— Да, Михаил Илларионович, хотел. — Я посмотрел на него оценивающе. — Какие у вас отношения с князем Зубовым?

— Слишком откровенно, ваше величество, — пробормотал прославленный полководец, заметно растерявшись.

— Это ваш ответ? — я продолжал придерживать пальцем характеристику. В ней было чётко указано, что, несмотря на изрядную изворотливость, Кутузов предпочитал разговаривать прямо.

— Нет, — Кутузов покачал головой. — Скажем так, ваше величество, я уважаю князя, но не присягал ему на верность.

— Вы пользуетесь авторитетом в войсках, Михаил Илларионович. — Я слегка наклонил голову. — Мне нужно быть уверенным в их лояльности мне, а не князю Зубову или графу Палену.

— Вы всё ещё очень откровенны, ваше величество, — осторожно заметил Кутузов.

— Я очень устал за эти дни, не могу придумать, как всё то, что спросил, завуалировать. Так что, Михаил Илларионович, вы можете обеспечить мне лояльность войск?

— Мне нужно будет что-то им предложить, ваше величество. Если вы хотите такую лояльность, при которой войска князя Зубова на кол без высочайшего позволения посадят при любом упоминании мятежа, мне нужно что-то им предложить.

— А вот сейчас откровенны вы, Михаил Илларионович, — я улыбнулся краешками губ. — Гвардия?

— Здесь сложнее, — теперь Кутузов отвечал чётко и по существу.

— Да, очень откровенны, — я усмехнулся. — Вы же знали о заговоре, Михаил Илларионович?

— Об этом заговоре знали даже поварята, ваше величество, — хмыкнул Кутузов. — Павла Петровича предупреждали все, кто испытывал к нему малейшую симпатию. Но он предпочитал верить Палену. — Фамилию коменданта Кутузов чуть ли не выплюнул. Надо же, какая у них любовь. И на этом можно неплохо сыграть.

— Тогда вы знаете, кто из гвардейских офицеров замаран по самые гланды, а кто так, мысленно поддерживал. — В ответ Кутузов подумал, а затем кивнул. — Тем, кто не принимал активных действий, я могу обещать помилование. Но отработать всё равно придётся.

— А другим вы ничего обещать не будете, я правильно понимаю? — Кутузов смотрел единственным глазом мне в лицо.

— Им я ничего не могу обещать, потому что не уверен в причинах, толкнувших на предательство. — Наконец, сказал я. — Предателей никто не любит, Михаил Илларионович.

— Это точно, — он задумался, а потом продолжил. — Что я могу предложить войскам?

— Ограничение срока службы до двадцати лет. Я объявлю это в своём манифесте на коронации. — Твёрдо сказал я. — Кроме того, после похорон мы вместе с вами соберём комиссию не более, чем из пяти-шести человек и будем думать, как и что улучшить. Потому что войн нам в ближайшее время никак не избежать. Это, кроме того, что я планирую наделять отслуживших солдат наделами, и давать кредиты на приемлемых условиях. В сорок лет мужчины в самом расцвете находятся, они и пожить успеют, и внуков понянчить.

— Земли, я так понимаю, в Сибири или на не так давно завоёванных территориях? — Кутузов потеребил губу.

— Вот видите, Михаил Илларионович, мы уже думаем одинаково, — и я снова улыбнулся краешками губ.

— Это приемлемый вариант, — он кивнул. — Как мне вести себя с князем Зубовым?

Ух ты, как заговорил. Надо же. Всё-таки для многих людей важна мотивация. А у Кутузова, похоже, хорошей мотивацией является создание непобедимой армии. Я так и знал, что большинство заговорщиков просто от безделья в заговоры подались. Заняться им нечем было. Вон как Горголи побледнел, когда объём работы прикинул. И ведь никто не скажет, что я его не наградил. Наградил, ещё как, целую службу организовать заста…эм, попросил. А Кутузова, похоже, и заставлять не придётся.

— Как обычно. Не нужно давать князю повод нервничать, — я вздохнул.

Как же мне хотелось их всех, вот прямо сейчас к ногтю, но, нельзя. Это должно быть показательно, и настолько грязно, насколько только можно. И нет, я всё ещё сантиментами не страдаю и ничью честь обелять не собираюсь. Ну, кроме своей, разве что. И семьи, если они в себя придут и перестанут мне мешать. Чтобы никакие декабристы даже не пытались вякать, чтобы их тоже в продаже родины не обвинили.

— Я понимаю, ваше величество, — сказал Кутузов.

— Граф Пален Пётр Алексеевич, — заявил Зимин.

— Пусть заходит. — Я махнул рукой и увидел, что в единственном глазу Кутузова промелькнул вопрос. — Оставайтесь здесь, Михаил Илларионович. — Приказал я.

Перевернув характеристику, я поставил на неё чашку с так и недопитым кофе. Я специально так назначил эти встречи. Несмотря на то что они вместе участвовали в заговоре, Пален с Зубовым были на ножах. Мне об этом сообщил Макаров, а Краснов, дежуривший вчера неподалёку от меня, доложил, что князь шибко рвался к Марии Фёдоровне. Чтобы поддержать в горе, не иначе.

Пален вошёл, раздражённо одёргивая мундир.

— Почему у меня отобрали оружие, ваше величество? — спросил он, глядя на меня с вызовом.

— Таковы новые правила. Вон, Михаил Илларионович не возражал, когда его попросили отдать шпагу. — Ответил я, разглядывая этого… этого… У меня слов для него не находилось.

— Что происходит, ваше величество? — Пален прищурился.

— Вы знаете, Пётр Алексеевич, чтобы скушать яичницу, нужно обязательно поджарить яйца, — жёстко ответил я ему. Наши взгляды встретились, и он слегка побледнел.

Мне уже доложили, что ты там про омлет и разбитые яйца вещал, сволочь. Хотя накануне уверял Сашку, что всё делается во благо, и отец его останется жив, и проживёт остаток жизни здесь, в Михайловском замке, который он так любил. А Макаров хорош. Он, похоже, уже выцепил парочку заговорщиков попроще, запугал их, и теперь вовсю тянет из них информацию.

— Похоже, в то время как я не мог добиться аудиенции, мои недоброжелатели успели настроить ваше величество против меня, — медленно произнёс Пален. — А я-то уже собрал офицеров, чтобы они принесли вам присягу…

— Бросьте, Пётр Алексеевич, — я положил на стол бумагу и поставил чернильницу. Небрежно бросил перо и указал ему на стул. — Это почти не имеет значения. Уж нам ли с вами не знать, сколько стоят подобные присяги. Пишите.

— Что писать? — он сглотнул, снова посмотрев на Кутузова. Молодец, правильно мыслишь. Это Платон Зубов меня настроил против тебя, заручившись поддержкой Кутузова, а значит, армией. Как же у них тут всё запущено. Мне даже придумывать ничего не надо. Хоть один человек в этом проклятом высшем обществе не интригует против кого-то? Похоже, вопрос реально риторический.

— Что просите отставку со всех занимаемых постов по состоянию здоровья. И хотите уехать для оздоровления в Гросс-Экау. — Скучным голосом сообщил я.

— От всех дел? — Пален вздрогнул.

— Да, от всех, — я кивнул. — Да, чтобы обеспечить вам достойный отпуск и полноценный покой, с вами отправляется рота солдат.

— Я должен сообщить жене…

— Не стоит, — я покачал головой. — Юлиана Ивановна оказывает небывалую поддержку Елизавете Алексеевне. Просто небывалую. Она и ваша очаровательная сестра вчера составили нам компанию за ужином. Я не решусь забрать у жены дружеское плечо, в то время как она так в нём нуждается.

— Кха-кха, — Кутузов, внимательно следивший за нашим разговором, неожиданно закашлялся. Что, неожиданно, да?

— Что с вами, Михаил Илларионович? — участливо спросил я.

— Да, что-то горло запершило, ваше величество, — ответил он хриплым голосом.

— Водички попейте, — и я указал на графин, стоящий на маленьком столике у стены.

— Могу я поинтересоваться, ваше величество, почему вы находитесь здесь, а не переезжаете в Зимний дворец, да ещё и семью здесь держите? — Пален был бледен, но писал, сжав губы так, что они превратились в тонкую полоску.

— Потому что покойного нельзя оставлять одного, — тихо проговорил я. — Покинув замок в минуту слабости, я тотчас же вернулся, когда отсюда отлучился мой брат Константин. Кто-то из близких всегда до похорон должен находиться неподалёку. Но откуда вам знать наши варварские обычаи, правда?

— Я удивлён, что вы их знаете, — процедил Пален.