Не нужно думать, что стражи порядка были бездушны. Родных у старика не было, в дом престарелых, равно как и в тюрьму, его не брали, а грешков за ним водилось немало. Стоило ему переночевать на вокзале, как сразу поступали жалобы о мелких хулиганствах с его стороны и попытках краж. Для тюрьмы он был слишком дряхл, вот и не трогала его милиция, а лишь старалась избавиться. Со стороны казалось, что он гордится своей грязной одеждой и тем, что люди брезгливо уступают ему дорогу. Лишь гораздо позже я снова все это увидел, только – в «новой» России.

Вернемся к нашей истории, счастливый конец которой уже близок. В 19:30 пришла последняя электричка, но Геннадий навстречу мне не вышел. Я оторопел от такого поворота событий, но тут шутник вылез из ближайших кустов, и мы обнялись, как после долгой разлуки. Выпотрошив свой чемодан, я снова стал сержантом Советской Армии. В груди стучала тревога. Для начала – меня не узнала жена Саши, заступившая в билетную кассу, так как я был уже не в спортивном костюме, а в военной форме. После опознания она сообщила, что на проходящую «единицу» (Владивосток—Москва) билетов нет. Хотелось послать все к черту, отказаться от отпуска и вернуться в часть. Следующий поезд проходил только утром. По приходе поезда в 23:55 сообщили о наличии билетов в СВ, но на них у нас не было денег. Проводники экспресса отказывались сажать нас в поезд, хотя мы были готовы ехать всю дорогу в тамбуре. Бригадир, старый еврей, выслушав нас, покачал седой головой. На часах было 00:01. Я понял, что проклятый день закончился и нужно только поднажать на судьбу. Что я только не обещал старику, в то время как проводники убеждали его, нас не брать! Он снова покачал головой:

– Что с нами жизнь делает! Залазьте!

Повторять нам было не нужно. Проводники продолжали убеждать бригадира ссадить нас, ведь взять с солдат нечего. Мы с замиранием сердца ждали отхода поезда. На станции «Зима» поезда стоят долгих 18 минут.

Поезд тронулся. Из купе вышел солдат, который слышал весь разговор. Он протянул нам пятёрку:

– Завтра я буду дома, вам нужнее.

Билеты нам обошлись дешево. Старик, взяв наши старые билеты, рассчитал только надбавку за скорость: мне – до Кирова, а Гене – до Москвы.

Нам предстояло четыре часа проспать валетом на одной койке, прежде чем освобождалось второе место в купе, но это, естественно, нас не утруждало. В поезде тормоза снялись. Все прошлое казалось сном, усталость валила с ног. Мы вышли в тамбур, выкурили по сигарете, открыли купленный в Иркутске «коньяк», оказавшийся компотом. В эту ночь в поезде мне снилось, что нас все время пытаются ссадить с поезда, и, хотя мы не знаем, куда он едет, обеими руками держимся за поручни.

21.03.89

Ему опять досталось ехать ночью, в дождь, по этой паршивой дороге. За ночь надо было покрыть тысячу километров, поэтому он старался «идти» не меньше ста километров в час. Чёрт бы побрал это начальство. Как всегда, позвонили вечером и сказали, что на границе он должен быть в 10 утра. Чёрт бы побрал эту погоду. Ну почему, как ему выезжать, так обязательно идёт дождь. Чёрт бы побрал эту дорогу. Её, похоже, отремонтируют только к его пенсии.

Грузовики поднимали тучи водной пыли так, что даже в ускоренном режиме «дворники» не успевали чистить стёкла. Чтобы обогнать длинные «фуры», он чуть отставал, включал пониженную передачу, и когда не было встречных машин, обходил впередиидущий автомобиль. Дорога ремонтировалась вот уже который год. По ней с трудом разъезжались два грузовика, поэтому автомобили скапливались длинными колоннами.

Он обгонял колонну, догонял через несколько километров новую и снова ждал момента, чтобы сделать новый рывок. Глаза уже устали всматриваться в лобовое стекло. Водители, одурев от погоды и дороги, часто не переключались на ближний свет.

Особенно слепили грузовики, чьи фары были как раз на уровне его глаз. Обочины не было видно вообще. Его машина уже пару раз стучала правыми колёсами по гравию. Он автоматически жался к центру дороги. Иногда казалось, что автомобиль заденет зеркалом встречную машину.

У него было прескверное настроение, впрочем, оно было таким последние несколько лет. Годы шли, он вертелся как белка в колесе, но ни на шаг никуда не продвигался. Вечно ни на что не хватало денег. Хоть жена и не говорила ему никогда ни слова упрёка и не ставила в пример более удачливых друзей, но от этого молчаливого терпения ему было ещё хуже. Сын вырос оболтусом, помощи от него было «ноль», никакой опоры. Он ехал и думал: «Как же это получилось? Всё начиналось совсем неплохо. Закончил хорошую школу, потом – институт. Женился по любви, да и сын родился, как сам о том мечтал. Что же всё-таки произошло?»

Пробовал пить, но организм не принимал алкоголь, зато полюбил компьютерные игры. Там было всё сложно и просто одновременно. Зашёл в коридор, уничтожил противника, забрал трофеи. Если выбрал не тот путь – не беда: всё равно найдёшь нужный тебе коридор. Убили – тоже не беда: нажал Enter, и ты – снова в игре. Он точно знал, откуда его беды в жизни: видимо, когда-то выбрал не тот «коридор». Не там учился, не на той женился, не туда пошёл работать. Причина рождает следствие. Всегда пишешь сразу набело. Ошибки непоправимы. «Было бы здорово, – подумал он, – если бы можно было погибнуть, нажать Enter и снова начать жизнь заново».

Около четырёх утра глаза стали слипаться. Остановиться бы на пять минут, да проветриться, но там, за стёклами автомобиля, идёт паршивый осенний дождь, да и с обочины в такую погоду снесут и не заметят. «Не так я живу, – снова он стал терзать себя: – И ничего уже не будет по-другому. Я выбрал не тот „коридор“».

Его автомобиль выскочил на хороший участок дороги. Впереди было чисто, лишь изредка попадались встречные машины. Он разогнался до 140 километров в час, когда увидел сломавшийся грузовик на своей половине дороги. Ничто не мешало его объехать, но он только сильнее нажал на акселератор. Жизнь – дерьмо. Погибнем и начнём её заново. Кто-нибудь нажмёт Enter.

Машина со всей силы врезалась в грузовик. Он умер мгновенно. Никто не нажал Enter. Где-то на небесах на мониторе напротив его имени появилась запись Game over.

25.05.99

Тебе – всего тридцать пять, а ты чуть не умер от инсульта. Как могло случиться так, что твой молодой организм вдруг дал сбой и едва не отправил тебя к праотцам? Слава богу, обошлось, но страх поселился в голове. Страх, что ничего не успеешь. Так много ещё нужно сделать, так мало ещё сделано.

Страх. Как он смог забраться в тебя? В жизни тебе доводилось рисковать, и ты не думал о смерти: всегда знал, что она придёт, но верил, что ей ещё далеко ковылять до тебя. Ты не испугался её даже год назад, когда заснул за рулём, и только ангел-хранитель твой или кого-то другого, сидящего в машине, чудом спас всех от смерти. А сегодня испугался. Смерть коснулась тебя своим холодным крылом, когда ничто не предвещало опасности. Просто прилёг на диван, потому что плохо себя почувствовал. А жизнь вдруг чуть не закончилась. Вот тут, лежа на диване, ты испугался. Такой же страх испытывает воин, лежащий на привале, когда чьи-то руки из-за спины хватают его за горло, и холодный металл кинжала входит в сердце. Ещё вчера он отважно бился на поле боя и был готов умереть в любую секунду, но не сегодня, когда смерть пришла со спины.

На Костромских разливах – утренняя заря. Серые сумерки скрывают сделанный на скорую руку шалаш. Призывно кричит подсадная. С неба к ней падает удалой селезень. У него большие планы на эту весну. Грохот выстрела разрывает тишину. Красавец оставил на воде только шлейф перьев и безжизненное тело. И так несколько раз за зарю. Ты не знаешь, будешь ли жить завтра, а всё стреляешь. Ты уже и сам не рад, что засел с ночи в шалаш вместо того, чтобы спать в палатке. Но это временные сомнения. Вечером, на вальдшнепиной тяге, ты снова зарядишь ружьё, чтобы встретить смертью песню лесного кулика.