Булочка теперь спит в моих ногах. Я её досыта накормил и укрыл одеялом.

Эй до сих пор всхлипывает, Лёд кашляет, а Врач храпит.

Хорошо, что ружьё далеко (шутка).

Тень

Эй снова решила влезть в мои записи, но хоть теперь не черкает, а просто смотрит через плечо и даёт «ценные» советы. Например, прямо сейчас с горящими глазами она пытается меня убедить сделать в конце дневника «обалденный ход»: признаться, что прошлой ночью я перестрелял своих спутников, а всё остальное время просто водил читателей за нос, борясь с собственной совестью. Или, например, свести всё к тому, что я псих с воображаемыми друзьями. А лучше написать про раздвоение личности. А может, я вообще Врач, который притворяется Тенью, ведя за него дневник? Или за нами по рельсам упрямо бредёт мой злой близнец, пугающе скрежеща зубами и хохоча. А вообще, с нами едет ещё пассажир, но он меня настолько раздражает, что я решил его до самого конца не упоминать. Или…

Короче, я устал от её воображения. Она не понимает, что суть моих записей как раз в том, чтобы правдиво рассказать МОЮ историю, а не её бредни. Так что не волнуйтесь, все живы, даже Эй-Заноза-Зараза. (К ней так легко прилипают ругательные клички! Не пойму, с чего…) Я предложил попробовать Эй писать самой, но уже через пять минут она смяла листок, превратив в самолётик. Я рассердился и забрал его обратно. Бумаги и так мало.

Я решил устроить стирку. Всё равно Лёд ещё не в состоянии вести поезд. Хотя он не сидит без дела – сегодня вот захотел сварить нам дедовых овощей и тихо возится в углу с кастрюлей. В еде я не привередлив, ем всё подряд, могу даже картофель сырой съесть, не побрезгую. Эй и Врач, кстати, тоже. А вот Лёд иногда затевает готовку. Но, скажу честно, продукты после всех его манипуляций не становятся лучше. Чаще наоборот. Но вы же помните, что мы всеядные? Вот и жуём, не морщась. А Лёд огорчается и плюётся, но продолжает истязать наши скудные припасы. Возможно, так он структурирует своё время. Загадочный парень. Зная, что Эй почитывает мои записи, я старался держать в фокусе самого себя и лишний раз ничего не писал про своих спутников. А следовало бы, ведь они занимают в моей жизни куда больше места, чем я выделил им в дневнике. Теперь я решил получше прятать блокнот и пресекать попытки Занозы сунуть в него свой очаровательный веснушчатый нос. Я написал ей комплимент? Забудьте. Видно, мысль о том, что это теперь секретные записи, меня распоясала. К слову, последние дни я пытаюсь понять, почему Лёд и Эй вместе и кто из них жертва этих странных отношений. Раньше я думал, что в паре всегда страдает женщина, поскольку она слабее и не может дать сдачи. Но, мысленно поставив себя на место Льда, я начал сомневаться. Так почему же он всегда следует за ней, получая лишь тычки и оскорбления? Разве женщина не должна проявлять хоть каплю нежности и заботы к своему партнёру? «Мы любовники», – сказал Лёд. Но если честно, никакой любви я здесь не увидел. Эй бесил Лёд, и она это даже не скрывала. А тот, в свою очередь, вёл себя как зависимый наркоман, который жаждет дозу и в то же время проклинает её. Я бы обозвал их союз другим словом, но воздержусь. Уж лучше быть одному, чем вот так.

Итак, я занялся стиркой. Если в двух словах, то я решил просто замочить в щелочной воде грязные вещи, а потом прополоскать их и развесить у печки. Эй отнеслась к идее с воодушевлением, но я знал, что это ненадолго и уже через час она начнёт ныть и отлынивать. К этому времени Заноза уже помогла Льду мыть картошку (её терпения хватило на полторы штуки), попыталась обработать раны Булочки вместе с Врачом, но лишь отвлекала собаку игрой, и, наконец, встала у меня над душой. «Вода слишком холодная», «возьми ведро побольше», «три усерднее» – её слова зудели у меня над головой похлеще надоедливых мух. Я молился, чтобы Эй поскорее надоела игра в прачечную. Но она не отлипала. Даже сбегала ко Льду и с трудом притащила кастрюлищу кипящей воды, а потом выплеснула в кадушку, чуть не обварив себе ноги. Я сухо поблагодарил и продолжил полоскать вещи. Видимо, это было моей ошибкой. Удели я Занозе чуть больше внимания, возможно, она бы отстала от меня и принялась снова одолевать Льда. Но я не сильно люблю общаться, особенно когда занят делом. И… буквально через секунду Эй уселась в кадушку для стирки, не раздеваясь, заявив, что как раз помоется и постирается. И попросила её тоже хорошенько прополоскать. Честно говоря, сначала я растерялся, чем привёл Эй в безумный восторг. Она начала молотить по воде руками, а потом в меня брызгаться. Тогда я решительно взял ведро с чистой водой и вылил ей на голову. Эй завизжала, словно кошка, которой наступили на хвост. Я и забыл, что вода была ледяной. Вернее, меня-то это никогда не беспокоило. На этот дикий вопль прибежали все: Врач, Булочка, Лёд. Последний вскричал: «Ты хотел её утопить?» – и обвиняюще ткнул в меня алюминиевой ложкой. «Сама попросила её отмыть». – Я пожал плечами и отошёл от Эй. «Да мало ли что она просит!» – Лёд рывком выволок Эй из кадушки, а потом прошипел: «Выйдите все отсюда». Мы с Врачом и Булочкой гуськом вернулись в жилой вагон. Дверь за нами громко захлопнулась. Ну подумаешь, холодная вода. Я всегда такой моюсь и не ору. Я вспомнил обомлевшее лицо мокрой и притихшей Эй. Она ведь не предполагала, что я подключусь к её игре, изображая заботливую банщицу? На что вообще был расчёт? Хотя, вероятно, её стратегия была направлена на кого-то другого. Минут через десять в вагон вошёл Лёд, неся на руках Эй, закутанную по самую шею в тряпьё. Он устроил её у печки, принёс её вещи и развесил под потолком на верёвке. А после бросил мне: «Иди, достирывай». Я кивнул. Закончив с делами, я вернулся к своим спутникам. Они молча хлебали вонючее варево. Без особого энтузиазма я присоединился. «Завтра утром едем дальше», – объявил Лёд. Никто не ответил. Я лишь покрутил в миске морковь, которая с одной стороны была сырой, а с другой – переваренной. В путь так в путь. Мне всё равно не нравится эта пустая деревня. Лишь одна мысль мне не давала покоя: «Почему дед, собирающий кости мертвецов, оставил гнить посреди комнаты хозяина книг? Или же в мешке было что-то другое? Зря я не проверил». Вслух я решил сказать:

– Я всё думаю, почему этот старик жил один и как он умудрился запасти столько еды?

– А я знаю, – оживилась Эй. – Он мне сам сказал. Ещё прошлым летом в деревне было пять жителей. Дед, его жена, их соседка и два мужика. Они возделывали огороды, собирали запасы на зиму. Но морозы наступили лютые, и стало понятно, что до конца зимы еды на всех не хватит. Конечно, старики были под угрозой – в честной борьбе за еду им было не победить. И тогда бабка навела на всех порчу!

Лёд закашлялся, подавившись своей бурдой, а я ехидно спросил:

– Тогда почему же выжил только старик?

– А колдовство – это обоюдоострый меч! – вскинула брови Эй. – Как любовь! Вызывает последствия в двух направлениях. Вот её тоже… того… – И она шмякнула по лавке ладонью так, что мы все вздрогнули.

– Да их всех убил дед, – прочистив горло, отозвался Лёд. – Но кто же в таком признается? А тела спрятал.

– Только не книжника, – пробормотал я, – он до сих пор в доме лежит.

– Судя по его виду, умер он не летом, а намного раньше, года на три, а то и четыре, – проговорила Эй, между делом вылизывая свою миску. – О! Я поняла. Это чтобы он не испытывал могильные муки, а навеки оставался со своими любимыми книгами. Это был сын деда. Или друг.

– Какая у тебя каша в голове! – Лёд легонько ткнул Эй пальцем в лоб. – Но видно, тот книжник был действительно особенным. Вот его никто и не трогал. А может, про него просто давным-давно забыли, не до него было. Его дом на краю, говорите? И, кроме книг, ничего ценного в комнатах нет? Скорее всего, это забытый покойник. Таких теперь в каждом городе можно найти.

Это было логичное объяснение, а главное – успокаивающее. Но всё же немного грустное. Неважно, был собиратель книг чьим-то любимчиком или забытым и никому не нужным чудаком, – кости вряд ли об этом расскажут.