Хороший пример — обмен мнениями между Хэнком и Лиз в процессе работы над телевизионной рекламой новой линейки средств по уходу за кожей с маслом какао, ориентированной на потребительские рынки США, Великобритании и Южной Америки. Учитывая целевую аудиторию, заказчик просил подобрать ему темнокожих моделей и описывал будущий рекламный ролик как «чувственный, то есть воодушевляющий и жизнеутверждающий… [который] демонстрирует кожу [темнокожих женщин] естественно и эмоционально аутентично». Лиз разослала в модельные агентства заявку, где описала, кто ей нужен:
Смуглые женщины, с кожей разных оттенков, в возрасте от двадцати до тридцати лет (афроамериканки, южноафриканки, бразильянки, африканки, карибки и так далее). Хорошо сложенные, сильные, подтянутые, с чистой сияющей кожей. Должны легко и свободно двигаться, не бояться сниматься обнаженными. <…> Нужны не только разные оттенки кожи, но и разные типы внешности (из разных стран). Любой тип фигуры, худощавые, мускулистые (без лишнего веса). Кастинг будет проводиться в бикини.
Кроме того, пытаясь расширить выборку, Лиз просмотрела досье моделей с улицы в базе данных LVX. Отобрав около двадцати, она попросила Хэнка помочь ей. Из их разговора видно, как они используют разные улики для позиционирования и контекстуализации моделей:
1 Л.: Она обалденная, типа, она выглядит необычно, не как другие.
2 Не знаю, я хочу сказать, у нее там танцы,
3 но все остальные просто одинаковые, такие образы в стиле American Apparel.
4 Х.: Но у нее вроде неплохое тело, она фигуристая, но не слишком
5 Л.: А что скажешь про лицо?
6 Х.: Думаю, лицо красивое, просто она здесь выглядит своеобразно.
7 Л.: Она супер. А национальность?
8 Х.: Не знаю, хочу сказать, я даже не знаю, как выглядит тело.
9 Л.: А губы? Я ее выбрала из-за ее специфического…
10 ее тело смотрится, типа, фактурно.
11 Х.: Да, точно, помню.
12 Л.: И она француженка, у нее, типа, французский типаж.
13 Х.: И она занимается бегом, так что, наверное, выглядит атлетичной.
14 Л.: Да, но, знаешь, она похожа на француженку…
15 как многие черные люди франко-африканского типа.
Лиз говорит о внешности модели, но при этом ищет ей обоснования и задается вопросом о ее национальности. Хэнк тем временем фокусируется на поиске признаков, доказывающих, что тело модели соответствует требованиям, предъявленным заказчиком: в 13-й строке он упоминает о том, что девушка «занимается бегом, так что, наверное, выглядит атлетичной», а в 11-й вспоминает о ее «фактурном» теле. В итоге, однако, Лиз резюмирует, что удачная внешность модели напрямую обусловлена ее французским происхождением, что делает ее похожей на множество «черных людей франко-африканского типа».
Этот пример в очередной раз иллюстрирует, что кастинг-агентам недостаточно фотографии, чтобы позиционировать модель как подходящую для клиента. Им приходится привлекать для этого невизуальные аргументы или ориентироваться на свои воспоминания и аффективные и эстетические суждения. Чтобы адекватно выполнить запрос клиента, которому нужны «хорошо сложенные, сильные, подтянутые» тела и «не только разные оттенки кожи, но и разные типы внешности (из разных стран)», Лиз должна модифицировать изначальный образ модели, ориентируясь на национальные и региональные контексты. Самоидентификации девушки как «француженки» агенту недостаточно, и Лиз интегрирует ее в широкое множество «черных людей франко-африканского типа».
В рамках подобных собеседований кастинг-агенты отрабатывают аргументы и возможности фрейминга моделей для презентации их клиентам. Эти неформальные обсуждения — очень важный материал, который позволяет понять, как агенты осмысляют человеческую внешность, как дифференцируют ее в социальном контексте и как этот процесс оформляется в контексте материальных, дискурсивных и визуальных практик, сужающих диапазон возможных репрезентаций в модной индустрии.
О сравнительном культуральном анализе фотографий в базах данных
Компаративный анализ фотографий в базах данных требует выхода за рамки имманентного исследования изображений. Еще важнее не ограничиваться при этом изучением изображений осужденных преступников или знаменитых икон стиля, широко распространенных за пределами профессиональных сообществ. Необходимо задумываться не только о том, как модная индустрия или правоохранительные органы создают, превозносят или криминализируют те или иные типы внешности, но в первую очередь о том, как вообще конструируется эта база гипотетических образов. Как я пыталась продемонстрировать выше, главное место в решении этой проблемы занимает исследование профессиональных сообществ, создающих и анимирующих визуальные образы. Мы видели, что разные профессиональные практики во многом сходны; кроме того, они все больше проникают в популярную культуру. Соответственно, одновременный анализ и исследование их в компаративной перспективе могут способствовать осознанию их как сложно устроенного и отнюдь не самоочевидного феномена.
5
. «Когяру» и костюм «малолетней преступницы» (fūryo shōjo) ШЭРОН КИНСЕЛЛА
В 1990-х годах в Токио уличная субкультура школьниц привлекала общее внимание. «Когяру» (kogyaru), термин, изобретенный журналистами в середине 1990-х годов, впервые появился в статье «Прелести когяру» (The lure of the Kogyaru), опубликованной в журнале Spa! в 1993 году. Речь в ней шла о новом поколении, идущем на смену посетительницам ночных клубов конца 1980-х — начала 1990-х годов — «девушкам, озабоченным внешностью» (bodeikon gyaru)[136]. Широкая публика впервые познакомилась с «когяру» 10 августа 1993 года, когда в эфир вышла программа «Ночь когяру» (Za kogyaru naito), снятая телекомпанией Asahi для ночного шоу M10 (Magnitude). Прототипические «когяру» соседствовали там со старшими двадцатилетними «гяру» и третьей группой, которую представили в шоу как естественных врагов «когяру». Сами «когяру», или «икейке гяру» (ikeike gyaru, «задорные девчонки»), позиционировались, в свою очередь, как последняя, излишне самонадеянная версия устрашающих и прагматичных «гяру», офисных дам и студенток колледжей (joshi daisei), персонажей городского фольклора 1980-х годов[137]. Группа специалистов под названием Kogyaru rinri iinkai (целиком состоящая из мужчин)[138] идентифицировала «когяру» по расклешенным мини-юбкам, голубой туши, розовым румянам, пейджерам pokeberu, а также по пристрастию к журналу Fine и клубным вечеринкам в Gold and Eros.
Немного позднее, в 1996 году, журналисты начали связывать образ «когяру» («длинные волосы, коричневые контактные линзы и тонкие брови»[139]) с шокирующими историями о школьницах, якобы занятых проституцией; этот вид криминальной деятельности называли «оплачиваемыми свиданиями». «Когяру», выщипывавшие брови и подражавшие взрослым женщинам, подворачивали пояса школьных юбок, превращая их в мини, и носили сползающие белые носки и шарфы горчичного цвета от Burberry[140]. Этот девиантный образ, синтез люксового бренда со школьной формой, прочно запечатлелся в коллективном сознании в последние годы XX века и стал практически вездесущим. Фото- и телерепортеры, создатели фильмов, комиксов и анимэ наперебой рассказывали о потрясающей воображение дерзости и безнравственности сексуальных школьниц.
Впрочем, сами девушки-подростки, одевавшиеся как «когяру» и слонявшиеся по Икэбукуро и Сибуя, называли друг друга иначе: ko (дети), gyaru (девочки) или gyaruko (сестра/подруга). Их стиль превратился в яркую уличную моду благодаря медийной шумихе вокруг темы деклассированных школьниц-проституток и вниманию, которое уделяли ей академические ученые и правительство. Это продолжалось не очень долго: в 1999 году эстафету перехватили «гангуро» (ganguro), привлекавшие гораздо меньше внимания, чем пикантные новости о «когяру».