– Боюсь, его затаенная обида перекинулась и на тебя. – Помолчав, он добавляет: – Я просил его сместить, но Марко питал слабость к этому выродку. – Его взгляд стекленеет, будто он мысленно вернулся в тронный зал Марко. После минуты раздумий он слегка качает головой. – Боги, как жаль, что после нападения змеи не утащили его на шаббинские берега.

Мужчина передо мной напоминает луковицу. Не потому что у него лицо круглое – генерал весь состоит из острых углов, – а потому, что он невероятно многослойный. Если все сказанное правда. Если нет, то он жестокий лжец.

– Влияет ли на вас соль?

Он слегка вздрагивает.

– Да.

– Значит, вы не принимаете токсичное вещество, чтобы выработать иммунитет к железу и соли?

– Я похож на того, кто готов себя травить?

– Не особенно, но и Данте не похож.

– Данте – ребенок, играющий в короля. Он готов проглотить всякое чудодейственное зелье, чтобы стать сильнее. То насыщенное железом вещество, которое убедил его принять Пьер Рой, может, чуточку менее токсично, чем то, которое употребляют одичалые…

– Одичалые? – Я вздрагиваю. Не ожидала услышать о них.

– Ну та дикая фейри, которая пыталась тебя убить. Дважды, если не ошибаюсь.

– Я их знаю, Юстус. Чего я не знала, так это что они употребляли железо.

– Ты не заметила цвет их зубов? – Я вспоминаю, что они были черными. – Или отсутствие у них магии фейри?

– Они употребляли железо! – шепчу я, и хотя это не вопрос, Юстус кивает.

– Верно.

Что ж, теперь понятно, почему у Данте зловонное дыхание и слабая магия.

Железо! Насколько нужно отчаяться, чтобы добровольно поглощать то, что способно тебя убить?

– Кто отвечает за дозировку?

– Он сам.

– Есть ли у вас хоть малейшая возможность увеличить дозировку?

– А чем, по-твоему, я занимался с тех пор, как привел его в обсидиановые туннели?

Ох и коварный же фейри этот Юстус Росси!

– Есть ли у вас хоть малейшая возможность отравить его побыстрее?

– К сожалению, нет. Он может умереть.

– Разве не этого мы все хотим?

Генерал вздыхает.

– Да, но если он умрет не от твоей руки, Котел не снимет проклятие Мериам.

Я резко распахиваю глаза и чувствую, как ресницы щекочут лоб. Так вот почему именно я должна убить Данте… чтобы снять проклятие Мериам. Но хочу ли я ее спасать? Вдруг она взбесится и опять проткнет Лора обсидиановым колом?

За дверью раздаются глухие удары, отчего сердце едва не выпрыгивает из груди.

– Лучше поторопиться, пока он не вернулся, – бормочет Юстус.

Я возвращаюсь к пуговицам и увожу разговор в сторону от темы, из-за которой генерала могут запихать в клетку по соседству с моей.

– Откуда у Дардженто ваш меч?

– Он поймал меня, когда я направлялся в туннели, и пригрозил рассказать о моем спасении. Мы заключили сделку – его молчание в обмен на мой драгоценный клинок. – Легкая улыбка касается уголков губ Юстуса. – Я знал, что рано или поздно он вернется ко мне.

– Разве у него не было собственного меча?

– Я убедил его, что Мериам заколдовала клинок таким образом, что держащий его будет невосприимчив к магии воронов и шаббинов.

Я фыркаю, представляя, каким непобедимым чувствовал себя Сильвий с мечом на поясе.

– Подумать только, клинок, который он считал залогом своей безопасности, принес ему смерть.

– Не клинок, а рука, которая его держала. – В голове Юстуса звучит гордость. Гордость за меня. Гордость за содеянное мной.

Убийство Дардженто вызывает во мне отнюдь не чувство гордости, тем не менее одобрение Юстуса не оставляет меня равнодушной.

– Вы правда намерены кормить меня обсидианом?

Его губы смягчаются, что весьма странно видеть на вечно суровом лице генерала.

– Молотым перцем. У него похожий цвет и текстура. Он вкуснее.

– Почему вы рассказали Данте, что мы с Лором пара?

– А ты бы предпочла, чтобы я рассказал ему, как ты подключилась к зрению Бронвен, потому что Мериам освободила твою магию?

– Нет. Определенно нет. – Я прикусываю нижнюю губу. – Значит, вы ему не расскажете?

– Нет.

– А если он даст вам соль?

– Я научился уклоняться от правды.

– Что насчет клятв? Вы знаете заклинание, которое не позволит клятве отпечататься на его коже?

– В его крови теперь слишком много железа, чтобы кожа могла впитывать клятвы. Я убедился сегодня утром. – Уголок его рта приподнимается.

Застегивая последнюю пуговицу на корсете, который перетягивает мне грудь, я задаюсь вопросом, как нонна поняла, что моя кровь отличается от ее, не зная о моем происхождении.

– Вы пытались вернуть их домой? – спрашиваю.

Юстус хмурится.

– Кого?

– Нонну и мамму?

– Нет, – вздыхает он. – Им было безопаснее вдали от Изолакуори. Особенно после твоего рождения. – От нежного тона его голоса у меня пальцы соскальзывают с корсета платья.

Какой же он непостижимый…

Он поднимает руку к двери, чтобы стереть печать, и я торопливо спрашиваю:

– На чьей вы стороне?

Ладонь зависает над окровавленным узлом.

– На твоей, нипота.

На этот раз, когда он называет меня внучкой, я не напоминаю ему об отсутствии между нами родства. Возможно, я и не его кровный потомок, но мы с Юстусом теперь связаны через кровь Мериам.

Кровь и тайны.

К слову о тайнах…

– Почему вы позволили Мериам связать нас кровью?

– Потому что узы крови помешают его магии. – Он проводит тыльной стороной ладони по символу.

– Я думала, с этим разберется неббенский химикат?

– Не этой магии, – бормочет он.

Прежде чем я успеваю спросить его, какого Котла он имеет в виду, он нажимает на ручку двери. Катон чуть ли не падает на Юстуса. Очевидно, он подслушивал.

– Хотя бы изобрази скрытность, Брамбилла, чтобы не позорить честь сержанта.

На лице Катона вспыхивает румянец, который кажется ярче из-за резкого контраста со светлыми волосами и униформой.

– Я-я собирался постучать. Я вовсе не…

– Успокойся. У меня есть дела поважнее, чем понижать тебя до рядового солдата.

Я чуть не фыркаю. К счастью, успеваю поймать звук. Нельзя веселиться, иначе вызову подозрение у людей, которые должны оставаться в абсолютном неведении.

По пути обратно в камеру я не спускаю взгляда с раскачивающегося из стороны в сторону хвостика генерала, однако мысленно перебираю те клочки прошлого, которые мне только что преподнес Юстус.

Мама сама отрезала себе кончики ушей. Мерзко и душераздирающе. Кроме того, нисколько не уменьшает чувство вины за то, что я вторглась в ее чрево.

Внезапно я жалею, что пока нас защищала печать Юстуса, я не воспользовалась возможностью, чтобы узнать, есть ли надежда вернуть ей разум. Может, Мериам знает подходящее заклинание? Или Зендея? Способна ли она исправить причиненный ею ущерб? Где она?

Из всех вопросов, которые у меня есть к Юстусу и Мериам, этот самый насущный. Я решаю, что при следующей же встрече с Мериам заключу с ней сделку. В обмен на снятие ее проклятия я потребую встречу с матерью.

Минуют бесконечные дни, и единственные живые души, которых я вижу, – охраняющие мою клетку спрайты и солдаты. Я пытаюсь силой мысли заставить Юстуса открыть мою дверь. Бесполезно. Таким же образом пытаюсь заставить Бронвен завладеть моим взглядом – или как там работает наша глазная связь? – но столько бы я ни старалась, Небесного Королевства мне не видать как собственных ушей.

Единственное развлечение – наблюдать за спрайтами Данте, которые в поте лица летают туда-сюда по винным стеллажам, чтобы установить четыре шеста, поднятые Катоном и другим солдатом. Мое веселье от зрелища заметно ослабевает, когда до меня доходит смысл их занятия – шесты должны поднять мою клетку над полом. В ближайшем будущем больше никаких кружений.

Огненный фейри только что закончил приваривать тяжелые цепи к установленным столбам, когда Юстус наконец появляется в дверном проеме подвала.