Продуманность поездки и восхищает, и пугает: с одной стороны, наконец-то Флоренс путешествует с человеком, у которого все под контролем до мелочей вроде такси и точной, ко времени, брони в гостинице. С другой – ее никто не спросил, и от этого ужасно хочется сопротивляться чужим планам. Устроить бунт на корабле, сбежать в ночи в какой-нибудь бар и вернуться под утро пьяной и еле стоящей на ногах, но на своих условиях.

Еще одна тема, которую ей стоит обсудить с собой.

Они начинают разговаривать, только когда такси везет их к неприметному козырьку с полосатой бежевой маркизой. Понемногу, сначала перебрасываются несколькими фразами о соседних улицах, о смешном французе в полосатой рубашке, и уже у входа в гостиницу Джек приходит в себя.

– Мы очень торопимся? – спрашивает Флоренс, незаметно сжимая его локоть на ресепшене.

– Нет, – он опускает взгляд на ее руку, – но мы же сюда не за этим приехали?

– Уверен? Не говори, что у нас строгий график и туда не включен даже отдых после перелета.

– Какой-какой отдых?

Джек подхватывает ее чемодан и свою сумку и показывает взглядом на коридор.

– Всю дорогу проспала, а теперь устала, – ворчливо произносит он. – А галерея Лели Мордок, видимо, подождать должна.

– Я была у нее в Майами. Так что…

Флоренс толкает дверь и застывает на пороге: это не просто номер в гостинице. Это изысканные апартаменты, которые больше похожи на президентский люкс в каком-нибудь сетевом отеле. Только чуть изящнее: здесь искусно сочетаются атмосфера уюта и творчества, шестидесятые и современность.

– Ну да, ее галерея в Париже не может удивить такую искушенную галеристку, как Флоренс Мендоса. – Джек заставляет ее сделать пару шагов вперед и закрывает за ними дверь.

– Знаешь, что на самом деле удивляет?

– Просвети меня.

– Ты.

Он купил им билеты в бизнес-класс и уступил место у окна. Он забронировал чудесный отель, от которого веет настоящей романтикой. Он выстроил целый план и тратит свой отпуск на то, что интересно им обоим. И одно то, что он решил провести свободное время именно с ней, заставляет землю уходить из-под ног.

– Меня удивляет Джек Эдвардс, – Флоренс кладет руки ему на плечи, – точнее, не устает меня удивлять.

Она приподнимается на цыпочки и целует его. Как принцесса из сказки, которой себя чувствует: сложно поверить, что кто-то приготовил для нее такой сюрприз. Слова опять кажутся фальшивыми, но она все равно шепчет в поцелуй:

– Спасибо.

Отпустив вещи, Джек обхватывает ее за талию. Он поднимает Флоренс и кружит по комнате, не отрываясь от ее губ. Она хватается пальцами за его плечи: так можно провести целый день. Просто целоваться, разговаривать, а потом снова целоваться.

Сумки забыты, и весь мир тоже растворяется в тумане, когда Джек опускает ее на гигантскую кровать. Флоренс смеется, но стоит его поцелуям двинуться ниже, робко протестует:

– Нам бы в душ…

– Ни за что, – отвечает он, стягивает с нее футболку, хватается пальцами за край джинсов, – я хочу чувствовать.

– Джек… – просит она, выгибаясь под его руками.

В ответ он оставляет поцелуй на ее груди и делает глубокий вдох.

– Твой запах уникален. Однажды я сойду от него с ума… И буду счастлив.

Эти слова переворачивают Землю и уносят Флоренс в открытый космос. Она перестает чувствовать опору, но та ей больше не нужна: только он. Сейчас.

Не сдерживаясь, она стонет от нежных прикосновений, тянется освободить и его от лишней одежды. Джек повинуется каждому ее движению, и когда они оба оказываются обнаженными, он падает рядом и смотрит на нее настолько пронзительно, что Флоренс чувствует себя еще более голой, чем есть.

– Голова кружится, – признается он, – понимаешь, для тебя даже нужных слов не придумали.

– А мне казалось, что у тебя на все слова найдутся, – улыбается Флоренс.

Она проводит пальцем по его губам. Джек перехватывает ее руку, целуя ладонь. Он жмурится, и эта ласковая открытость заставляет сердце пропустить еще один удар.

– Я… – Он распахивает глаза, испуганно замолкает. – Нет, иди сюда.

Джек перекатывается на спину, тянет Флоренс за собой.

– У меня все зажило, – ухмыляется он, – теперь у тебя нет оправданий.

– Каких оправданий?

– Садись мне на лицо. Сейчас.

– Джек, – Флоренс надеялась, что они не вернутся к этой теме, – говорила же, такое не совсем для меня. Тем более сейчас, после дороги.

– Тем более сейчас, – повторяет он, – пожалуйста. Мне это нужно.

Флоренс не знает, как объяснить, что ей, скорее всего, будет некомфортно. Слишком чувствительно, да и не очень-то удобно. Но глазам Джека сейчас отказать невозможно.

Стоит ей оказаться на коленях, он сам соскальзывает ниже, и от первого же прикосновения из груди вырывается низкий стон. Приходится немного наклониться, хватаясь за изголовье кровати, чтобы не упасть.

Невесомые ласки пробуждают каждую клетку тела. Движения Джека поднимают внутри новую волну удовольствия, будто он точно знает, что делать. В ушах шумит от возбуждения, и даже собственные стоны звучат как далекое эхо. Прежде чем Флоренс понимает, насколько была не права, его пальцы сжимаются вокруг ее бедер, и перед глазами пляшут звезды, взрываясь мириадами сверхновых.

Он не выпускает, ни когда она умоляет, ни когда падает лицом вниз, не в силах больше держать спину. Хуже того – в нее медленно и осторожно проникают два его пальца, посылая по все еще пульсирующему телу электрический заряд. Каждый дюйм – очередная волна, и Флоренс уже не стонет – она рычит, отчаянно цепляясь за простынь.

Джек прижимается к ней губами, в его шепоте не разобрать слов, но это будто признание. Пусть Флоренс и не знает, в чем именно, но ощущает в его ласках что-то совсем новое. В прикосновениях – бесконечная нежность, от которой в душе разливается горячее, незнакомое чувство, что жжет изнутри и ищет выхода.

Флоренс зовет его по имени, но в ответ Джек только держит ее крепче, ускоряясь. Его пальцы находят чувствительную точку, прижимаются к ней и получают в ответ отчаянный неконтролируемый стон. Кажется, это воспринимается как похвала: движения становятся агрессивнее, и второй оргазм, накатывающий неожиданно, окончательно выбивает из головы все мысли.

Ей физически необходимо ответить лаской на то, что она сейчас ощущает. Флоренс сползает, как только Джек ослабляет хватку, и на четвереньках опускается к нему.

– Ты делаешь ужасную вещь, – шепчет она бездумно.

– Не ври, что не понравилось. – Джек очерчивает пальцем ее грудь. – Твое тело не умеет обманывать.

– Слишком понравилось. Никто раньше со мной такого не делал. Я боюсь, что больше никто и не сможет.

– Надеюсь, – усмехается он и приподнимается на локтях. – Не так. Рассчитываю на это.

Джек хочет оставить ее себе. Эта мысль поднимает внутри одновременно протест и возбуждение. Это плохо, что они так привыкают друг к другу. И в то же время приятно быть его единственной девушкой, пусть и на время. Знать, что он тоже хочет быть единственным.

– Ты – моя, – вдруг говорит он и подгребает Флоренс под себя.

Она обхватывает его за плечи, тянет к себе и чувствует собственный вкус на его губах. Джек опускается к ее шее с кусачими поцелуями, одной рукой раздвигая ей ноги и бормоча слово «моя» бесчисленное количество раз.

Это пьянит хуже джина, и Флоренс словно плывет в облаках, окончательно потерявшись в ощущениях. Джек резко входит в нее, набирая жесткий и агрессивный темп. За секунды он превращается из нежного мальчишки в хищника, который заявляет свои права на добычу.

Флоренс царапается в ответ, двигаясь навстречу, огонь внутри разгорается с новой силой, и вскоре она неожиданно слышит свой голос, повторяющий:

– Мой. Ты – мой.

Что с ней? Казалось, она аккуратнее. Но Джек начинает кусать губы, как всегда делает, если сдерживается, и Флоренс не дает ему ни малейшего шанса: обхватив его бедра ногами, она подтягивается губами к чувствительному месту на его шее.