— Закончились все те, которые ты знал! Теперь придется изъясняться на пальцах! Видел, да? Это-то ты должен понять, ты же, судя по всему, глухой!

— Чего?

— О чем я и говорю!

Так, ладно, это ещё надолго. Думаю, когда они закончат, я уже вернусь.

Резко схлопнув веер в последней надежде быть услышанной, но так и не добившись этим хоть какой-то реакции, я окончательно сдалась.

И, оставив господ, слишком увлечённых своей перепалкой, наслаждаться обществом друг друга, направилась к балкону.

Туда, где в воздухе то и дело мелькали всполохи огненного хлыста.

Балкон был широким и достаточно просторным для того, чтобы на нем уместились не только участники потасовки, но и разномастная толпа зевак, неловко переминающихся с ноги на ногу, не решаясь что-либо предпринять.

— Что случилось?

— Кто-нибудь видел, с чего все началось?

— А это разве не-

— Тихо ты! Лучше пойдем скорее!

Гул то нарастал, то затихал, в любом случае никакой полезной информации из него почерпнуть было невозможно, так что, едва начав, я тут же перестала прислушиваться к этим шепоткам.

Разумеется, по отдельности каждый из присутствующих наверняка был отличным человеком и глубоко осуждал происходящее, но, сбившись в кучу, их производительность, к великому сожалению, упала практически до нуля.

Осталась лишь одна доступная функция — зырить.

Огненные всполохи используемого артефакта из-за криворукости пользователя толком не попадали в цель, зато разлетались в стороны, как бракованное конфетти, осыпая искрами бальные платья излишне любопытных барышень и начищенные до блеска ботинки нерасторопных молодых господ.

Я оттеснила в сторону внучку генерала Котова, и очутилась в первом ряду.

Человек, в которого летели удары хлыста, одного из мощнейших известных в романе артефактов, имел возвышенный и измученный, почти болезненный вид, что наводило на мысль о том, так ли необходимо было за ним гоняться.

Он же и без того вот-вот рухнет замертво.

Несмотря на вечернюю прохладу, ему было явно душно, потому что он сбросил пиджак и расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, оголив шею.

У него были невероятно светлые, я бы даже сказала белые волосы и ярко-желтые, как вечерние звезды, глаза, которые лихорадочно блестели от плохо скрываемого и так же плохо различаемого чувства.

Это был страх?

Или злость?

Или это была глубоко скрытая насмешка, как у мыши, дергающей кота за усы?

Удары хлыста обрушивались то слева, то справа, но в оппоненты ему попался редкостный мазила, с такого расстояния и не попасть ни разу — это надо умудриться.

Кем был этот болезненный молодой господин я никак не могла припомнить, а вот задиру узнала без труда.

— И как у тебя только наглости хватило сюда сунуться, а?! — зарычал он, ударяя хлыстом об пол.

Разлетевшиеся искры хлынули на платье стоявшей неподалеку барышни, и она испуганно завизжала.

К счастью ее спутник не растерялся и залил едва начавшееся возгорание из пуншем.

— После того, что твоя семья сделала с моей сестрой! — все никак не мог успокоиться обладатель хлыста. — Совсем совести нет?!

Рыжий, в рубашке с золотым шитьем, к месту и не к месту поминающий свою сестру?

О, ты, должно быть, Гордей Змеев.

Это был племянник ректора Императорской академии, наследник одного из старейших родов Мариинской империи, такого богатого и влиятельного, что императорская семья на их фоне была просто кучкой бедных родственников в жалких обносках.

Брат главной героини.

Мало кому хотелось с ним связываться.

Ведь укус ядовитой змеи — это не только невероятно больно, но и смертельно.

За Гордеем Змеевым постоянно увивалась толпа прихлебателей, готовых подпевать своему лидеру.

Даже цесаревич Иларион предпочитал лишний раз не привлекать внимание Гордея. Ведь даже при случайном столкновении из того обязательно сыпались угрозы и обвинения. Отношения у них были, мягко говоря, натянутые, и не последнюю роль в этом деле сыграла Надежда Змеева.

С раннего детства она была обручена с цесаревичем, и именно в один из ее непродолжительных визитов в летнюю императорскую резиденцию она стала жертвой нападения. Иларион постоянно переживал из-за случившегося, а Гордей Змеев не упускал ни единого случая напомнить ему о том, что это его вина.

Это было единственное хорошее в Гордее Змееве — то, что он любил свою сестру.

Но до чего же больно эта любовь жалила окружающих.

— Хватит бегать!

— Какой трус!

— Ничем хорошим это не закончится, кто-нибудь позовите наставников!

Мне не нужны были лишние проблемы, но я просто не могла пройти мимо.

Еще в те времена, когда я читала роман, этот парень бесил меня до дрожи, и я всегда думала, что если бы вдруг случилось чудо, и я бы столкнулась с ним нос к носу, то я бы разбила этот нос!

Меня просто из себя выводили любители поиздеваться над окружающими. Особенно если вся их особенная бравада строилась на том, что им все равно все сойдет с рук.

Позвать наставников? Ха!

Эта драка была такой незаметной, что они сами не видели?

Не думаю.

Очень трудно, знаете ли, не заметить горящие шторы.

Так почему же не вмешался никто из наставников?

Почему ректор буквально несколько минут назад заливающийся соловьем о том, куда все могут закинуть свои титулы и положение на время учебы в академии, ничего не сделал, никак не вмешался, казалось, и вовсе ослеп?

Да потому что это был его племянник!

Конечно же, он предпочтет отвернуться, а не наказать его за неподобающее поведение.

Так что, не давая себе времени передумать, а я бы обязательно передумала, если бы подумала еще буквально секунду, я все-таки не отличалась особенной храбростью, я крикнула:

— Хватит!

Мое вмешательство немедленно сделало меня главной достопримечательностью вечера.

Гордей Змеев замер и с убийственным выражением лица обернулся в мою сторону.

Болезненный господин, пригнувшийся на очередном ударе пламени, просвистевшем над ним, резко вскинул голову, словно по ней всё-таки попали.

В толпе кто-то испуганно охнул.

Кто-то одарил меня молчаливым жестом божественного благословения, судя по всему, заранее похоронив.

Десятки пар глаз сверлили меня с хорошо считываемым посылом — ты что, бессмертная?

И, хотя время для честности было неподходящее, мне хотелось сказать — да, да очень может быть, понятно?

Так что боялась я еще какого-то там малолетнего позера.

— Ты что-то сказала? — безо всякой вежливости надменно поинтересовался Гордей, сделав пару угрожающе медленных шагов в мою сторону.

Он, наверное, подумал, что я побоюсь повторить.

— Я сказала — достаточно.

Я не двинулась с места и даже руки в защитном жесте на груди складывать не стала.

Гордей Змеев человек без чести, у него не заржавеет напасть на женщину, но он очень об этом пожалеет, ведь у меня с собой всегда был своего рода шокер, да еще какой.

Электрические вспышки засверкали между моих пальцев.

Гордей Змеев наконец заметив, что он тут не единственный в прямом и переносном смысле пылающий пламенным гневом, ближе подходить не стал.

— Достаточно? — вместо этого спросил он. — А что я такого делаю?

Я бросила взгляд на Болезненного господина, который, казалось, совершенно растерялся из-за происходящего. Наконец разглядев меня, он так и застыл, быстро моргая потрясенными глазами. Он смотрел так, словно увидел приведение, так что у меня были огромные вопросы к Фекле, которая собирала меня на этот бал.

Эх, а ведь я так и знала, что она переборщила с белилами.

— Вот и мне интересно. Из-за чего нужно так орать, чтобы люстры на потолке качались? Вам в суматохе кто-то хвост отдавил?

Змеев презрительно цокнул.

— Я здесь пытаюсь научить кое-кого правильному поведению и не советую тебе лезть.