Вообще, эти молодые офицеры, которые в ту страшную ночь демонстративно выбрали сторону, молодцы, что уж тут говорить. Мне, считай, что с ними повезло.

— Ваше величество, — в голосе Зимина прозвучала тревога, и я повернулся к нему лицом.

— Передай Палену, что я встречусь с ним завтра в полдень. А пока неважно себя чувствую, головой сильно ударился, когда в обморок падал. — Медленно ответил я и подошёл к столу, кладя на него письмо, текстом вовнутрь. А то точно порву, а не хотелось бы.

— Слушаюсь, ваше величество, — вот теперь в голосе поручика прозвучало облегчение. Я правильно сделал, что решил встретиться с главным заговорщиком.

— Ваше величество, Макаров Александр Семёнович с докладом, — в гостиную заглянул Лебедев. Надо бы парням звания повысить, а то одни корнеты и поручики, как-то несерьёзно.

— Пропусти, — Макаров зашёл с ворохом бумаг в руках. — Присаживайтесь, Александр Семёнович. Разговор долгий нам с вами предстоит.

— Благодарю, ваше величество, — Макаров недолго колебался и сел за стол. — Могу я поинтересоваться, вы решили лично, собственными руками мою работу делать? — Спросил он, прямо глядя на меня. — Жеребцова вот подкинули. Я, как вчера вечером в крепость Петропавловскую заглянул, в наш закуток, так чуть чувств не лишился. Ведь я знать не знаю, что мне с ним делать? Дознание проводить?

— В этом нет необходимости, — я покачал головой. — Официально он сидит за дуэль с офицером из моего охранения.

— Официально? — вопросительно глянул Макаров.

— Ну, так и мой отец официально от апоплексического удара скончался, — Я развёл руками.

— Туше, — задумчиво проговорил Макаров, а затем протянул мне лист. — Как и договаривались, ваше величество, первая партия имён. Обратите внимание, с восемнадцатого по двадцать девятое имя, это те офицеры, которые вчера у его высочества Константина Павловича отдыхать изволили. Баура среди них нет, я не стал его вносить, незачем, но его место было бы под номером двадцать три, если бы ваш Зимин промахнулся и только ранил его, а не убил наповал.

— Отлично, — и я забрал у него список, протянув письмо. — Ознакомьтесь, Александр Семёнович, пока я любуюсь вашей работой.

Мы с Костей оказались в конце второго десятка имён, как раз перед адъютантами Константина. Ну что же, это меня в какой-то степени радует. Всё-таки Саша действительно не хотел убивать отца.

— Что это, ваше величество? — я поднял взгляд на встрепенувшегося Макарова. — Что это такое?

— Это письмо, которое я нашёл среди писем отца, — сказал я, задумчиво глядя на помятый листок. — Его принесли и просто сунули в кучу, видите, никаких опознавательных знаков на нём нет. Оно не с курьером и не по почте пришло. Вот только тот, кто обязан был его вскрыть и показать его величеству, почему-то этого не сделал. И мне важно знать, это был злой умысел, или обычный саботаж из-за природного идиотизма.

— Вы так говорите, ваше величество, словно уверены, что это письмо ничего бы не решило, — Макаров аккуратно сложил его и сунул к своим бумагам.

— Потому что оно ничего не решило бы, — я протёр лицо. Всё-таки не выспался. Надо заканчивать с этими подъёмами в пять утра. Эти пара часов ничего не решат, а выспавшись, я наделаю гораздо меньше ошибок. — Господа под номером два, шестнадцать и семнадцать постарались бы сгладить эффект от этой записки. Я почти уверен, что граф Кутайсов просто дурак, а не злоумышленник, потому что теряет он намного больше, чем приобрёл бы, но стоит убедиться.

— Я вас понял, ваше величество, — Макаров нахмурился. — Вы что-то ещё хотите мне поручить?

— Да, Александр Семёнович. И вот теперь мы выходим на очень тонкий лёд. У вас есть преданные и надёжные люди, которые смогут похитить в Лондоне одну даму и тайно доставить её в Петербург?

— О какой даме идёт речь? — Макаров подался вперёд.

— Об Ольге Жеребцовой, уехавшей в Англию за своим любовником практически с позволения собственного мужа, — я откинулся на спинку стула. — Но и это ещё не всё. При ней должны быть деньги, очень крупная сумма, а также документы, эти деньги сопровождающие. Ведь господин под номером шестнадцать, имеет право на них рассчитывать, верно? — и я криво усмехнулся.

— Вот оно что, — Макаров покачал головой. — Я придумаю, как даму доставить в Петербург. В конце концов, здесь скучает её муж, а сына вообще арестовали. Вот только наличие крупной суммы денег, да ещё и подкреплённых документами, существенно меняет всю картину заговора. И да, думаю, господин под номером шестнадцать вправе рассчитывать на всю сумму, потому что он её точно пустит на благое дело, вот сейчас я почти в этом уверен.

— Почти? — я улыбнулся.

— Почти, это как официально, только чуть-чуть более условно, — парировал Макаров. Всё-таки любовью он ко мне не проникся, но усилия оценил. — Я могу приступить к докладу, ваше величество?

— Приступайте, Александр Семёнович, — кивнул я, про себя подумав, что если он Жеребцову с деньгами притащит сюда, то я смогу с уверенностью сказать, что мне с ним повезло почти так же, как и с офицерами, если не больше.

Я смотрел на стоящего передо мной высокого, стройного брюнета. «Я его знаю», — промелькнула в голове мысль. Это тот редкий случай, когда портрет был похож на оригинал. Не досконально, упаси боже. Рисовать совсем похоже современным художникам, видимо, вера не позволяла, или ещё что-то такое же возвышенное. Вот когда придёт век фотографий, рисовать портрет, отдалённо похожий на оригинал, станет не камильфо. А сейчас, что париться-то?

Так вот, стоящий передо мной мужчина был похож на свой портрет. А видел я его в музее, посвящённом развитию противопожарной безопасности. Правда, он недолго проработал на этом поприще, но успел сделать много чего хорошего. Даже больше, чем на любом другом поприще. И зачем его в таком случае туда-сюда кидали? Повышать в званиях можно и на одном месте. Проводившая экскурсию девушка тогда с придыханием сказала, что он считался одним из красивейших мужчин Парижа, и что сам Дюма использовал его образ в своих романах. Но вот лично у меня сразу же возник вопрос: а какого лешего русский офицер делал в Париже? Да ещё перед самой войной с этим самым Парижем? Разведку на местности проводил?

Как же меня уже сейчас задолбали эти двойные, а то и тройные стандарты. Вы, господа, или крестик бы сняли, или трусы надели, вот ничего другого сказать просто не могу.

А брюнет продолжал стоять передо мной, вытянувшись ещё больше. При этом он начал заметно нервничать, но я не торопился начинать разговор. Наконец, он не выдержал.

— Ваше величество, вы меня вызывали?

— Да, Иван Саввич, вызывал, но, надо сказать, вы не слишком-то торопились на мой зов? Потому что я приказал вас доставить к себе вчера, — медленно осветил я, продолжая его осматривать. — Или вы так увлеклись поисками графа Кутайсова в белье мадемуазель Шевалье, что совсем потерялись во времени? — спросил я насмешливо.

Ему хватило совести покраснеть. При этом он взглянул на меня, и в его взгляде отразилась целая буря чувств: непонимание, возмущение, непокорность. Твою бы энергию, да в правильное русло. А Горголи, поймав мой насмешливый взгляд, отвёл глаза и начал гипнотизировать взглядом сидящего в углу Макарова. Александр Семёнович в это время делал вид, что увлечённо просматривает какие-то документы.

— Я не совсем понимаю, ваше величество…

— Иван Саввич, вы, похоже, вообще мало что понимаете, но это нормально. Нас с Александром Семёновичем сейчас интересует, что же вы всё-таки нашли в доме очаровательной Луизы. Кроме графа Кутайсова, естественно. Его искать не надо, он в своей комнате находится, и сам нашёлся, без вашего участия, надо сказать. — Я махнул рукой. — Так вы нашли что-нибудь важное для нас?

— Да, письма. Среди них одно от самого Бонапарта, — ответил Горголи.

— Я надеюсь, вы захватили эти письма с собой? — я требовательно протянул руку.