последней фразы, поскольку зубы намертво приклеились друг к другу. Впрочем, должно быть, я весьма красноречиво выражаю свое отношение к Данте выражением лица, поскольку его невозмутимость сменяется хмурой миной.

Он разворачивается и продолжает путь в туннель; драгоценности в его длинных каштановых косичках позвякивают, как и шпоры.

Потолок здесь такой низкий, что почти касается макушки Данте, уплотняя кислород вокруг. Кажется, как бы часто я ни дышала, мне не хватает воздуха в легких.

– Данте, подожди! – Он не останавливается. – Предлагаю сделку!

Я по-прежнему упрямо стою на месте, солдаты-фейри дышат мне в затылок.

Данте фыркает.

– Сделки не отражаются на твоей коже.

Мерда! Совсем забыла, что он в курсе.

Он наконец поворачивается.

– Впрочем, с радостью заключу с тобой сделку, как только твоя магия…

– Сила ведьмы иссякает после ее смерти! – Из-за бешено колотящегося сердца голос звучит так, будто я задыхаюсь.

– Намерена покончить с собой, мойя?

Я вздрагиваю. Естественно, нет! Единственный, с кем я намерена покончить, – это он. И Мериам, из-за которой я, собственно, и заговорила про смерть. Впрочем, нелепое предположение Данте по крайней мере на время отвлекает меня от клаустрофобии, ослабляя чувство стеснения в груди.

– Поскольку, по-видимому, мою магию заблокировала Мериам, то ее чары рассеются с ее смертью. И нет нужны ни в заклинании, ни в полнолунии.

– Если она умрет, то пропадет и барьер, и чары на крови Реджио. Так что исключено.

Язык вибрирует в такт пульсу.

– Какие ч-чары?

– Ах да. Ты ведь прервала меня прежде, чем я успел объяснить гениальность своего дедушки. – Он сопровождает свое заявление самодовольной ухмылкой.

На языке вертится «Продолжай», но я знаю, что он и так продолжит, потому что Данте наслаждается моим невежеством.

– Нонно Коста попросил Мериам сделать кровь Реджио невосприимчивой к шаббинским чарам. Вот почему я не боюсь твоей магии.

Значит, умрешь от шпор или железного клинка.

– Разве возвращение моей магии не утянет меня за шаббинский барьер?

– В тебе течет кровь Мериам, поэтому на тебя он не действует.

Чего?! У меня отвисает челюсть.

– Но моя мама… она не могла проникнуть сквозь барьер, пока он не ослаб два десятилетия назад. И моя прабабушка, королева, она не может проплыть мимо него. – Или же… – Ведь не может?

– Нет. Но будь они по эту сторону барьера во время его создания, то могли остаться здесь.