К сожалению, такие вопросы никто не задаёт.

В итоге пустующие школьные здания постепенно стали выкупать богатые люди из столицы и областных центров и потихоньку перепрофилировали их под свой бизнес.

Учителя же, попавшие под сокращение кадров, уходили работать реализаторами на рынок или продавцами в супермаркеты, образовавшиеся на территориях закрывшихся школ. Как видим, от «великого и прекрасного, вечного и разумного» до «практичного и прозаичного» действительно один шаг.

И этот шаг был сделан.

Сколько ни шёл Иван по главной улице города, но так и не смог найти «Ромашку» – садик своего детства. Вместо него красовался продовольственный магазин «Ромашка», над центральным входом которого в неоновых огнях светилась большая рекламная ромашка. В центре цветка на жёлтом фоне было написано число 24, что означало круглосуточный режим работы. А на восьми белых лепестках ромашки были перечислены основные товары магазина: водка, пиво, вода, джин-тоник, колбаса, сыр, рыба, хлеб.

Пройдя дальше, Иван заметил, что исчезли также и ясли «Стриж», и детский садик «Колобок».

В «Стриже» организовали похоронное бюро «Утешенье» с рекламной вывеской «У нас лучшие, красивые гробы и ритуальные услуги. А цены? Они просто смешные! Так что плакать не надо…». И надо вам сказать, что эти красивые гробы и ритуальные услуги действительно были на улёт, в скорости с которыми не сравнится ни один даже самый быстрый стриж.

В «Колобке» образовалась одна из контор налоговой инспекции – налоговая полиция. Из иномарок, которые постоянно то подъезжали, то отъезжали от конторы, постоянно сновали туда-сюда какие-то люди (наверное, налоговые полицейские, «арестованные предприниматели»: одни просящие что-то, другие дающие…). Издалека, если хорошо присмотреться, все они походили на колобков: все они были круглые, с лысыми крупными головами и без шей. В коротких пухлых ручках они держали раздутые папки (вероятно, прячущие в своих чревах «выбитые» с одураченных предпринимателей деньги, штрафы, взятки и какие-то документы). Колобки на своих толстых ножках быстро перебегали из машины в здание инспекции, быстро совершали очень важный, с их точки зрения, государственный обет или акт (а точнее ритуал) и также быстро цокали обратно к своим иномаркам.

«Господи, – подумал Иван, – неужели это всё мой родной город».

Пройдя дальше, он узнал силуэт здания Дома детского и юношеского творчества (ещё раньше он именовался Дворцом пионеров), где располагались кружки по интересам. Ваня вспомнил, что девочки его класса чаще всего записывались в кружки танцев и музыки – все они хотели быть балеринами или известными танцовщицами, а мальчики посещали кружки моделирования и спорта – они мечтали стать лётчиками, космонавтами или известными спортсменами. Ваня с другом Юрой Леоновым записался в кружок юного астронома. Они так подружились с учителем-методистом, обходительным и любящим ребятню уже немолодым человеком – Виктором Петровичем Митренко, – что вместо положенных трёх дней в неделю бегали к нему в маленькую самодельную обсерваторию почти каждый день. В старенькие, но довольно мощные телескопы они впервые увидели (используя специальные светофильтры, защищающие глаза наблюдателя) тёмные пятна на Солнце. И очень были этому удивлены. Они впервые, благодаря умению и терпению Виктора Петровича, узнали, что Солнце и Луна не стоят на месте и довольно быстро уходят от прицела телескопа. И это их тоже очень удивило, хотя они (как казалось им, юным философам-астрономам) и так знали, что всё во Вселенной движется и меняется, но чтобы с такой скоростью: не успеешь навести прицел телескопа на центр Луны или Солнца, как он (прицел) уже на краю диска астрономического объекта… Чудеса, да и только! Ваня и Юра млели, наблюдая созвездия Млечного Пути, а Виктор Петрович в это время рассказывал им очередную байку древнегреческой мифологии об истории Млечного Пути.

– Орлы, а вы знаете, как образовался этот самый Млечный Путь?

– Откуда, Виктор Петрович? – заёрзали на своих местах мальчишки в ожидании красивой сказки.

– У богов Геры и Зевса родился сын Геракл. Мальчик рос смышлёным и крепким. Зевс был бесконечно рад рождению сына; он сразу же увидел в своём маленьком мальчике настоящего воина-победителя. И вот однажды, когда Гера кормила сына грудью, Зевс вырвал Геракла из её рук и стал демонстрировать ему свой боевой меч, который красиво отражался в лучах Солнца. В этот момент молоко потекло из груди Геры; божественные капли падали на ладони богини и тысячами брызг разлетались по небу, образуя Млечный Путь.

– Я понял, в чём дело, Виктор Петрович, – улыбнулся Иван.

– И я понял, почему так много молока на небе разлито, – повторил Юра, предварительно пошептавшись с другом.

– Так что же вы поняли, братья-астрономы? – сразу же определил, куда уводят разговор подростки, старый учитель.

– Уж больно большие сиськи были у Геры, – усмехнулся Юра и показал на своей груди растопыренными руками воображаемый бюст богини.

– Поэтому и молока, а потом уже и звёзд стало много на небосводе, – добавил Ваня. – Правильно, Виктор Петрович?

– Правильно, дети мои, правильно! Очень большие, почти как у… – Учитель замолчал (он вспомнил покойную супругу Марию Ивановну, прошёл год, как он овдовел), а потом опять заговорил с подростками, но на самом деле он обращался к своей любимой жене, прильнув к окуляру телескопа: – Машенька, голубушка моя! Может быть, ты сейчас смотришь на нас и радуешься? Милая моя!

Виктору Петровичу не хотелось идти в пустую запущенную квартиру, и практически все дни и ночи он проводил в самодельной обсерватории дома творчества, а по вечерам передавал свой астрономический и житейский опыт мальчишкам. Ребята чувствовали чистые вибрации доброго сердца учителя и отвечали ему взаимностью: они любили и уважали Виктора Петровича и называли его между собой «планетарным человеком» (ну не могут ребята в буйном подростковом возрасте без ярлыков и кличек).

Сторожа дома творчества, зная кроткий и спокойный характер (тем более, что старый учитель не страдал вредными привычками – не пил и не курил) Виктора Петровича, не возражали против его ночных посиделок в обсерватории. Иногда сторожа заходили в его лабораторию, и он показывал им в телескоп то или иное созвездие или движущийся искусственный спутник Земли. Сторожа ахали и называли Петровича волшебником. Директриса учебного заведения догадывалась о ночных посещениях подотчётного ей здания старым учителем, но, зная всю обстановку в учебном корпусе от ночных сторожей, закрывала глаза на поведение Виктора Петровича, мотивируя его поступок (больше для себя, чем для него) особенностью его кружковой работы в Доме творчества.

«Ну, в самом-то деле, не наблюдать же за звёздами днём при ярком Солнце», – говорила она сама себе и успокаивалась.

Так и проходили безмятежные дни Виктора Петровича среди звёзд и ребятни (своих школьников, особенно Ваню и Юру, он отождествлял с зарождающимися маленькими звёздочками, говоря языком астронома, и постоянно их пичкал новыми астрономическими понятиями, знаниями астрономической мифологии, практическими умениями). Надо сказать, что усилия Виктора Петровича не ушли как вода в песок, а упали на благодатную почву. Его личная увлечённость астрономией очень крепко задела умы и сердца Вани и Юры. И они поклялись друг другу, что все свои знания и умения направят к одной цели – найти братьев по разуму в бескрайних просторах Вселенной.

Виктор Петрович однажды случайно подслушал разговор-клятву разгорячённых подростков и подумал: «Какие всё-таки хорошие эти мальчишки – Ваня и Юра… Жаль, что не мои сыновья, или хотя бы внуки. Но всё равно – это мои мальчишки, мои звёздочки. И пусть из сотен, тысяч ребят, с которыми я общался на уроках физики и астрономии за тридцать лет работы в школе, только теперь в Доме творчества я открою хотя бы одного своего Эйнштейна или Ломоносова – я буду знать, что моя звезда горела не зря. Ах, Маша-Машенька, – продолжал вспоминать старый учитель, – мы так и не смогли завести своих деток. Сначала тебе было некогда (“Какие дети? А как же работа?” – возмущалась она, будучи учителем русского языка и литературы в той же школе, что и Виктор Петрович), а потом уже было поздно».