На нее кто-то смотрел, Харриет это чувствовала, и в голове родился звук, больше всего похожий на жалобное хныканье. Харриет медленно повернула голову и вжалась в спинку кресла, не находя в себе сил отодвинуться от стола.

Только стол отделял ее от умершей женщины.

Глаза Аннабель Рочестер были того же глубокого черного цвета, как и в первый раз, когда Харриет увидела ее из дыры над бальным залом. Кожа походила на алебастр, чуть тронутый мерцающим голубым оттенком, а темные распущенные волосы плыли по воздуху, как под водой, и широкие рукава платья тоже. Бледно-синие губы разомкнулись, и Харриет захотелось сильно зажмуриться, но она не посмела.

Ужас разрывал сердце, и она была на грани слез, но к этому ужасу примешивалось что-то еще. В воздухе, кроме неприятной жары, разлилось страдание, и у Харриет не было выбора – она вдыхала его, и оно превращалось в ледяные когти, вонзающиеся прямо в сердце.

Привидение заговорило чуть слышным мелодичным шепотом:

– Ты им расскажешь? Расскажешь правду о том, что здесь произошло со мной и моим возлюбленным мужем?

Харриет смотрела, не в силах произнести ни слова.

– Прошу тебя.

Аннабель с мольбой подняла руку – не бледную, а черную, обгоревшую. Харриет разглядела обнажившуюся кость и сухожилия там, где огонь пожрал плоть.

Харриет быстро кивнула и сразу отвернулась. Через мгновение удушающая жара прекратилась, а свечи погасли.

– Что это было? – спросила Лиззи, отпуская руку Харриет.

Бенедикт пошевелился, словно собираясь встать, но Харриет его не отпустила.

– Харриет? – Он дернул руку.

Казалось, прошла вечность, во время которой лорд и леди Честерфилд жаловались, а леди Дортеа произносила какие-то подбадривающие слова, пока в гостиной вновь не зажгли свечи. Латимер стоял у зажженного настенного канделябра.

– Ты это видела? – просияла Лиззи.

Харриет слабо кивнула.

– Дверь захлопнулась сама собой, и свечи! Что это было, мадам Люба?

Харриет посмотрела на остальных и поняла, что никто из них не видел леди Аннабель, хотя глаза гадалки странно заблестели, когда она ответила:

– Не знаю, мисс Пруитт. Иногда духи видны не мне, а кому-нибудь другому. – Она бросила на Харриет такой быстрый взгляд, что никто этого не заметил.

– Харриет, – повторил Бенедикт, все-таки вырвав свою руку и рассматривая ее. Харриет тоже посмотрела. Ладонь его покраснела, на ней остались крохотные царапины от ее ногтей.

Бенедикт смотрел на Харриет – она отжала махровую варежку, села рядом с ним и взяла его за руку. Потрогав оставленные ее ногтями царапины, она испуганно наморщила лоб.

Харриет так сильно стиснула его руку в те последние минуты с мадам Любой, что было довольно больно, черт возьми! Выражение ужаса на лице и слезы в ее расширившихся глазах, прикованных к противоположной стороне стола, заставили его забыть о боли.

– Ты не хочешь рассказать мне, – произнес Бенедикт, и голос его показался очень громким в пустой кухне, – что тебя так напугало? Ты едва не оторвала мне руку.

– Прости, Бенедикт. – Испуганное выражение на лице Харриет не исчезло, но она помотала головой. – Я не хотела.

– Знаю, Харриет. – Он смягчил тон. – И мне не больно. Я просто хочу знать, почему ты так перепугалась.

Она коротко глянула ему в глаза и отвела взор. Бенедикт решил, что она не ответит, и передвинулся в кресле, чтобы прикоснуться к Харриет, но тут она заговорила:

– Я кое-что увидела там, в гостиной. – Харриет устало вздохнула, словно, сказав это вслух, поняла, что с ней не все в порядке. – Я уже видела это раньше.

Бенедикт свел брови, повернул ладонь и взял ее руку в свою. Пальцы были холодными.

– Что именно?

Бенедикт узнал тяжелые, грохочушие шаги раньше, чем человек вошел в кухню. Латимер бросил короткий взгляд на их сцепленные руки.

– Это пришло днем, Брэдборн, но мы не смогли отыскать вас в доме до начала развлечения в гостиной.

Бенедикт отпустил руку Харриет, развернул сложенный лист бумаги и прочел вслух строчки, написанные дрожащей рукой:

– «Мистер Брэдборн и мисс Мосли, я вспомнил имя джентльмена, справлявшегося о часах. Его звали Роупош Крэндал». Подписано: «Фейгин Осборн».

– Странно, – сказала Харриет. – Имя, я имею в виду. Оно тебе знакомо?

Бенедикт покачал головой, но ничего не сказал. Он смотрел на Латимера, еще не ушедшего из кухни. Тот поймал его взгляд, глубоко вздохнул и сунул руку в карман.

– Дортеа обнаружила это у себя на подушке. – Он протягивал другой лист бумаги, развернутый и исписанный аккуратным почерком.

– Когда?

– Сегодня ночью.

– Тот же почерк, что и в других письмах?

– Тот же. – Латимер кивнул, и его отталкивающее лицо сделалось еще уродливее. – Он был в доме, рядом с нами. Незадолго до одиннадцати, когда Дортеа уходила из комнаты, записки не было, а нашла она ее, вернувшись из гостиной.

– Я не удивлен, – бросил Бенедикт, просматривая записку.

– То есть?

– Бенедикт считает, что шантажист живет в доме, правда, Бенедикт?

Он вскинул бровь, глядя на Харриет поверх письма.

– Я говорил тебе, что ты очень сообразительна, Харриет?

Она улыбнулась в первый раз после сцены в гостиной:

– Спасибо.

– Что вы имеете в виду – в доме? – спросил Латимер с каким-то новым оттенком в голосе.

– Мистер Хогг мог свободно заходить в дом, так? Меня не удивит, если есть еще кто-нибудь, пользующийся преимуществом своего положения.

– Как насчет исчезнувшей служанки? Она в это замешана?

– Только не Джейн, – покачала головой Харриет.

– Нет, – подтвердил Бенедикт, – не Джейн, но кто-то… Возможно, вовсе не из прислуги.

Латимер засмеялся горьким подозрительным смехом.

– Вы считаете, лорд и леди Честерфилд способны убить человека? Может, сэр Рэндольф или девчонка Пруитт, подружка Харриет?

Бенедикт пожал плечами. Харриет поспешно сказала:

– Это с таким же успехом мог быть какой-нибудь случайный гость, знающий и дом, и кое-что о прошлом леди Крейчли.

Бенедикт снова пожал плечами:

– Он вошел в дом незамеченным.

– Это несложно, – отозвался Латимер, немного успокоившись. – Слуги вечером либо разошлись по домам, либо легли спать. Мы с Дортеей, да и все остальные, кто мог заметить чужака, были в гостиной.

– Возможно, – согласился Бенедикт. – Кто пришел последним?

– Лиззи, – сказала Харриет, – и я.

– Первыми к Дортее и мадам Любе присоединились Честерфилды, а за ними сэр Рэндольф, – закончил Латимер.

– Мне нужен список гостей, которых принимала здесь леди Крейчли, а также слуг – бывших и теперешних. – Бенедикт положил письмо шантажиста на стол. – А пока не оставляйте леди Дортею одну. Прошло всего несколько дней после того, как шантажист угрожал убить ее.

– Вам не потребуется повторять дважды, – сказал Латимер, поворачиваясь к выходу.

Он смотрел, спрятавшись в тени, как Брэдборн и мисс Мосли поднимались вверх по лестнице. Бенедикт одной рукой по-хозяйски, бесцеремонно придерживал Харриет за спину. Они негромко разговаривали, сблизив головы.

Не важно. Человек в тени наблюдал за ними уже некоторое время. С того момента как он понял, что эти двое решили помогать леди Крейчли в поисках шантажиста, самым главным делом для него стало не выпускать их из вида. Он, шантажист, не видел никакой опасности в интересе мисс Мосли. Вот Брэдборн – совсем другое дело.

Шантажист навел кое-какие справки, точнее, послал наводить справки Хогга незадолго до того, как тот умер. Похоже, Бенедикт Брэдборн служил сыщиком на Боу-стрит. Он прибыл в Англию в возрасте пятнадцати лет, обремененный двумя сестрами, и заботился о них так, как не всякий мужчина заботится о семье в сорок. Очевидно, он сумел отлично зарекомендовать себя, работая на Боу-стрит, и это тревожило шантажиста. Брэдборн никогда не оставлял дело незавершенным, а преступника безнаказанным, и чтобы испортить блестящий послужной список сыщика, требовались самые крутые меры.