Она состроила гримасу:

– Мне почти тридцать, а я до сих пор не могу позаботиться даже о петунии.

Бенедикт еще улыбался, когда услышал грохот копыт и шорох листьев, словно откуда-то сзади мчались все псы ада. Он резко нахмурился и остановил жеребца, заметив проблеск движения на тропе.

Бенедикт предостерегающе закричал за мгновение до того, как белая кобыла выскочила из леса и пронеслась на волосок от жеребца Харриет. Серый испуганно заржал, отрывая передние копыта от земли. Уздечка вырвалась из руки Бенедикта. Он услышал крик Харриет – жеребец встал на дыбы, и она, задохнувшись, рухнула на землю.

Эллиот натянул поводья и обернулся.

– Мне так стыдно! Я не знал, что здесь кто-то есть.

– Нужно было смотреть! – рявкнул Бенедикт.

Серый потрусил в сторону конюшни. Бенедикт подбежал к Харриет, которая лежала на земле, раскинув руки и глядя в небо. Ее густые волосы рассыпались вокруг головы как солнечные лучи.

– Харриет! – Бенедикт опустился на колени и приложил ладонь к ее раскрасневшейся щеке.

– Чудесный день, – небрежно бросила она.

– Ты не ранена? – Ему не понравилась тревожная настойчивость в собственном голосе. Он внимательно осмотрел ее руки и ноги – нет ли переломов.

Харриет помотала головой, потом перевела взгляд на Бенедикта и посмотрела ему в глаза.

– Ну почему все это происходит со мной? – прошептала она.

– Мисс Мосли, голубушка, вам больно?

Эллиот так и не спешился, и Бенедикт – глядя, как тот придвигается все ближе, – не сомневался, что он сейчас затопчет Харриет.

Бенедикт посмотрел на Эллиота, и что-то в его взгляде заставило наездника попятиться назад.

– Вы могли сломать ей шею! – гортанным голосом произнес Бенедикт.

– Я не хотел, – заморгал Эллиот.

– Убирайтесь отсюда к черту!

– Бенедикт! – предостерегающе воскликнула Харриет, не вставая со своей подстилки из травы.

– Я подойду к вам позже, мисс Мосли, – сказал Эллиот и поскакал прочь.

Разгорячившийся от злости Бенедикт помог Харриет сесть.

– Чертов дурак! – прорычал он, развязывая на ней шляпку, которая болталась у Харриет на шее.

Харриет удивленно посмотрела на него:

– Почему вы так сердитесь, Бенедикт?

– Я пообещал, что с вами ничего плохого не случится, а почти случилось. – Он все еще возился с узлом.

Харриет легко прикоснулась к его ладони. Бенедикт поднял голову и увидел ее ласковую улыбку. Она казалась героиней какой-нибудь волшебной сказки. Густые волосы рассыпались по плечам, в них запутались листья.

– Бенедикт, – сказала Харриет, – мне кажется, ваш Гарфилд мог бы гордиться тем, каким вы стали.

Их губы разделяли какие-нибудь несколько дюймов, дыхание смешивалось. Бенедикт ощущал тепло ее взгляда как что-то осязаемое.

Харриет моргнула и оглянулась.

– Мы здесь у всех на виду, сэр. Я должна встать прежде, чем кто-нибудь увидит меня в таком неловком положении.

Он кивнул, внезапно сообразив, что дом со множеством окон совсем рядом и где-то на лужайке находятся и Эллиот, и Элиза Пруитт. Харриет, конечно, женщина очень необычная во многих отношениях, но Брэдборн не смеет так беспечно обращаться с ее репутацией. Бенедикт помог ей встать на ноги, она отряхнула юбку и вытрясла листья из волос.

Бенедикт предложил ей руку, и они направились к дому.

– Знаете, Бенедикт, – сказала Харриет, когда они были уже на полпути к дому, – с вами очень интересно.

Бенедикт вскинул бровь:

– Вы первый человек, который так думает. Я уверен, что большинство считает меня скучным, а то и вовсе утомительным.

Она посмотрела на него и серьезно произнесла:

– Должно быть, они вас совершенно не знают.

Харриет сидела над своим дневником минут тридцать, но никак не могла подобрать слова, чтобы описать случившееся с ней прошлой ночью. Она часто поглядывала в окно, уносясь куда-то мыслями, и наконец сдалась, задвинула стул, но тут услышала стук в дверь.

– Мадемуазель?

– Войдите! – крикнула Харриет, сунув дневник под книгу.

– Добрый вечер, – присела в реверансе Джейн. – Простите, что так поздно. Я только смахну пыль и перестелю… О! – Она глянула на постель Харриет с аккуратно сложенным одеялом. – Вы делаете за меня мою работу, мадемуазель Харриет.

– Я вообще-то не собиралась, – неловко ответила та. – Это привычка.

– Не беспокойтесь. – Джейн вытащила из-под передника перьевую метелку. – Я сейчас все сделаю, хорошо? А почему бы вам не спуститься вниз? Ни к чему дышать пылью.

Харриет улыбнулась, сильно сомневаясь, что пыль может ей повредить, но все же оставила горничную заниматься делом и лишь на мгновение замешкалась у двери, чтобы глянуть на комнату Бенедикта.

– Мистер Брэдборн ушел в деревню, – сказала из-за ее спины Джейн.

Харриет вздрогнула – неужели ее мысли так очевидны?

– Он просил передать вам, что сегодня вернется поздно, – рассеянно добавила горничная.

– Спасибо, – облегченно поблагодарила Харриет; как хорошо, что Джейн не может читать ее мысли! Она повернула к лестнице, но застыла на месте, услышав пение Байрона Эллиота, сопровождавшееся звуком его шагов – он поднимался вверх. Уже чувствовался запах его укрепляющего средства для волос.

Харриет повернула в противоположную сторону, помчалась по коридору и смешалась с темными тенями в дальнем конце, поглядывая на лестницу.

Не то чтобы ей не нравился мистер Эллиот, но его постоянные разговоры о поэзии и великих поэтах, большинство из которых она не удосужилась прочитать, начали надоедать, Несколько дней назад на прогулке он внимательно смотрел на нее, декламируя стихотворение о поцелуях лунных лучей и небес. Харриет чувствовала себя очень неловко, и скоро ее вежливая улыбка превратилась в гримасу.

Прежде чем показаться на глаза, Эллиот остановился, поправил галстук, завязанный с точно рассчитанной небрежностью, и кончиками пальцев вытянул на лоб черный блестящий локон. Приведя себя в порядок, он направился прямо к открытой двери в комнату Харриет.

– Куда ушла мисс Мосли? – Харриет показалось, что она услышала в его голосе раздражение.

– Я думала, вы разминулись с ней на лестнице, мсье. Она вышла минуту назад.

Эллиот нахмурился и всмотрелся в коридор. Харриет прижалась спиной к стене и сильно зажмурилась, словно это могло сделать ее невидимкой. Его шаги направились к лестнице.

Слева от нее был поворот в коридоре и всего несколько футов до обгоревших остатков старой лестницы. Оттуда тоже слышались шаги. Харриет медленно повернулась. Шаги становились все громче, словно кто-то приближался к ней. Харриет задержала дыхание и почувствовала изменения в воздухе. Вдруг резко похолодало, а потом температура поднялась до удушающей жары. Харриет, нахмурившись, сделала шажок в сторону сгоревшей лестницы не в силах вспомнить, было ли здесь так жарко в прошлый раз. Со лба скатилась капелька пота и защекотала ухо. Харриет вытерла ее. Шаги стихли.

Харриет пронизала дрожь. Она приготовилась к новой встрече с человеком с темными волосами и холодным взглядом, но никто не поднимался из черного провала. Харриет подобралась еще ближе к прогоревшим половицам. Она ничего не увидела в темноте, но ей показалось, что из провала дует горячий ветер.

Харриет прижала руку ко лбу, недоумевая, что за безумие ею овладело. Потом опустилась на колени, наплевав на слой сажи и пыли, покрывавший пол, вцепилась в края дыры и всмотрелась в темный провал.

Сначала она почувствовала запах гари и сморщила нос, а через мгновение дым ударил в лицо. Он заклубился в темноте, заполнившейся горестным шепотом, и повалил из дыры в полу. Огромное облако почти черного дыма с такой силой ударило Харриет, что она упала на спину, ударившись ребрами о половицы – аж кости затрещали. Глаза наполнились слезами, но Харриет быстро вытерла их и увидела, что за облаком дыма – таким густым, что его можно было потрогать, – возникли языки пламени.

Задыхаясь в ядовитом воздухе, Харриет поползла прочь от огня и встала на ноги. Она отчетливо услышала треск пламени, пожирающего дерево, повернулась и побежала, крича во все горло: