«У каждого от рождения свой радиус судьбы и окружность жизни, пронумерованная в числах и датах, ибо жизнь есть ни что иное, как бег по замкнутому кругу, который рано или поздно приводит к истокам».

Бег по кругу, бег, направленный в никуда. Конец пути и начало нового круга. Разве это не очевидно? И еще: разве все мы не пытаемся разорвать круг?

— Кор-Эйленд — пустое и унылое место. Только камни и песок, — безучастным голосом сообщила Робинс. — Еще там есть океан. Синий у берега и черный за границей континентального шельфа.

— Я где-то читала, что в океане на глубине нескольких тысяч футов выделяется гидротермальная вода с температурой выше шестисот кельвинов, насыщенная сульфатами металлов и сероводородом... — Ламберт говорила все тише и в конце концов замолчала, напуганная собственной смелостью.

Робинс на нее даже не взглянула:

— Считается, что расстояния не могут превышать длину экватора. Вот только в глубоком океане вся эта ученая хренотень перестает работать. Наука в нашем мире стоит не дороже кучи дерьма. Кто вообще огибал экватор за последние триста лет? Разве что сама Прародительница на реактивном помеле.

Курчавые черные волосы Робинс встопорщены жесткими пружинками и связаны в хвост на затылке. Кожа с оттенком горького шоколада почти сливается с графитовым цветом переборки. Под глазами отметины от защитных очков. Рукава куртки закатаны до локтя. На предплечьях шевелятся крепкие мышцы. Жирный розовый шрам начинается под волосами и сбегает наискосок к виску, рассекая пополам левую бровь.

Сержант достала из-за отворота рукава кусок вощеной бумаги и принялась неторопливо скручивать бумагу в трубочку.

— Важно составить о Кор-Эйленде верное представление. На юге заканчивается все и ничего не начинается. Это трамплин, трамплин в пустоту.

Снова болезненная многозначность в исполнении Робинс. Как пилой по нервам. Как железом по стеклу…

— Капитан, а вы можете рассказать про Кор-Эйленд?

От жары клонило ко сну. Голову словно наполнили мыльной пеной.

— Может вы нам все объясните? — повторила свой вопрос Тина Харпер. Двусмысленные напевы Робинс ее только раззадорили.

«Место встречи?» — промелькнула шальная мысль, от которой по спине побежали мурашки. — «Да, это место встречи».

Линн нехотя разжала зубы.

— Кор-Эйленд — автономная узловая станция для обеспечения дальних рейдов. — Она сдвинула назад козырек помятой форменной кепки. — Там нет штатного персонала, поэтому раз в три месяца с передовой базы дивизиона отправляют бригаду для профилактики и ремонта. Такие станции организованы вдоль всего побережья. Делается это скорее по привычке или чтобы списать лишние средства для отчетности. На моей памяти никто даже не заикался об организации полноценных рейдов на восток. Там все красное на карте. Ареал нестабильной векторизации — так они это называют. Раз в полгода на станцию приходят сторожевые фрегаты, а иногда в окрестностях мелькают ватаги ходоков из пустошей. К военным объектам они стараются не подходить, но между собой группы из разных кланов режутся насмерть. У них это что-то вроде спортивного состязания или обряда инициации. Я ничего не упустила, сержант?

Робинс подтвердила ее слова небрежным кивком. Она по обыкновению курила, глубоко затягиваясь и выпуская дым из ноздрей.

— А это правда, то, что говорят об этих ходоках? — спросила Ламберт. Оставалось только гадать, что могла натворить эта худенькая семнадцатилетняя девчонка. Ведь на внешнюю границу за просто так не ссылают.

— А что о них говорят? — Линн тоже достала бумагу и кисет с табаком.

— Ну вы же знаете! — Ламберт напряженно сцепила тонкие пальцы. — Что они потомки женщин из колена Эмис. После Схизмы и изгнания непокорных они зашли со своими тафу слишком далеко на восток. Туда никто не ходит, не потому, что не могут, а потому, что нельзя. А они пошли. И поплатились за это.

— В самом деле?

— На востоке Древние взрывали свои грязные бомбы. И от них что-то осталось. Что-то плохое в земле и в воздухе. А женщины из колена Эмис дышали испорченным воздухом и растили кукурузу на испорченной земле. Эта отрава понемногу меняла их, и их детей, и детей их детей… А сейчас, через двенадцать поколений, они ведь уже не вполне люди, да? Совсем как… ну, девианты на севере.

— Так говорят, — нехотя подтвердила Линн, — Откуда ты это взяла? Особенно о Схизме и девиантах.

— Прочитала в книгах. Я люблю читать. Мама работала в архиве академического кампуса, восстанавливала старые цифровые хроники. За это нас и наказали. Маму забрал Белый Легион, а меня отправили сюда.

— Ага. Теперь понятно.

В обществе, где фанатики правят бал, а добродетель послушных возводится в Абсолют, лишние знания становятся токсичными. Мысли тянули ее вглубь себя, завлекали, дразнили. Но отключаться нельзя. Никак нельзя. Линн с трудом поднялась с сиденья, отодвинула в сторону дверь и заглянула в кабину.

Мир за поляризованными стеклами кокпита выглядел плоским как в окуляре прицела. Линн облокотилась о спинку кресла пилота и поднесла зажженную спичку к кончику папиросы. Впереди, над зеленым морем, протянулось голое каменистое плато, а еще дальше маячили пики южного водораздела, изрезанные морщинами и припорошенные сединой, как усталые старухи, навалившиеся друг на друга.

— Когда будем на месте, Надин?

— Прошли десятую отсечку. Перепрыгнем Сторожевой кряж, и останется еще четыре. — В своем огромном пластиковом шлеме пилот-механик Надин Галлинс напоминала инопланетного пришельца, страдающего жуткой мозговой опухолью.

Линн пару раз затянулась папиросой и швырнула ее за борт через приоткрытую форточку. Как Робинс удается мусолить эту гадость во рту почти непрерывно? На границе многие увлекались контрабандным табаком, несмотря на запреты санитарной службы и выволочки начальства, но Линн к куреву так и не пристрастилась.

— Что у нас с турбулентностью? Не получится, как в прошлый раз?

— Воздушные ямы? Хрен там! Я проложила новый курс над восходящими потоками. Пройдем как по зеркалу.

— Надеюсь, что так. У нас в багаже сорок цинков с боезапасом и триста кубов гидразина в коконе. Если рекер будет трясти как в прошлый раз, и туда случайно залетит искра, мы просто растаем в воздухе, Надин.

— Знаю, капитан. Буду осторожна.

— Ага, постарайся.

Грей, Ламберт и Тина приставали с расспросами к Сильвии Логит, а Робинс дремала в углу отсека. Линн вернулась на прежнее место и, усевшись возле иллюминатора, прикрыла глаза. Минуту назад у нее намокли трусы, что говорило о наступлении очередного месячного периода. Женские дела — еще одна неизменная константа, не дающая потерять счет времени. Они всегда приходили в срок и всегда неожиданно. Хотелось избавиться от липкой сырости между ног, но Линн знала, что сможет сделать это только на станции, после приземления. Приходилось терпеть.

Равномерное жужжание турбин убаюкивало. Линн сама не заметила, как ее мысли повернулись вокруг собственной оси и обратились к прошлому.

Она лежала на спине, разглядывала низкий оштукатуренный потолок и думала о капризах судьбы. Отличная тема для размышления в двенадцатом часу после полуночи, когда темнота отступает и настает новый день, похожий на продолжение сна. Судьба? Хрень собачья! Что люди могут знать о Судьбе? И все же Линн не переставала думать. Ей нравилось выстраивать четкую логическую цепочку. Так она лишний раз напоминала себе, что все под контролем. Хотя что-то внутри нее упрямо твердило: она уже ничего не сможет поставить под свой контроль.

Ничто и никогда!

Тогда почему она здесь?

Падение началось не вчера и не позавчера и даже не две недели назад, когда она окончательно и бесповоротно рассталась с любыми перспективами на дальнейшую карьеру. Все это лишь следствия или даже следствия следствий. Ведь такое тоже бывает? Следствия, но не причины. Причины в другом. Причины таились в ней самой.