Конечно, сказать, что Иван Изназаретов был ангел во плоти, значило бы кривить душой перед читателями. И это в высшей степени было бы несправедливо по отношению к другим героям нашего романа, поэтому мы постараемся быть максимально объективными и беспристрастными.

Ваня, конечно же, знает вкус пива и сигарет. Он также знает, что от водочки на следующий день болит голова и дурно пахнет изо рта. С этими вкусовыми «прелестями» Иван познакомился ещё на первом курсе университета, когда жил в общежитии. Со стыдом и смехом он всегда вспоминал свой первый сексуальный опыт, когда в жарких объятиях подруги он вместо ответного поцелуя громко икнул и обдал лицо и грудь партнёрши рвотными массами. Потом отполз на чистую сторону кровати и захрапел сном праведника, свернувшись калачиком то ли от холода (всё-таки человек был голый), то ли сработал внутриутробный инстинкт самосохранения (подсознательно он приготовился к тому, что его после всего того, что он сделал и не сделал, будут бить по лицу, печени и гениталиям). Но никто его не бил, и даже не собирался. Подружка просто сфотографировала его на мобильный телефон в скотско-обнажённом виде и, шантажируя распространением на факультете, сбила с импотентного плейбоя сто долларов; а затем удалила его из памяти мобильника, и, наверное, своей тоже. Но стадию взросления прошёл не только Иван. Все коллеги-студенты, так же, как и Ваня, почувствовав запах самостоятельной взрослой жизни, почему-то решили, что «взрослость» – это прежде всего бесконтрольное потребление спиртного и сигарет и сплошное прелюбодеяние. Кто-то быстро переболел этой «юношеской болезнью», как, например, Иван, а кто-то всю жизнь так и мается в поисках призрачного кайфа, не получив достаточного иммунитета в молодости.

Через некоторое время Ваня заметил, что на следующий день после попоек и гулянок у него не только пропадал интерес к научным занятиям, так как элементарно болела голова, бурлило в животе, а на душе, как принято говорить, кошки скребут, но вдобавок ко всему по телу разливались какие-то неосознанные страхи и тревога. Сердце же при этом билось как птица в клетке. Хотелось только одного – лечь, закрыть глаза и никого не слышать и не видеть. Постепенно терялся интерес не только к научным занятиям, но и к жизни вообще.

Может быть, такое депрессивное состояние Ивана можно отнести к впечатлительности его натуры, к тонкой организации его интеллектуальной материи (мозга), которая противилась атаке молекул сивушных масел некачественного спирта и сигаретного никотина.

Так или иначе, но Ваня переболел этой дурной болезнью и дал себе обет: к спиртному и сигаретам не прикасаться. Психика Ивана постепенно пришла в равновесие, голова просветлела, в глазах появились искорки, а в движениях – бодрость и уверенность в себе.

Всё в Иване говорило о том, что он вернулся на круги своя – каковым его создала природа (за это он всегда был бесконечно благодарен своим родителям, которых он отождествлял с земными сущностями: мать – земля, отец – небо; мама и папа – вода и огонь): любознательным и даже любопытным, правдивым и даже простаковатым, открытым и даже чересчур.

Вот в таком состоянии духа Иван и прогуливался по своему небольшому, но родному районному городку с населением не более ста тысяч человек. Выйдя на главную улицу, залитую рекламными огнями, он обратил внимание на обилие различных маленьких кафе и больших ресторанов, аптек и частных магазинов, похоронных бюро, адвокатских и риелторских контор, нотариальных заведений.

Вывески кафе и ресторанов призывали к откровенному пьянству и псевдопатриотизму. Например, кафе «Будьмо!». Что будьмо? Пить? Думать? Разговаривать о деле, о жизни? Но вряд ли в кафе, в котором спиртное продаётся на разлив, можно думать о деле и о жизни серьёзно и продуктивно. Кафе «За нас!». Что за нас? Прежде всего приходит на ум идея: давай выпьем за нас и закусим одной конфеткой, полученной на сдачу, на троих. Повод при этом не ищется, так как всё происходит на бегу: либо на работу, либо с работы. Как правило, пьют за здоровье друзей, пропивая при этом своё личное здоровье. Пивная «Пиво моей Батькивщины». Как будто пиво моей Батькивщины, то же самое, что пиво моей родины, не является алкогольным напитком в первую очередь для молодёжи своей Отчизны. И пиво моей родины не является таким же вредным для ума и сердца молодых людей, как, например, пиво Чехии или Германии. Короче говоря, тезис таков: пейте, граждане, пиво пенное – любите свою Родину – больше ни о чём не думайте – всё остальное Родина сделает за вас сама. Тогда напрашивается другой тезис-вопрос: что Родина сделает для тебя, когда через десятки лет, а может быть и раньше (у каждого человека по-разному), ты станешь пивным алкоголиком, готовым в конечном итоге «в час пик для своей иссохшейся души» за бутылку пива продать не только родину, но и мать родную. Ресторан «Казацкий». Тезис очень простой. Если ты настоящий казак (а ты настоящий герой!), то опрокинуть пару бокальчиков пива или пару рюмочек водочки под горячий обед ты просто обязан за свою принадлежность к казацкому роду. Противотезис: ух ты какой, не хочешь выпить с казаками, а может быть, ты турок или басурманин? Кафе «Гетман». Тезис: если ты настоящий патриот, настоящий украинец, то почтить память народного гетмана (имя не имеет значения) чарочкой хорошего вина или наливочки ты просто обязан. Пивная «Хуторок». Тезис: у нас на хуторке можно расслабиться как у себя дома. Да и стоимость самогона намного ниже, чем стоимость бутылки водки в дорогих ресторанах. Так что, братцы, наливайте и пейте за свою малую родину: за свой дом, за свою улицу, за свой маленький хуторок на окраине города.

И перечень таких ресторанов, пивных и забегаловок можно продолжить писать довольно долго. Но чтобы понять общегосударственную тенденцию в «алкогольном вопросе», приведённых примеров, как нам кажется, будет достаточно.

Иван хорошо помнил, что на пересечении центральной улицы города с улицей Сеченова должна стоять его родная школа. Но увы… Её там не было. Точнее, здание стояло, но школы в нём не было. Там располагался роскошный мебельный супермаркет «Мегапол». Рекламный щит этого универмага указывал на то, что здесь вы можете найти мебель от Калининграда до Пекина. Когда же Иван поинтересовался, где школа, ему ответили, что ввиду превышения смертности над рождаемостью (вот уже несколько лет подряд) классы постепенно опустели, поэтому школы стали объединять, то есть часть из них начали просто закрывать. А чтобы выражение «закрыть школу» не раздражало нервы общественности города, этот процесс назвали оптимизацией. Другими словами, обычный процесс «прихватизации» имущества учебных заведений города замаскировали псевдонаучными терминами и понятиями. При этом городской отдел народного образования получал побочную выгоду от закрытия школ, а именно: нагрузка на учительский состав возрастала, качество образования и воспитания падало, а в конце финансового года образовывалась колоссальная экономия заработной платы учителей. Эта экономия оседала в карманах заведующего городским отделом народного образования, инспекторов и бухгалтеров. Получался парадокс: тот, кто больше всего проводил времени с детьми в переполненных классах, больше всего отдавал сил, энергии и здоровья обучению и воспитанию подрастающего поколения, имел от этого процесса в денежном эквиваленте меньше всего. А тот человек, который инспектировал и проверял работу учителя, хотя в первую очередь он должен помогать молодым учителям в работе, создавая новые методики обучения и воспитания, или поддерживать учителя-новатора в его педагогических экспериментах и новациях, а не гнобить его параграфами инструкций и предписаний, имел от этого процесса в денежном эквиваленте в два раза больше, чем учитель-пахарь.

У беспокойного пытливого читателя сразу же возникают далеко не праздные и риторические вопросы: «Друзья! А как же быть с христианской моралью? Куда же подевалась вселенская справедливость?». Но оказывается, что истинно ценные вопросы должны звучать несколько иначе: «Как быть всем в такой ситуации? И как исправить такое положение вещей?».