Рассматриваю себя в зеркале и не могу поверить, что в отражении именно я. Нюдовый макияж с акцентом на глаза делает мое лицо каким-то более взрослым. Скульптурным, я бы сказала. Скулы подчеркнуты, и теперь кажутся выше и графичнее, губы нежные, но тоже удивительным образом выделены, хотя помада очень светлая. А глаза… Сейчас они кажутся какими-то нереальными. И они… сверкают! Несмотря на то, что последние три дня мне казалось, что от волнения и страха даже цвет потускнел.

– О, моя красавица, – восторгается мама, всплеснув руками. Мастер только закончил с ее укладкой, и теперь она выглядит гораздо более стильно.

– Я и говорю – фея, – отзывается Катя с улыбкой.

Встав, уступаю маме место, а сама встаю рядом с подругой у окна. Она передает мне чашку чая с мятой, которым поит с самого утра, чтобы я меньше нервничала.

Ну разве можно меньше переживать, когда в таких обстоятельствах выходишь замуж? Если бы выходила за любимого парня, наверняка мне давалось бы это легче. А за Громова… я боюсь. Больше всего меня страшит неизвестность. Я ведь не знаю, какой он на самом деле, только догадываюсь. К тому же, нам предстоит первая брачная ночь. А это до ужаса пугающее событие, особенно учитывая мою невинность.

Будет ли он нежным? Сможет ли сделать все так, чтобы я не боялась и мне не было больно? Откровенно говоря, я вообще не хочу подпускать его к себе. Как только подумаю, что рано или поздно это должно случиться, поджилки трясутся. Стоит представить на своей тонкой коже его огромные лапы, аж тошнить начинает.

– Ну ты чего бледная такая? – тихо спрашивает Катя и делает музыку на акустической системе немного громче, чтобы мама с визажистом не слышали наш разговор. – Замороженная какая-то. Выше нос, подруга! Все будет отлично.

– Мне бы твой оптимизм, – качаю головой. – А если он захочет первую брачную ночь?

– Само собой, захочет, – хмыкает она. – Но с таким не грех и вишенки своей лишиться, – подмигивает она, а я начинаю злиться на подругу.

– Ну раз он так тебе нравится, сама за него и выходи! – цежу недовольно.

– Да я бы, может, и с радостью, только он хочет тебя, а не меня, – отвечает она, а потом ее лицо смягчается. – Прости. Я всегда такую чушь несу. Но это только потому, что пытаюсь пошутить, чтобы разрядить обстановку, но не всегда получается.

– И ты меня прости. Я просто… меня аж трясет от страха, Кать, – шепчу подруге. – И ничего не помогает успокоиться.

– Даже мята?

– Мне надо ее целое поле, наверное, съесть, чтобы успокоиться, – усмехаюсь невесело, но улыбка подруги помогает немного взять себя в руки и продолжить собираться.

Катя кружит вокруг меня и болтает о всякой чепухе. Даже втягивает меня в дискуссию о романах Толстого, только бы отвлечь. Знает, что беседа о литературе – это беспроигрышный вариант, и поэтому затевает разговор, в который я включаюсь как по щелчку пальцев.

А спустя два часа я уже выхожу из машины на территории загородного ресторана. Вижу, что сбоку установлена цветочная арка, к которой постелена белая дорожка. Справа и слева от прохода стоят стулья с огромными белыми шелковыми бантами на спинках. Чуть поодаль – шатер со столами, и там тоже все белое.

Внезапно к горлу подкатывает горький ком, и меня начинает мутить так сильно, что, кажется, сейчас вырвет. Катя, без слов понимая, что происходит, хватает меня за руки и разворачивает лицом к себе, отворачивая от места будущей церемонии.

– Дыши, – приказывает подруга, глядя мне прямо в глаза. – Не смотри на всех этих людей. Плевать на них. Ты их даже не знаешь. – Людей? Каких людей? О ком она говорит? Пытаюсь повернуть голову, чтобы еще раз посмотреть в том направлении, но Катя кладет пальцы мне на щеку и не позволяет развернуться. – На меня смотри. Эта церемония продлится не больше получаса. У тебя экзамен тянется дольше. Не обращай ни на кого внимания. Относись к этому просто как к миссии. Ее надо выполнить и вздохнуть с облегчением. Ладно?

– Мама с папой приехали, – киваю на черную машину, въезжающую во двор.

– Вот и славно. Пойдем.

Катя берет меня под руку и разворачивает лицом к шатрам, но тут к нам подбегает молодая девушка в синем деловом костюме, кедах и белой блузке.

– Здравствуйте. Я – Майя, ваш распорядитель свадьбы

– У меня есть распорядитель? – задаю глупый вопрос, но Майю это не смущает. Улыбнувшись еще шире, она кивает.

– Есть. Так что, если что-то нужно, вы всегда можете обратиться ко мне. Вы свидетельница? – спрашивает она Катю.

– Да.

– Тогда пойдемте вместе.

– А родители… – оборачиваюсь и вижу, как охранник помогает папе выбраться из машины.

– Их проведут на их места, не волнуйтесь, – кивает Майя и ведет нас с Катей в огромный дом Громова.

А уже через полчаса под марш Мендельсона, который красиво играет на белом фортепиано девушка в черном платье, я делаю первый шаг по белоснежной ковровой дорожке, ведущей к алтарю.

Алексей

– Алексей Валерьевич, проверите арку? – спрашивает Майя, подойдя к нам с мамой, когда мы прогуливаемся по территории загородного ресторана.

– Нет необходимости, – отвечаю я. – Уверен, там все нормально.

– Надо посмотреть, – говорит мама и, взяв меня под локоть, разворачивает нас и ведет к украшенной цветами арке.

Мы останавливаемся напротив этой конструкции и молча рассматриваем оплетающие ее живые цветы.

– Красиво, – произносит мама и судорожно вздыхает.

– Да, – отвечаю просто потому, что она ждет ответ.

На самом деле, мне плевать, как выглядит арка. Будь моя воля, я бы просто вызвал домой регистратора, мы с Татьяной поставили бы подписи в книге регистрации, и моя новоиспеченная жена просто осталась бы в моем доме. Все эти церемонии совершенно ни к чему. Но, когда я рассказал маме о своем намерении, она настояла на свадьбе.

Самое удивительное, что мама все еще в трауре, с похорон отца не прошло и недели. Но она сказала, что Татьяна, как и всякая девушка, будет ждать торжественную церемонию. На мои слова о том, что это договорной брак, мама ответила, что по прошествии многих лет я и сам буду сожалеть, что не подарил жене эту сказку. Только вот о какой сказке речь? Разве что о сказке со страшным концом. Потому что другого в моем бизнесе не бывает. Но мне странным образом хочется максимально обезопасить мою будущую жену от такой развязки. Может, мне даже удастся сохранить жизнь ей и ее близким.

– Жаль, что Валера не увидит твою свадьбу, – всхлипывает мама, а я сжимаю лежащую на моем локте тонкую прохладную кисть.

Мне не жаль. Мой отец наконец там, где ему самое место. Не среди живых людей, которых он может обидеть. А в могиле, где в скором времени черви будут доедать его останки.

Конечно, я не скажу такого матери. Она любила его до последнего дня, несмотря ни на что. И, хоть сам я ни черта не понимаю, как можно питать такие чувства к чудовищу, это был ее выбор.

– Нормальная арка, – произношу, чтобы подвести итог осмотра и, развернув маму, веду ее дальше на прогулку.

– Леша, заботься о жене, – говорит мама, немного успокоившись. – Не обижай ее. Даже если не любишь, все равно не огорчай. Не знаю, что за такой договорной брак ты задумал, но всегда помни, что твоя жена – это твоя ответственность. За то, как она себя будет чувствовать и как будет к тебе относиться, отвечаешь ты. Потому что мужчина – это сильная составляющая брака. Счастливая женщина дает мужчине силу. Несчастливая – отбирает ее. Сделай Татьяну счастливой, и сам обретешь счастье.

– Невозможно осчастливить человека, который не готов к этому, – мрачно отвечаю я.

И как я, по ее мнению, должен осчастливить Татьяну? Причинить ей добро вопреки ее воле? Или, может, насильно навязать какие-то светлые чувства ко мне? Она видела меня всего пару раз. О каких чувствах вообще можно говорить?

Но мама как будто не слышит меня, продолжая талдычить про счастье и внимание к жене. Про заботу и искреннюю любовь. Я не переубеждаю и не объясняю, чем наши с Татьяной отношения отличаются от традиционного брака, в который люди вступают по любви. Маме ни к чему эта информация. Да и вряд ли ее мнение поменяется. Думаю, она продолжит рассказывать о том, какие именно усилия я должен приложить во имя нашего с Татьяной семейного благополучия.