Бэрд вышел из здания большом в замешательстве. Потом ему показалось, что он всё понял. По какой-то причине они подозревали, что он сын Джона Бэрда. Но доказать это они не могли. Поэтому они заставили его понервничать.

Если подумать, это было самое разумное, что мог сделать Шеррифф. Если Бэрд представлял для них опасность, куда лучше было отправить его на Ганимед, подальше от Земли, туда, где всё находилось под железным контролем Шерриффа.

Осознание этого факта слегка потрясло Бэрда. Если он был прав, то, отправившись на Ганимед, он попал бы прямо во вражеское гнездо.

Но там был Вейл. Вейл и, возможно, неизвестный второй, который на самом деле убил Джона Бэрда. Только там он мог получить неопровержимые доказательства против Шерриффа.

— Значит, они подозревают меня, — подумал Бэрд. — Я всё равно пойду на это. И если мне удастся заставить Вейла говорить, я разнесу Шерриффа в пух и прах!

В течение следующих нескольких дней Бэрд тренировался в постоянном ожидании сам не зная чего. Если Шеррифф подозревал, кто он такой, почему он ничего не предпринял?

Тренируясь с Ходоками, тягачами и другими большими машинами, которые ему поручили изучить, Бэрд начал думать, что был прав и что Шеррифф выжидал своего часа, пока он не окажется на Ганимеде.

Затем, шесть дней спустя, перед рассветом чья-то грубая рука разбудила Бэрда. Он увидел, что Шейнер склонился над ним, лицо его было напряжённым и встревоженным.

— Вот и всё, — подумал Бэрд.

Но он ошибся. Шейнер сказал:

— Подъём. Старт сегодня утром.

По казарме пронеслась волна возбуждения, когда до только что проснувшихся новобранцев дошла эта новость.

— Но я думал, что мы будем тренироваться ещё несколько недель…

— Это не моя идея, — заверил всех Шейнер. — Вы кучка недоучек, но ракета взлетает, и в ней есть место для нашего отряда, а значит — мы отправляемся. Старик в последнее время очень торопится!

К десяти часам Бэрд вместе с остальными членами отряда стоял на взлётно-посадочной полосе, нагруженный всем необходимым, от тяжёлых ботинок до аптечки первой помощи. Другие отряды — их было с полдюжины — расположились неподалёку.

Раздались свистки. На гигантской ракете, которая возвышалась над ними, как небоскрёб, зажглись сигнальные огни. Отряды начали подниматься по трапу. Через пятнадцать минут все были внутри. Они услышали, как со скрежетом захлопнулись огромные двери.

Бэрд оглядывался по сторонам с таким же любопытством, как и остальные. Смотреть было не на что. Они находились в железной каюте без окон, вдоль стен которой стояли противоперегрузочные койки. Шейнер сразу же уложил их на койки.

— Примите свои таблетки и молитесь, — сказал он им.

Они пристегнулись, приняли противошоковые таблетки и стали ждать. Через четыре минуты мир, казалось, взорвался.

Их глубоко вдавило в компенсационные пружины. Ревя, на столбе неистово рвущегося пламени, большая ракета поднималась всё выше и выше, как лифт, который не собирался опускаться. С коек донеслись сдавленные крики боли.

Бэрд с изумлением подумал:

— А меня это даже не напрягает — по крайней мере, пока!

Он испытал шок, но боли не почувствовал. Он видел искажённые мукой лица других людей на соседних койках, но сам особо ничего не чувствовал.

Грохот и рёв продолжались. Казалось, что прошло много времени, прежде чем они прекратились. Затем они начались снова и через более короткий промежуток времени прекратились окончательно.

Бэрд отстегнулся. Он встал с койки, помня инструкции по использованию фиксаторов, и помог слезть Шейнеру, выглядевшему больным. Шейнер уставился на него.

— Какого чёрта! Ты перенёс взлёт лучше меня, а я делал это четыре раза! — воскликнул Шейнер. — Ты что, сделан из стали?

— Меня это не сильно напрягло, — сказал Бэрд.

Но он понял, что знает причину своей невосприимчивости. Он догадался, что жизнь в жестокой Антарктике воспитала в нём стойкость, превосходящую стойкость других людей.

Для Бэрда, как и для остальных членов его отряда, начался период безвременья. Они улетали всё дальше и дальше от Земли по большой дуге. Но они ничего не могли ни видеть, ни слышать. Они были заключёнными в железной комнате, в железной повседневности.

Проходили дни и недели. Люди заболевали и выздоравливали. Люди сходили с ума, проклинали Юпитер, Ганимед и Шерриффа, их привязывали ремнями к койкам, пока они не приходили в себя.

Бэрд пострадал меньше, чем кто-либо из них. Годы холодного молчания и одиночества сослужили ему хорошую службу. И он осознавал мучительную необходимость, которая помогла ему пройти через всё это. Каждый день и каждый час приближали его к Вейлу.

Он отрастил короткую бороду. Другие члены отряда тоже так делали, и Бэрд рассудил, что это позволит ему скрыться от Вейла. В конце концов, Вейл видел его всего раз несколько месяцев назад. Вряд ли этот человек узнал бы его сейчас.

Если только Вейл уже не был предупреждён о его приезде и не ждал Бэрда! Было ясно, что Нарамор подозревал о его личности, а это означало, что Шеррифф тоже должен был подозревать. И всё же они позволили ему продолжать…

По пассажирским помещениям ракеты ходили слухи. Слухи и догадки о том, что ожидало их на Ганимеде.

— Говорят, что предварительная высадка на Юпитер начнётся вскоре после того, как мы туда доберёмся. Молю Бога, чтобы они не ждали нас!

— О, у них и так достаточно людей для первой высадки — осталось только собрать оборудование и материалы, чтобы потом ждать большой высадки. Ты поймёшь, что грядёт настоящая высадка, когда увидишь там старика.

— Ты хочешь сказать, что старина Шеррифф собирается присутствовать на основной? Чёрт возьми, ему уже за пятьдесят, и выглядит он не очень хорошо.

Шейнер веско заметил:

— Вы бы тоже выглядели не так хорошо, если бы летали на Ганимед и обратно так часто, как он. Но не волнуйтесь — когда они действительно выдвинутся на Юпитер в полном составе, он будет там.

Бэрд беспокоился по этому поводу. Если Шеррифф возглавит основную экспедицию и она увенчается успехом, Шеррифф станет таким великим героем, что никто, не смотря на всяческие доказательства, не сможет его тронуть. Он должен быстро найти Вейла и быстро выжать из него всю правду.

Это было бы поистине жестоким возмездием — сразить Шерриффа прежде, чем он успеет сделать последний, завершающий шаг в своей великой карьере.

— Надеюсь, он возьмёт с собой свою дочь, — мечтал Джой. — Эльда Шеррифф скрасила бы атмосферу на Ганимеде.

Он тихо присвистнул.

Шейнер язвительно заметил:

— К твоему сведению, она уже дважды была там со стариком, и она в четыре раза лучший космонавт, чем ты когда-либо станешь. Так что, заткнись!

Тянулись глухие, безмолвные дни. Раз в неделю небольшому отряду разрешалось проводить полчаса на смотровой площадке, и это было единственным перерывом в отупляющей тюремной рутине.

Из иллюминатора мало что можно было увидеть. Бэрд пялился в черноту, усеянную яркими огнями, и пытаясь разглядеть знакомые созвездия, но не мог. Это был образ из сна, нереальный, бездонный занавес из тьмы и света, и ничего больше.

Шли недели, и вот наступило оживление в душе и теле. Они были уже близко. Впереди них планета-гигант и её спутники двигались своим путём, приближаясь к траектории полёта ракеты.

— И это будет намного хуже, чем взлёт, — подбодрил их Шейнер, когда они пристёгивались.

Так и было. Грохот тормозных взрывов, казалось, будет продолжаться вечно. Удары и рёв стали невыносимыми.

Невыносимыми для всех, кроме Бэрда. Он стерпел всё, и это его особо не беспокоило. Остальные, пребывая в полубессознательном состоянии, удивлялись его невосприимчивости.

— Ты уверен, что ты не робот? — слабым голосом спросил Джой, и Бэрд вспомнил о маленьком воре Киннере, жившем на далёкой Земле.

В последние минуты приземления все почти отключились, кроме Бэрда, слышавшего и прочувствовавшего последние взрывы и резкий толчок от приземления.