– Я расчесываю ей волосы, – отрезала Клевер. – Это она разрешает делать. Может, помнит, кто я такая. Но она не говорит, только рычит и плачет.

– Тихо! – шикнула на них Неттл и вскинула руку, чтобы они замолчали. Спрятавшись за паутиной, она высматривала что-то за стенами хижины. – Послушайте.

Через несколько секунд они тоже смогли разобрать вдалеке чей-то голос. Кричал мужчина:

– Клевер! Клевер, где ты?

Клевер не ответила. Наоборот, она отшатнулась от двери и затаилась в тени. Келлен с Неттл тоже спрятались подальше от чужих глаз. Впрочем, Келлен все равно рискнул осторожно высунуть нос наружу.

Два человека возвращались по тропинке в деревню. Телосложением они напоминали сыновей Твенса и все время оглядывались, словно искали кого-то. Хижина Белтеи привлекла их внимание, но лишь на пару секунд. Они явно не заметили, что внутри кто-то есть. Негромко перекинувшись парой слов, мужчины разошлись в разные стороны среди деревьев. Они продолжали звать Клевер. По мере того как стихали их голоса, Келлен начал различать другие. И они тоже выкрикивали имя дочери Белтеи.

– Почему все вдруг кинулись тебя искать? – шепотом спросила Неттл.

– Не думаю, что они ищут меня, – ответила Клевер. – Скорее всего, им нужны вы двое. Должно быть, они видели нас вместе. Вся деревня уже знает, что ты можешь снимать проклятия. А это все меняет. – Она встревоженно покосилась на Келлена. – Ты не просто наемная ищейка, которую можно запугать и отправить домой. Ты действительно можешь освободить Бледную Мальву от проклятия, если они потеряют тебя из виду. Что уже произошло.

– То есть нам грозит опасность? – спросила Неттл.

– Не знаю, – мрачно ответила Клевер. – Может быть. Если некоторые люди начнут паниковать.

– Но почему? – Келлен заметил, что Неттл поморщилась, и понизил голос. – Почему твои соседи не хотят, чтобы я разобрался с проклятием? Какую тайну они скрывают? Они занимаются контрабандой? Или каннибализмом? Что здесь происходит?

– Нет, ничего подобного! – Клевер продолжала неотрывно смотреть на тропинку, убегающую в лес. – Они неплохие люди.

– Вот уж могу поспорить, – хмуро проговорил Келлен. – Ты же сама сказала, помнишь? Что человек, совершивший ужасный поступок, молчит об этом много лет, ходит по деревне и улыбается.

Клевер вздрогнула, услышав собственные слова, и страдальчески сморщила лоб.

– Ты знаешь, кто проклинатель, – заявил Келлен с внезапной убежденностью. – Так почему не хочешь сказать? Ты их боишься?

– Да! – выпалила Клевер; ее лицо исказилось от боли. – Так боюсь, что меня тошнит от страха! И ненавижу их, уж поверьте, как я их ненавижу!

– Тогда скажи, кто это сделал!

– Не могу! – завопила Клевер, вцепившись в волосы.

– Тогда тебе от них не спастись, – безжалостно произнес Келлен. – Если промолчишь, будешь жить с этими людьми до конца своих дней. И матери твоей не видать спасения. А кровь тех, кого она убьет, будет на твоих руках…

– Келлен, хватит, – вдруг мягко оборвала его Неттл.

Она смотрела на Клевер с непонятным выражением лица. В глазах светилось что-то похожее на сочувствие, но не совсем. Скорее это было узнавание.

– Что такое? – И снова Келлена посетило мучительное чувство, будто он что-то упускает.

– Клевер знает, что ей не спастись. – Голос Неттл почти не дрожал. – Куда бы она ни отправилась, проклинатель последует за ней.

Келлен поймал затравленный взгляд Клевер и наконец понял. Он представил, как в предрассветном сумраке она снова и снова шагает по болоту в своих крепких ботинках. Представил, как она расчесывает мокрые, растрепанные волосы натруженными руками и шепчет ласковые слова. Движимая не любовью и не преданностью, но горьким чувством вины.

– Как ты догадалась? – спросила Клевер.

«И зачем я сказала это вслух? – подумала Неттл, чувствуя, как внутри все сжимается. – Почему не смогла промолчать?»

Увидев му́ку на лице Клевер, она поняла, в чем причина ее страданий. И должна была заставить Келлена замолчать. Но теперь Клевер смотрела на нее безумными, полными боли глазами. И Неттл захотелось убежать от этой женщины, выскочить из покосившейся хижины и… И что? Разве можно обогнать проклятие?

– Как ты догадалась? – снова прошептала Клевер.

Неттл нужно было во что бы то ни стало успокоить дочь Белтеи. Пусть говорит. За тридцать лет Клевер могла наслать проклятие уже тысячу раз. Кто знает, может, в ее душе уже дозревает новое проклятое яйцо и скорлупа его вот-вот треснет.

– Яблоневый праздник, – пересохшими губами ответила Неттл. – Мне следовало сразу догадаться. В маленьких деревнях люди месяцами ждут этой ночи! Костры, игры! Песни, яблочные пироги! Тебе было пятнадцать, как мне сейчас, то есть ты вполне могла остаться вместе со взрослыми и после заката. Могла пить яблочный напиток, красоваться в новом платье и танцевать на лужайке под звездами. Но тебе не дали. Мать отправила тебя домой, чтобы ты хлопотала по хозяйству, пока она будет танцевать ночь напролет и очаровывать мужчин в своем зеленом платье.

– То есть все из-за какого-то праздника? – изумленно спросил Келлен.

– Нет! – взволнованно воскликнула Клевер. – Вернее… не только из-за праздника!

– Но он стал последней каплей, так? – быстро вмешалась Неттл, метнув в Келлена выразительный взгляд. Пожалуйста, не расстраивай ее.

Клевер медленно кивнула. Она выглядела измученной и побежденной.

– Джейберт сказал, что твоя мать была ленивой, – продолжила Неттл. – Дикой штучкой, которая не работала, потому что ей это не нравилось. Но вы не голодали, а значит, кто-то работал. Кто-то прял шелк и делал виноградный напиток на продажу. Кто-то присматривал за домом, колол дрова, выращивал овощи, кормил гусей, готовил и убирал.

– Она сказала, что должна же я хоть на что-то сгодиться, – прохрипела Клевер.

– Я знаю, что такое быть хорошей, – кивнула Неттл. – Тихой девочкой, на которую никто не обращает внимания, потому что она точно не доставит проблем.

– Когда никого не было рядом, она становилась другой, – негромко проговорила Клевер. – Мы не спорили, ведь я не умела ей отвечать. Но даже если я молчала, она находила, к чему прицепиться.

– В смысле «прицепиться»? – спросил Келлен.

– О… – Клевер неопределенно махнула рукой. – Я просто все делала не так. Все, о чем я могла, по ее мнению, думать, тоже было неправильным. Меня везде подстерегали ловушки, я обязательно в них попадала и заставляла ее злиться. Она была сильнее, чем все думали. А потом появлялся какой-нибудь мужчина, и она тут же расплывалась в улыбке, – продолжала Клевер. – Обнимала меня, шутила, словно нам так весело вместе. Вот только нам не было весело. Она внушала людям, что я глупая и неуклюжая и слишком боюсь всего на свете, чтобы выжить без нее. Я и сама начала в это верить. Она не любила, когда я с кем-нибудь разговаривала, особенно если ее не было рядом. Но некоторые мужчины заглядывали, чтобы поболтать со мной, – те, которые думали, что я стану их дочкой. Они были ко мне добры. А потом… я наблюдала, как мама разбивает им сердца.

Неттл переглянулась с Келленом. Такого с ними еще не случалось. Да, им доводилось ловить проклинателей, но те ни разу не каялись в содеянном добровольно – и тем более не просили о том, чтобы им помогли снять проклятие.

– И что потом? – тихо спросил Келлен.

– Однажды я несла домой хворост. Шел сильный снег. – Клевер неотрывно смотрела на стену покосившейся хижины. – Уже возле дома я заметила, что потеряла башмаки и ободрала ноги в кровь. После меня на снегу оставались красные следы. Не знаю зачем, но я вернулась по ним в лес, на поляну. Там повсюду были рассыпаны красные отпечатки моих ног, а между ними виднелись извилистые следы, какие могла бы оставить змея. И тут я все вспомнила. Как сняла башмаки, потому что так велело мне дерево, которое хотело научить меня танцевать. Как оно раскачивалось взад-вперед, словно отражение в воде, и его сухие корни с шелестом скользили по снегу. Я вспомнила, что означал этот танец – и для чего он был.