— Хорошо, — я отодвинулась в сторону, чтобы меня не ударили, если в дверь войдёт официантка.

— Как дела, Мемфис? — спросил Скип.

— Насыщенный день. А у тебя?

— То же самое, — он постучал ручкой своей деревянной ложки по краю миски, затем отнес её в посудомойку. Так же как Нокс и Роксана, он был одет в белый поварской китель, а сегодня на нем была пара свободных хлопчатобумажных брюк с принтом гепарда.

— Новые брюки, Скип? — обычно он носил джинсы. Дикие, смелые и мешковатые брюки всегда были сильной стороной Роксаны.

— Довольно сногсшибательные, да, — он сделал небольшой двушажный танец, пританцовывая в мою сторону. — Роксана сказала мне, что я не смогу повторить ее стиль.

— Потому что ты не можешь, — она вскочила на ноги в своих розовых камуфляжных штанах. Яркий цвет соответствовал прядям на ее светлых волосах.

Скип насмешливо хмыкнул и принял позу.

— Я тоже могу.

Легкое подшучивание между сотрудниками ресторана всегда вызывало у меня улыбку. Они дразнили друг друга. Они дразнили Нокса. Но под смехом и шутками скрывалось взаимное уважение.

Нокс регулярно хвалил своих сотрудников. Он давал им советы и учил новым приёмам. А в ответ они обожали его.

Я обожала его. С каждым днём всё больше и больше.

— Всё хорошо, ребята? — спросил Нокс, расстегивая китель.

— Ага, — Скип шутливо отсалютовал ему.

Роксана кивнула.

— Всё хорошо. Убирайся отсюда.

— Ты сегодня не работаешь? — спросила я.

В ответ он исчез в своём кабинете и через мгновение вернулся со своим пальто «Carhartt» и ключами от грузовика.

— Надвигается буря. Я не хочу, чтобы ты ехала одна.

— Хорошо.

Его защита была второй натурой. Он был мужчиной, который брал на себя ответственность. Но в отличие от лающих приказов моего отца и его неспособности идти на компромисс, Нокс делал это с осторожностью, а не контролем. Например, как он переселил нас в свой дом. Он не спрашивал. Он просто наполнял мою корзину для белья, по одной за раз, пока в лофте не остались только мои пустые чемоданы. Если бы я возразила, он бы вернул всё назад.

— Привет, — он остановился рядом со мной и поцеловал меня в лоб. — Как прошёл твой день?

— Привет. Хорошо.

— Ты не пришла ко мне на перерыв.

— Потому что у меня не было перерыва.

Он нахмурился и положил руку мне на поясницу, выводя меня из кухни. Мужчина за столом вдоль стены помахал рукой. Нокс дёрнул подбородком, но не перестал идти.

— Есть что-нибудь от твоих родителей сегодня?

— Ни слова.

— Чёрт.

— Ага, — пробормотала я. Мы оба хотели покончить с этим.

После моего признания на прошлой неделе мы с Ноксом часами разговаривали. Рассказ об Оливере, раскрытие этого секрета сняло груз с моих плеч. Нокс вмешался, и проблема, которая была моей, теперь стала нашей.

У меня никогда раньше не было таких отношений. Даже с моими родителями.

Мы с Ноксом решили, что единственное, что можно сделать в отношении моих родителей и этой шантажистки — это ждать. Ничего хорошего из того, что я вмешаюсь в ситуацию, не выйдет. Во всяком случае, это только пролило бы свет на правду.

У этой женщины, кем бы она ни была, не было доказательств того, что Оливер был биологическим отцом Дрейка. Наш роман был тайным — Оливер позаботился об этом, даже если я не понимала этого в то время. Скорее всего, она действовала по наитию, поэтому я держала своего сына и его ДНК подальше от города.

Если бы мой отец решил не откупаться от нее, тогда жизнь осложнилась бы. Но я рассчитывала на первую любовь отца: его имидж.

Его репутация всегда была для него приоритетом. Именно поэтому его отели назывались бутик-отелями. Он хотел, чтобы имя Уорд было известно экстравагантностью и эксклюзивностью.

— Мы договорились, — Нокс взял меня за руку. — Что бы ни случилось, мы разберёмся. Вместе.

Вместе. Я уставилась на его красивый профиль и позволила этому слову пронестись в моей голове.

Было ли это слишком хорошо, чтобы быть правдой? Моё сердце не выдержит, если всё это разлетится на куски. Потому что день за днём, ночь за ночью я влюблялась в Нокса все больше.

Может быть, я уже влюбилась по уши.

Проснётся ли он завтра утром и поймёт, что может иметь гораздо больше, чем я? Будет ли он обижаться на драму, которую я привнесла в его жизнь?

— Что? — Нокс толкнул меня в руку.

— Ничего, — я крепче сжала его руку, затем отпустила её, когда мы вышли на улицу.

Порыв снега ударил мне в лицо. Я задыхалась от холодного ветра, глубже зарываясь в пальто, а затем поспешила к своей машине.

— Садись. Я очищу окно, — он открыл мне дверь, и пока я заводила двигатель, он протер рукавом лобовое стекло.

Я включила печку, пока он чистил свой грузовик, а затем поехала через весь город к детскому саду. Ветер гнал снежинки по воздуху. Снег был такой густой, что я не могла видеть дальше, чем на квартал вперёд. Мои костяшки пальцев были такими же белыми, как небо, когда я въехала на парковку детского сада.

Нокс припарковался рядом со мной, ожидая, пока я заберу сына.

Я уже была в коридоре, когда до моего слуха донёсся голос Джилл.

— Она спит с ним.

Мои шаги замедлились, руки сжались в кулаки. Только не снова.

В детском саду ничего особо не изменилось. Джилл по-прежнему раздражала меня до чёртиков, но она боготворила Дрейка. И хотя каждый вечер мне приходилось вырывать его из её рук, я заставляла себя улыбаться, стиснув зубы.

Это был первый раз за несколько недель, когда я подслушала ее сплетни. Наверное, потому что она обычно была одна в детской.

Я ускорил шаги, добравшись до двери.

— Привет.

Глаза обеих женщин расширились. Чувство вины промелькнуло на их лицах. Да, они говорили обо мне. Сучки.

— О, привет, — Джилл держала Дрейка на бедре, что неудивительно. Она всегда носила его на руках.

— У него был хороший день? — спросила я, торопясь собрать его вещи.

— Да, он был идеален, — она поцеловала его в щеку. — Разве не так? Ты всегда идеален. Но он не спал днём. Так что мы просто обнимались.

Это означало, что она не уложила его, чтобы он мог вздремнуть после обеда. Это означало, что мне придётся уложить его спать пораньше и пропустить мое время с ним. Мои зубы начали свой ежедневный скрежет, когда я подошла забрать его из её рук.

— Привет, малыш.

Он увидел мои протянутые руки и тут же начал суетиться.

Как же мне всё это надоело. Какого чёрта? Она что, кормила его сахаром и весь день говорила ему, что я дьявол? Он будет в порядке через десять минут, но она словно промывала мозги моему ребёнку каждый день.

— Все в порядке, — Джилл покачала его. Но не отдала его. — Всего один крошечный сон, и ты вернёшься. Мы скоро увидимся.

Я заставила себя улыбнуться и вытащила его из её рук. Быстро поцеловав его в щеку, чтобы стереть поцелуй, который она оставила, я посадила его в автокресло. Затем начался плач.

Он просто ненавидел своё автокресло. Это была часть причины ежедневных театральных представлений, верно? Возможно, та поездка из Нью-Йорка на всю жизнь настроила его против этого сиденья.

— О, Дрейки, — напевала Джилл. — Я знаю. Мне это тоже не нравится.

Я ненавижу её. Я ненавижу её. Ненавижу её.

Как только он был пристегнут, я вышла из детской, не потрудившись попрощаться.

Дрейк плакал всю дорогу до двери, а когда мы вышли на улицу на снег, он только сильнее разозлился. Слезы заливали мои глаза, когда я затаскивала его в «Вольво». Затем я села за руль, разворачиваясь задним ходом.

Через квартал я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела грузовик. В суматохе ежедневной возни в детском саду, я забыла, что он ехал за мной домой. Но по мере того, как дороги становились ледяными и снежная буря, казалось, усиливалась на шоссе, я радовалась его фарам каждый раз, когда смотрела в зеркала.

Ветер трепал стекла машины. Этот шум мало способствовал улучшению настроения Дрейка, и он продолжал плакать. Когда я наконец доехала до поворота на Можжевеловый холм, я вздохнула. Почти дома.