Слова соседа звучали словно из бочки:

— Милиция без серьезного криминала не почешется, ну вы же знаете. Поздняя осень — золотая пора для дачных воришек. А «бомжи» могут не только вынести все ценное, но и устроить пожар.

Заставить себя оторвать зад от дивана стоило немалых трудов. На Алексея навалилась страшная усталость, как если бы он весь день бегал по городу ошпаренным кобелем. Он использовал весь доступный лексикон нецензурной лексики, достал из нижнего ящика комода бейсбольную биту, сунул в карман ключи от машины, спички, сигареты и раскладной нож, потом накинул ветровку и вышел на улицу.

Было уже далеко за полночь, когда он добрался до места. Во всем поселке не светилось ни одного огонька, а из тьмы над головой сеяла холодная морось. Одно из окон на первом этаже оказалось разбито. Посреди общей комнаты, которую Юля непонятно почему упорно называла «салоном», чернела аккуратная кучка золы. Воры испортили краску на полу, но не успели ничем поживиться. То ли плохо искали, то ли бдительный сосед их спугнул. Проверка помещений и обход участка заняли еще минут сорок. Возвращаться в Москву за четыре часа до рассвета не имело смысла, и Алексей остался ночевать на даче. В не протопленном доме было холодно и неуютно. Ледяной ноябрьский ветер дул в разбитое окно и шевелил золу на дощатом полу «салона».

Пока Алексей рыскал по дому в поисках листа фанеры, чтобы заколотить окно изнутри, температура упала еще на несколько градусов, и дождь превратился в снежную крупу. Если незадачливые воры по-прежнему шляются где-то снаружи, то к утру они рискуют замерзнуть насмерть.

Закончив с окном, Алексей поднялся по лестнице в мансарду, включил электрообогреватель, накрылся двумя одеялами и уснул на удивление быстро. Бита лежала под рукой на случай если вернутся незваные гости. Скрипучая лестница вовремя предупредит его об опасности, и тогда пусть эти говнюки пеняют на себя. Погружаясь в сон, он думал о насущных делах, о том, что надо днем заехать в редакцию и обсудить с начальством перспективы его статьи об октябрьском «путче». Но сперва он позвонит в больницу из автомата и узнает, как прошла ночь.

Судьба Алексея повисла на волоске, как жизнь Кощея на кончике иглы. Но он еще не догадывался, что этот волосок вот-вот оборвется. До роковой аварии на Рязанском шоссе вблизи поселка Октябрьский оставался целый день.

Самый долгий день в его жизни.

Если хочешь упасть...

Алексей проснулся и вздрогнул, продолжая ощущать в голове прощальные отблески сна. Во сне он падал. Долго, сквозь мрак и холод. Какие-то мерцающие призраки кружились вокруг, как обрывки старых рекламных листовок, подхваченные ветром. Неожиданно сон изменился. Алексей увидел пылающую землю далеко внизу. Он парил над морем огня и дыма на высоте полета авиалайнера. Небеса тоже горели, переливаясь разноцветным заревом. На востоке полыхнула зарница, ослепительная полоса выгнулась от горизонта до горизонта. Алексей понял, что это не заря, а край гигантского солнечного диска. Пространство заполнилось светом и нестерпимым жаром. Солнце, разросшееся до размеров красного сверхгиганта, подобно греческому богу Кроносу, пожирало своих детей. В последний момент столбы дыма и пламени сплелись в сложную идеограмму или рунический символ, поверх которого легла массивная голова быка с витыми рогами и мутным, налитым взглядом. Глаза сверкнули, злобно и осмысленно — две раскосые щели, прорезанные в абсолютной черноте…

Алексей очнулся весь в холодном поту. Левая нога запуталась в пододеяльнике, и он судорожно задергался, пытаясь вырваться на свободу. Наконец, ему удалось откинуть скомканные одеяла в сторону. Затекшие мышцы ныли. Левую икру едва не свело судорогой. Лязгая зубами и растирая окоченевшие плечи, он сорвал одежду со спинки стула у кровати и стал поспешно натягивать на себя. Ночью как обычно отключилось электричество. Масляный обогреватель остыл, и комната промерзла насквозь. Оконные стекла по краям покрылись сверкающими узорами.

Откуда-то издалека доносился лай собаки.

Если хочешь упасть, то... если хочешь упасть...

Остатки впечатлений от сна никак не хотели рассеиваться. Кажется, во сне он падал. Завершилось ли это падение или продолжается до сих пор?

Алексей спустился на первый этаж и вышел на веранду. Утро одиннадцатого ноября 1993 года выдалось холодным и ясным. Иней на траве блестел, как молотое стекло. Собака продолжала лаять. Звук доносился с расстояния полутора-двух километров. В Залесье был на удивление чистый воздух. Особенно по утрам.

Он распахнул входную дверь, сделал глубокий вдох и поперхнулся. Комья грязи перед калиткой смерзлись и превратились в камни. Деревья на холме присыпало сахарной пудрой. Алексей заглянул в железную бочку под дренажной трубой, пробил кулаком тонкую корку льда и умылся. Летний водопровод отключили в конце сентября, когда готовили дом к зиме. Шланги свернули в бухту и заперли в бытовке, а насос от греха подальше увезли в Москву.

Алексей достал сигарету и чиркнул спичкой, сложив ладони «лодочкой», чтобы ветер не задул пламя. Рядом пролетела ворона и уселась на одинокой сосне, вычищая перья. Первые заморозки в этом году подкрались незаметно, как ночной маньяк. За молочными завесами, скрывающими мир на заре, вставало маленькое оранжевое солнце. Он вспомнил распухший алый шар из своего кошмара — пульсирующий сгусток плазмы, выжигающий все живое. Никогда, с самого раннего девства, ему не снились такие яркие сны… Перистые волока тумана пересекали коричневые поля, усеянные гнилой соломой и кучами высохших сорняков, похожих на мертвые термитники. Мгла окутывала овраги и перелески, обнимала крыши заколоченных дачных домиков, натыканных по краю лесополосы.

Алексей наполнил легкие дымом, стряхнул пепел на землю и взглянул на свой дом, обшитый потемневшим под дождями бурым деревянным сайдингом. Ему стало худо. Недокуренная сигарета полетела в кусты, рассыпая искры. Природа умирала. Алексей чувствовал приближение скрытой депрессии, регулярно посещающей его на пороге зимы. Не только он падал сквозь мрак своих снов — весь мир падал куда-то, как булыжник, брошенный в озеро времени.

Он жил, чтобы умереть. Как умирали листья, облетевшие с деревьев в середине октября. Как букашки, околевшие в щелях оконных рам, когда сегодняшние заморозки сковали землю перед рассветом. Он чувствовал, как с каждым днем мертвела и остывала земля, испуская сладковатый запах тлена. Аромат раскопанной могилы, который вдыхаешь только осенью. Тысячи существ и миллионы растений гибнут и высыхают. Мириады клеток прекращают свое существование и сложные химические процессы в них останавливаются навсегда. Говорят, пессимист, учуяв запах цветов, начинает оглядываться в поисках гроба. Осенью весь мир напоминает кладбище, где траурные марши и заупокойные молитвы не затихают ни на минуту. Алексею хотелось уснуть глубоким беспробудным сном и не возвращаться до тех пор, пока снег на полях не начнет темнеть, оседать и таять.

Как там у Лермонтова: «Я ищу свободы и покоя. Я б хотел забыться и уснуть».

Подойди к краю пропасти и сделай шаг вперед.

(если хочешь упасть)

Большой двухэтажный дом Михаила Пантелеева из серого силикатного кирпича, расширенный за счет кособоких остекленных веранд и уродливых фанерных навесов, громоздился на опушке хвойного леса. Сосны шептались между собой, оплакивая отлетевшее лето. За домом, возле дровяного сарая, раздавались удары топора. Лес резонировал звуки и усиливал в утренней тишине.

Алексей постоял еще немного на крыльце, прислушиваясь к далекому собачьему лаю. Звук доносился из-за проселочной дороги, проходящей мимо лесничества к восточной границе охотхозяйства. Там стояли два складских модуля под шиферными крышами, обнесенные забором из алюминиевой сетки. В августе за забором тарахтел экскаватор — рыл котлован для новой газораспределительной станции. К сентябрю работы прекратились, и с тех пор территория выглядела заброшенной. На стройплощадке и возле бытовок ни души. Откуда там взяться собаке?