— Вот странное название! — покачал головою молодой человек.

— Да, — продолжал инженер, — вот, например, овальное пятно, которое ты видишь на левом краю диска, это — море Кризисов.

— Mare Crisium, по Мольеровской латыни, — шутливо заметил Гонтран.

— Совершенно верно… А рядом с ним болото Снов.

— Palus Somniorum.

— И это верно.

— Вероятно, оно так названо потому, что жители там постоянно спят.

— Жители? — повторил инженер. — Ну, едва ли они там есть.

Таким образом вагон пролетал над видимой поверхностью Луны, позволяя нашим героям изучить малейшие ее неровности.

— На каком расстоянии мы сейчас от Луны? — спросил Сломка профессора.

— Почти в восьми тысячах миль.

— Странно, — вполголоса проговорил Гонтран, — мне кажется, что мы летим все медленнее.

— Как раз наоборот: сейчас мы падаем со скоростью не менее 500 метров в секунду, или 30 километров в минуту, и с каждой минутой эта скорость возрастает.

Настало непродолжительное молчание.

— А любопытно было бы, — вдруг прервал его экс-дипломат, — взглянуть отсюда на Землю. С этими словами он быстро взобрался по маленькой лестнице и открыл ставень окна, устроенного в конической части гранаты. Невольный крик удивления сорвался при этом с его губ: затерянная в море солнечных лучей, Земля казалась полумесяцем очень небольших размеров.

— И это моя родная планета! — проговорил молодой граф, презрительно пожимая плечами.

Затем, спустившись, он спросил:

— На каком расстоянии мы находимся от Земли?

— На каком? — удивленно протянул Сломка, — разве ты не слышал сейчас, что мы в восьми тысячах миль от Луны?

— Отлично слышал.

— Ну, так вычти из девяноста тысяч восемь, — останется восемьдесят две тысячи… Это так просто!

— Ах, да! — пробормотал немного сконфуженный Гонтран, — я и не сообразил!

Затем его мысли приняли другое направление.

— Скажи пожалуйста, — обратился он к приятелю, — почему Земля мне кажется отсюда всё-таки больше, чем Луна с Земли?

Сломка бросил испуганный взгляд в сторону Михаила Васильевича; но старый учёный, углубившись в созерцание Луны, видимо, ничего не слышал. Тогда, быстро увлекая графа в другой угол каюты, инженер прошептал:

— Несчастный, видно ты совсем не любишь m-lle Елену?

— Как не люблю?!

— Иначе ты не стал бы делать всё возможное, чтобы упасть в глазах Михаила Васильевича.

— Я по понимаю.

— Не удивлялся ли ты сейчас, что на равном расстоянии Земля кажется тебе больше, чем Луна?

— Ну, так что же?

— Как что? Разве ты не знаешь, что объем Луны в сорок девять раз меньше Земли, вокруг которой она обращается…

— …за двадцать восемь с половиною дней, — прервал приятеля граф. — Помню, помню!

— Ну, вот! Запомни еще, что плотность Луны гораздо меньше плотности Земли, составлял всего шесть десятых последней. Вообще Луна — одна из самых легких планет солнечной системы…

Сломка не мог удержаться от улыбки, видя, с каким серьезным видом слушает его Гонтран.

— Ну, теперь будешь помнить? — спросил он, положив руку на плечо друга.

— Постараюсь.

— Ты, конечно, понимаешь, что я рассказываю тебе все эти подробности вовсе не из желания похвастаться своими познаниями, а просто, чтобы предохранить тебя от промахов.

Гонтран поблагодарил инженера крепким пожатием руки.

— Впрочем, по совести, — добавил последний, — я должен бы был, напротив, стараться предостеречь тебя от этого несчастия, называемого женитьбой.

— Опять за старое! — смеясь, проговорил граф.

— Да, я всегда буду повторять то же, — пробормотал г-н Сломка и, засунув руки в карманы, с сердитым видом повернулся к окну.

В это время вагон проходил как раз над мором Паров, почти в двадцати тысячах километров от его поверхности. Затем он миновал цирк Триснеккера и кратер Палласа.

Гонтран, поместившись возле приятеля, последовал его примеру и весь углубился в созерцание развертывавшейся пред ним чудной панорамы.

— Мне кажется, — заговорил он после некоторого молчания, — что все эти горы удивительно высоки для такой небольшой планеты. Я не думаю, чтобы на Земле были такие громадные вершины, хотя она в сорок девять раз больше Луны.

— На этот раз ты совершенно прав, — отвечал Сломка. — Их высота равняется нескольким километрам, и если бы освещение сейчас было боковое, то ты мог бы лучше судить о ней по теням, отбрасываемым вершинами…

Но граф уже не слушал приятеля: он с любопытством смотрел на блестящую точку, видневшуюся в центре громадного белого поля на востоке лунного диска.

— Цирк Аристарха, — заметил инженер, предупреждая вопрос Гонтрана, — один из прекраснейших образцов лунной орографии. А севернее ты можешь заметить его старшего брата, гору Кеплер, расположенную также в средине беловатой равнины, которая вдается полуостровом в океан Бурь… Но эти гиганты — ещё не самые большие из лунных кратеров. Другое дело — та вершина, которую ты видишь там, к северу от Карпатской цепи. Это — цирк Коперника, имеющий в диаметре более 160 километров… Он, стало быть, почти равен всей нашей Богемии.

— Вижу, вижу!.. А что за горы возвышаются около него!

— Это Стадий и Эратосфен.

— Опять философы! По-видимому, все лунные горы имеют крестными или философов, или астрономов?!

Молодой инженер засмеялся.

— Если бы ты внимательно прочел труд твоего однофамильца, знаменитого Фламмариона, "Небесные миры", — то узнал бы, что он сравнивает Луну с кладбищем астрономов. "Там, — говорит он, — их хоронят; когда они покидают землю, их имена вписывают на почве Луны, как эпитафии"… Остроумно, неправда ли?

Между тем как оба приятеля беседовали между собой, сидя около окна в нижней части вагона, неутомимый профессор продолжал, оставаясь в обсерватории, наблюдать Луну в телескоп. Вдруг его голова показалась в люке, который вел в верхнюю часть гранаты.

— Победа! — радостно кричал старый ученый, — Победа! Наша скорость возрастает! Через три часа мы пролетим над Тихо…

— Тихо?! — с удивлением переспросил Сломка.

— Ну, да, — повторил Михаил Васильевич, — Тихо… Что же тут удивительного?

— Но ведь путь, по которому мы следуем, ведёт вовсе не к Тихо, а к морям Облаков и Влажности.

— Вы думаете? — с саркастической улыбкой спросил старик, — Ну, нет, вы ошибаетесь! Я только что имел возможность убедиться, что наша дорога идет кругообразно, и мы летим прямо на юг. Час тому назад вагон был над заливом Центра и кратером Гершеля; теперь он летит между Герике и Птоломеем, через цирки Альфонса и Арзашеля…

Говоря это, Михаил Васильевич медленно спускался по лестнице.

— Впрочем, — закончил он, подавая инженеру бинокль, — если не верите, посмотрите сами.

И между тем, как Вячеслав внимательно рассматривал в бинокль очертания лунной почвы, профессор желчно прошептал на ухо графу:

— Всегда такой!.. Этот мальчишка со своими претензиями на ученость просто расстраивает мне нервы!..

— Да, — согласился инженер, возвращая бинокль, — вы правы, профессор; мы следуем по неизвестной траектории, описывая вокруг Луны огромную дугу, которая приведет нас Бог знает куда.

— Куда? — беспечно воскликнул Гонтран, — конечно на Луну!

Сломка пожал плечами.

— Г-н Фламмарион прав, — сухо заметил Михаил Васильевич, раздражённый жестом инженера. — Вы разве вычисляли наклонение нашего падения? — презрительным тоном добавил он.