— Умом тронулся, да? — с сомнением поинтересовался Гордей, нервно подглядывающий на окружавших его парсийцев. — Что ты несешь? — перешел он на истеричный шепот.

— Замолчи, — попросила я.

Лукьян наградил Гордея жалостливым взглядом.

— Это из дневника Богдана Балабола, который был найден в его камере после казни. У меня иногда складывается такое впечатление, что на занятия хожу только я. Ну, да ладно. Знаете, что произошло дальше?

— С кораблем было что-то не так? — догадалась я.

— Верно, — кивнул Лукьян.

Его пристальный взгляд остановился на до сих пор упорно хранивших молчание парсийцах и продолжил цитировать по памяти:

– “Старик не обрадовался. Он сказал, что этот корабль способен доставить нас лишь в могилу. Луна осветила тела экипажа, и я увидел кости и раны, их обмороженные пальцы и пустые глазницы, которые они скрывали под меховой одеждой.”

Одна из тварей, призванных Иларионом наконец решилась атаковать свою цель, но вместо того, чтобы испуганно дернуться, начать кричать, размахивать мечом, Ивар Белобровый молча вытянул руку в сторону и перехватил тварь прямо поперек шеи, крепко сжав.

Он продолжал сжимать до тех пор, пока она испуганно не взвизгнула и не развеялась дымом, резво нырнув обратно в море.

— Да что происходит?! — довольно отчетливо завопил позади нас Иларион. — Назад! Вернитесь! Живо!

Но твари плевать хотели на его приказы, разбегаясь кто куда.

— А я говорил, что ты совершенно бесполезен, — фыркнул Платон.

— Я чувствую, что кто-то очень-очень зол. И голоден. И эти эмоции определенно нечеловеческие. У людей просто не бывает настолько безумного голода. Так что может вы отложите свои разборки? У нас тут проблема посерьезнее намечается, — вмешалась в разгорающуюся перепалку Евжена.

Потеряв терпение наши друзья выломали несколько досок и выбрались на пристань.

Пятиметровая волна вернулась в море, но водяные змеи, растянувшиеся по пристани все еще ждали шанса ухватить кого-нибудь за ногу и приложить о хлипкие доски.

— Но это же невозможно, — сказала я, наблюдая за тем, как нечисть обращается в бегство. — Для равнопотенциального физического взаимодействия материя должна иметь одинаковую степень воплощения, — припомнили я один из параграфов введения в спиритуалистику. — С духами способны сражаться голыми руками только… другие духи.

Это была главная проблема при встрече с голодными неупокоенными душами.

Они легко могли вцепиться в ваше сердце, а вот вам пришлось бы изрядно постараться для того, чтобы хотя бы немного задеть их.

Плотные затянувшие небо тучи, немного рассеялись, выпуская из своих объятий луну и ее бледный свет упал на парсийцев.

– “Мое сердце забилось так сильно, что я потерял сознание, а когда пришел в себя, корабля нигде не было видно. Лишь мы со стариком в лодке посреди спокойного моря. Я спросил у старика, почему они оставили нас, эти голодные призраки, почему отпустили. И старик ответил мне, что он обменял наши жизни на секрет, который они искали”, — продолжил Лукьян.

— Что же это был за секрет? — немного помолчав обратился он парсийцам.

Ивар Белобровый наградил его тяжелым взглядом.

Он шагнул в полосу лунного света.

В лунном свете его глазницы были пусты, кости просвечивали сквозь тонкую как бумага кожу, синюю и прозрачную, как верхняя ткань бального платья барышни Аничковой на картинке в учебнике по спиритуалистике.

Стоявший к нему ближе всех Гордей Змеев изрядно побледнел и даже дергаться перестал.

— Так это что, призраки? — тоскливо поинтересовался Платон, разглядывая похитителей.

— Конечно, призраки, — улыбнулся Лукьян. — Со дня казни Богдана Балабола прошло чуть больше двухсот лет. И потом, посмотри на их шубы, — он указал рукой в направлении Ивара Белобрового. — Волнистые узоры на меху. Это шкуры поющих медведей. Они вымерли в прошлом столетии, больше таких шуб никто не делает.

Платон присвистнул и перевел взгляд на Илариона.

— Ты вроде собирался разобраться с голодными духами на пристани. Вот он, твой шанс. Давай. Мы в тебя верим.

— Я не могу, — сказал Иларион.

— Почему нет? — в панике обернулась к нему Евжена.

И правда — а почему нет?

Мы все с равной степенью недоумения уставились на цесаревича.

Все, кроме Лукьяна, конечно, который, как обычно, об этом где-то уже наверняка читал и только покивал.

— Издеваешься?! — ненадолго пришел в себя Гордей.

— Их уже контролирует проклятие, — неловко похлопав себя по затылку пояснил Иларион. — Чтобы мне перехватить контроль, надо сначала разрушить проклятие, а уж потом…

— Старик рассказал нам, как разрушить проклятие и обрести покой, — заговорил Ивар Белобровый. — Он сказал, что в тот день, когда мы встретим на этой пристани невесту, мы получим шанс вырвать наши души из плена темных чар и наконец покинуть эти воды.

Его взгляд устремился ко мне.

— Девушка, по парсийским обычаям невест запрещено убивать, как и жениха, и их гостей, это навлечет гнев богов. Поэтому мы не тронем никого из вас. Нужно обязательно помочь с церемонией. Я капитан корабля, я могу провести на нем обряд. Мы должны подарить что-то. Я отдам вам его, как вы того и хотели, — он схватил Гордея за локоть и подтащил ближе к себе, тряхнув и как тряпичную куклу. — Как тебе сделка? Ударим по рукам?

— Звучит как-то слишком хорошо, — шепнул Платон.

Лукьян приложил палец к губам, его глаза сердито сверкнули в темноте.

Ивар Белобровый говорил так, словно только в этом, в помощи мне, какой-то случайной незнакомке и заключалось их освобождение, но я ему не верила.

— А что взамен вы попросите у меня? — спросила я. — Вы говорите о парсийских обычаях, но ни слова о том, в чем заключается условие избавления от вашего проклятия. Вы даже не сказали, за что именно вас прокляли. Я не стану заключать никаких сделок, пока вы пытаетесь водить меня за нос.

— Я ведь могу и бросить его в воду, — указал он на Гордея.

Змеев, казалось, вот-вот хлопнется в обморок.

Я сама, казалось, вот-вот хлопнусь в обморок. Теперь я могла понять злость Лукьяна и его нежелание соваться за Гордеем без поддержки жандармерии. Чего я не могла понять, так это, как он догадался, с кем именно нам предстоит столкнуться.

Все, что у нас было — это записка с требованием выкупа.

Что такого примечательного в ней было?

И если уж на то пошло, зачем парсийским призракам похищать Гордея? Они выглядели пораженными, когда я достала храмовую грамоту, они этого не ожидали. Тогда на что они рассчитывали? У кого вообще хватило бы сил нанять кого-то вроде них? Провести на территорию академии. Скрыть их следы. Это было очень сложно. И ради чего?

Нам нужны были ответы.

Но и парсийцам нужна была я.

— А я могу развернуться и уйти, — сказала я. — Вряд ли вам так часто выпадает возможность повстречать на этой пристани невесту.

— Отличная идея, — поддержал Лукьян. — Я предлагал вообще не приходить сюда.

Гордей уставился на нас в немом шоке.

О, ты такого высокого мнения о нас, приятель, даже как-то обидно.

— По парсийским обычаям невеста отгадывает загадки гостей, — немного поразмыслив, но, по-видимому рассудив, что новой возможности снять проклятие он может ждать годами, сказал Ивар Белобровый. — И я хочу, чтобы ты отгадала мою. Я хочу, чтобы ты нашла то, ради чего мы когда-то продали наши души, — он бросил взгляд на яркую луну. — Чтобы ты нашла это до исхода ночи.

Я посмотрела на Гордея Змеева.

Что ж, какой тут, спрашивается, вообще мог быть выбор?

Когда-то, когда я была сильно младше, когда я еще была так далеко от свалившихся на меня сейчас проблем, что и вовсе не представляла, что они могут когда-нибудь стать реальными, я иногда размышляла об этом — о том, какой именно будет моя свадьба.

Будет ли это пышное торжество с улыбающимися гостями, громкими поздравлениями и множеством забавных ситуаций, оставшееся в памяти сотней ярких, уморительных кадров?