По каждому поводу шли изнурительные баталии. Мы настаивали, чтобы на территории новых членов НАТО не перебрасывались для постоянного базирования значительные вооруженные силы. Нам возражали: «А как же проводить совместные маневры?» — «Маневры, пожалуйста, проводите, но по окончании их уходите». Убедили. Договоренность внесли в Основополагающий акт. А спустя несколько лет США объявили о размещении в Румынии и Болгарии по пяти тысяч своих солдат. Говорят: «Пять тысяч — это не «значительные силы». Меж тем две тысячи российских военнослужащих, охраняющих оружейные склады в Приднестровье, требуют вывести. Где логика? Не исключаю, сейчас предстоит уточнение терминов, которое не было сделано. В тот момент мы не смогли этого добиться.

Как бы то ни было, хочу подчеркнуть: только люди несведущие, не понимающие, каких огромных дипломатических усилий стоил марафон, связанный с расширением НАТО, способны категорично заявлять: «Или все, или ничего». Слышал упреки: «Вы не остановили расширение альянса». — «Не остановил». — «Значит, вы провалились». Что возразить? Лишь то, что нужно соотносить статус-кво с ситуацией, которая могла бы сложиться без Основополагающего акта.

Да, бомбардировки Югославии случились не только после того, как во Франции главы шестнадцати государств — членов НАТО вместе с Ельциным подписали принципиальное международное соглашение, но и без решения Совета безопасности ООН. Удары по Белграду вызвали глубокую трещину между Москвой и Североатлантическим блоком. Однако не стоит недооценивать тот факт, что в Основополагающем акте под российским давлением появилось положение, запрещающее на территории новых членов НАТО размещать ядерное оружие, складировать его, строить для этого специальные объекты. Оно не нарушается. Этот пункт я расцениваю как наше крупное завоевание.

— Расширение НАТО на Восток, вопреки желанию России, несомненно, бьет по ее самолюбию. Но бьет ли это одновременно по ее безопасности? Так ли критично при современном уровне вооружений, что Североатлантический блок приблизился к нашим границам?

— Представьте себе, что Грузия, начав военную операцию в Южной Осетии, была бы в составе НАТО. НАТО втягивается в это дело. Чем все могло обернуться, не хочется думать… Поэтому следует исходить из возможности реальных коллизий, а не гипотезы, что начнется глобальная война и в этой глобальной войне мы проиграем, поскольку Североатлантический блок чуть-чуть ближе подошел к нашим границам.

Хотя расстояния, безусловно, имеют значение. В середине семидесятых годов Советский Союз совершил ошибку, начав размещать ракеты средней дальности, нацеленные на Европу. Соединенные Штаты предупредили, что в ответ поставят «Першинги-2». И сделали это. Но наши ракеты не являлись оружием первого удара, так как не достигали Америки. А «Першинги» — средство первого удара. Подлетное время таких ракет, размещенных в Западной Германии, составляло восемь-десять минут.

Пришлось сдавать назад, начинать обсуждать варианты ликвидации и нашего, и американского оружия. В декабре 1987 года Михаил Горбачев и Рональд Рейган подписали советско-американский договор, впервые предусматривавший уничтожение целого класса вооружений. Он был выполнен полностью в сжатые сроки — к 1991 году. Нашлись умники, которые, подсчитав, стали возмущаться: «О, смотрите, нас объегорили. Мы уничтожили больше ракет». Не всем же втолкуешь, от какой угрозы мы избавились, какой острый стратегический вопрос сняли.

— Авторами идеи о размещении ракет средней дальности были генералы?

— Да.

— А вы находили с военными общий язык, ведя переговоры по Североатлантическому альянсу?

— Абсолютно. У нас были отличные эксперты — генерал-полковник Леонид Григорьевич Ивашов, начальник Главного управления международного военного сотрудничества Минобороны, вице-адмирал Валентин Сергеевич Кузнецов, начальник международнодоговорного управления… Военные далеко не всегда большие ястребы, чем гражданские. Мадлен Олбрайт, как вы помните, в Хельсинки поначалу ни в какую не шла нам навстречу, а генерал Шаликашвили, находясь сильно «в материале», помог ей и нам сблизить позиции.

Взвешенность, нередко проявляемая военными, объясняется их профессиональной погруженностью в тему. Например, Пентагон противился операции в Ираке, понимая, какими она может обернуться потерями. Аналогичная история с бывшим министром обороны России Павлом Сергеевичем Грачевым. Болтовня, будто он проталкивал идею ввода наших войск в Чечню. Я присутствовал на Совете безопасности, когда обсуждался вопрос об операции федеральных войск, и свидетельствую: Грачев, который действительно сказал до этого, что сможет навести порядок в республике силами двух парашютно-десантных полков, на заседании отнюдь не ратовал за ввод войск.

— Нередко звучит сожаление, что Горбачев, согласившись на объединение двух Германий и вывод оттуда наших войск, не извлек из этого шага пользы для России. Гельмут Коло, Джон Мейджор, Франсуа Миттеран заверяли: НАТО не станет расширяться за счет стран Восточной Европы. Однако никто у нас не озаботился подписанием правового документа. Случись это, мы бы видели сейчас иную картину?

— Вы правы. Для меня «упущенная выгода» стала отчетливой, когда на следующий день после первого совещания в МИДе по НАТО ко мне в кабинет зашел заместитель министра Сергей Борисович Крылов и предложил почитать взятые из мидовских архивов записи бесед, относящихся к периоду объединения Германии. Я их тщательно проштудировал и расстроился. Главы ведущих государств Европы и госсекретарь США Джеймс Бейкер уверяли Горбачева, что в случае вывода советских войск НАТО ни на дюйм не продвинется в восточном направлении. Увы, этим заверениям не была придана юридическая форма. Письменно подтверждено лишь обязательство не размещать войска альянса в Восточной Германии. Положи тогда руководители государств на бумагу то, что обещали на словах, ситуация была бы в корне отличной.

— Чем объясняются наши доверчивость, прекраснодушие?

— Не хочу задним числом обвинять ни Шеварднадзе, ни Горбачева. Но случившееся — чистейшей воды непрофессионализм.

— Поскольку речь зашла о Германии, вспомнилась немецкая пословица: «Всякое сравнение хромает». Учитывая это, не схожа ли возможность договориться с НАТО, которую мы проморгали, с не использованным Борисом Ельциным шансом вернуть России Крым? Сомнительно, что в декабре 1991 года президент Украины Леонид Кравчук, осчастливленный в Беловежской Пуще свалившейся независимостью батыавщины, покладисто не отщипнул бы России полуостров. Но, видно, Ельцину было не до подобной ерунды?

— В оправдание Ельцина скажу, что, когда образовывалось СНГ, все верили: между республиками сохранится прежняя близость, и об административных границах долгое время не думали. Уже руководя МИДом, я вел переговоры о делимитации границы с Украиной — по карте. На местности, считал, это делать ни к чему. «Разрезать» села, ставить столбы, не давать близким людям свободно навещать друг друга — драма… Сегодня столбы стоят. В одной из деревень граница делит дом пополам. Что делать, прошлая жизнь ушла.

А в Беловежской Пуще не волновались об отдаленных последствиях. Те же, кто готовил конец СССР, из двух путей: начать торг по поводу территорий или административные границы между республиками объявить государственными, выбрали более простой — второй. Но теперь ставить вопрос о том, что Крым принадлежит России, значит накапливать вражду с Украиной. Не надо было Хрущеву его отдавать.

— Чем дальше, тем территориальные перемены все менее вероятны.

— Может быть, придет время, когда вопрос сам собой отпадет или отступит на задний план. Мы видим, как Европейский союз приглушает остроту территориальных претензий. В Шенгенской зоне люди ездят куда хотят. Не так давно Россия, Белоруссия, Казахстан создали Таможенный союз. Неизвестно, как пойдет дело, но, если получится, это приведет к очень важным изменениям, продвинет интеграционные процессы.