И последнее. Как справедливо утверждает профессор В. Н. Томилин[810], негативные последствия ликвидации МТС проявились не только в том, что колхозы, приобретая сельхозтехнику, почти лишались оборотных средств и оказывались в долгах как в шелках. Еще важнее было то, что с разгромом МТС была де-факто уничтожена вполне эффективно работавшая сеть крупных механизированных сельскохозяйственных предприятий, имевших мощную производственную и социальную инфраструктуру. Помимо этих предприятий, обладавших внушительным парком сложной сельскохозяйственной техники и инвентаря, необходимой ремонтной базой и кадрами опытных специалистов, МТС обладали и собственной социальной инфраструктурой, которая особенно активно развивалась в 1954–1957 годах. Именно тогда началась комплексная застройка территорий МТС по нескольким типовым проектам, и в сельской местности в невиданных прежде масштабах велось жилищное строительство и возведение культурно-бытовых объектов. Таким образом, как убежден В. Н. Томилин, причины ликвидации МТС коренились не в самой этой системе, как пытался убедить Н. С. Хрущев, а в его намеренных шагах по сокращению финансирования МТС в связи с увеличением капиталовложений в совхозный сектор, распылении людских и технических ресурсов на пике проведения целинной кампании и т.д.

Между тем в последнее время ряд исследователей, в частности известный новосибирский историк С. Н. Андреенков, предложили несколько изменить сам вектор изучения данной темы и сосредоточить свое внимание на «выявлении сведений о существовании в середине 1950-х годов альтернативного проекта реорганизации МТС, предусматривавшего объединение станций и колхозов» в сельхозпредприятия нового типа — соцхозы или госкоопхозы[811].

Выдвижение Н. С. Хрущевым и его клевретами совершенно волюнтаристских «целевых программ» развития сельского хозяйства объективно никак не могло сочетаться с научными подходами к их реализации. Советская деревня в эти годы, по сути дела, превратилась в обширный полигон постоянных и зачастую совершенно чудовищных реорганизаций и экспериментов. Причем, как верно указали многие ученые, в основе всех этих «преобразований» лежали сугубо волюнтаристские и совершенно догматизированные трактовки марксистской теории о явных преимуществах крупного социалистического производства над мелким товарным хозяйством, о государственной форме собственности как высшей по отношению к кооперативно-колхозной собственности и т.д.

Поэтому еще за два года до ликвидации МТС начались три новые кампании: по разгрому личных подсобных хозяйств, укрупнению колхозов и переводу коллективных артельных хозяйств (колхозов) в государственные хозяйства (совхозы), что, по мнению целого ряда ученых (В. Н. Томилин, Д. Н. Конышев, Н. А. Кричевский, А. С. Галушка[812]), поставило жирный крест на всех скольнибудь позитивных начинаниях 1953–1955 годов. К числу первых нормативно-правовых актов[813], прямо шедших вразрез с решениями сентябрьского 1953 года Пленума ЦК, как правило всегда относят:

— Постановление ЦК и Совета Министров СССР от 6 марта 1956 года № 312 «Об Уставе сельскохозяйственной артели и дальнейшем развитии инициативы колхозников в организации колхозного производства и управлении делами артели», которое было направлено на сокращение личных усадебных хозяйств членов колхозов и фактический запрет на создание новых подобных хозяйств за счет общественных колхозных земель, в частности при создании новых семей;

— Постановление Совета Министров СССР от 23 августа 1956 года № 1192 «О мерах борьбы с расходованием из государственных фондов хлеба и других продовольственных продуктов на корм скоту», в котором налагался полный запрет, в том числе под угрозой уголовной ответственности за спекуляцию, на «скармливание скоту и птице хлеба, муки, круп и других продуктов», которые покупались «в государственной и кооперативной торговле»;

— Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27 августа 1956 года «О денежном налоге с граждан, имеющих скот в городах», в соответствии с которым все городские жители (за исключением малых северных народов) должны были ежегодно платить налог за одну лошадь — 1500 руб., корову — 500 руб., свинью — 150 руб., овцу или козу — по 40 руб. и т.д. Причем за каждую голову скота, имеющуюся в хозяйстве сверх одной коровы и одной свиньи или двух овец и коз, налог взимался в двойном размере. С учетом тогдашней средней зарплаты, составлявшей 600–650 руб., по сути дела, речь шла о запретительном налоге на содержание скота почти во всех городах, где значительная часть застройки до сих пор состояла из частных домовладений со своими приусадебными участками. Правда, еще рассчитывая получить реальную поддержку колхозного крестьянства в реализации своего майского лозунга, 4 июня 1957 года лично Н. С. Хрущев инициировал принятие известного Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об отмене сельскохозяйственных поставок хозяйствами колхозников, рабочих и служащих». Это «странное» решение находилось в русле прежней аграрной программы о снижении налогового бремени со всех работников совхозов и колхозного крестьянства, принятой еще на сентябрьском 1953 года Пленуме ЦК.

Однако это временное «умопомрачение» вскоре прошло, и уже 20 августа 1958 года было принято, как считают многие авторы, «одно из самых вредных и нелепых» Постановлений Бюро ЦК КПСС по РСФСР «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих поселках», которое напрямую коснулось более 12,5 млн. городских семей, имевших приусадебные участки. Многими из них данное решение было воспринято как «малое раскулачивание» и «новая коллективизация», что крайне негативно отразилось на репутации самого Н. С. Хрущева и его личной популярности в народе. Но это было далеко не главное, ибо главное состояло в другом. Во-первых, фактическая ликвидация мелкого усадебного хозяйства в городах и городских поселках быстро опустошила важнейший источник поступления дешевого и качественного продовольствия на рынок, недостаток которого страна остро ощутила уже в начале 1962 года, так как в сталинской экономике личные приусадебные хозяйства производят более 80% яиц, около 70% молока и картофеля и до 50% мяса и овощей. Во-вторых, прямым следствием этого решения стало резкое сокращение поголовья скота в стране, в результате чего миллионы советских семей, прежде самостоятельно обеспечивавших себя мясом, молоком и маслом, были вынуждены перейти на снабжение из государственной торговли. Наконец, в-третьих, вся эта ситуация негативно отразилось на общем настрое многих жителей деревни, особенно сельской молодежи, которая массово побежала в города, где были явные проблемы и с жилищным фондом, и с обеспечением продуктами и товарами ширпотреба.

А чуть позже, в марте — апреле 1958 года, в связи с принятием упомянутых выше Закона «О дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций» и одноименного Постановления ЦК и Совета Министров СССР всем колхозам страны было настоятельно «рекомендовано» внести изменения в уставы своих артелей, с тем чтобы увеличить размер фонда собственных оборотных средств и отчислений денежных доходов в неделимые фонды для обеспечения дальнейшего роста общего хозяйства колхозов для строительства собственных школ, больниц и дорог, а также приобретения пашенных тракторов, уборочных комбайнов и другой сельскохозяйственной техники. В результате «новой коллективизации», как ее окрестили сами селяне, размеры приусадебных хозяйств резко сократились: в колхозах на 12%, а в совхозах вообще на 28%. При этом производство мяса и молока в личных подсобных хозяйствах в среднем упало почти на 20%, что в еще большей степени усугубило и без того тяжелую продовольственную ситуацию в стране[814].