— Вытряхивайтесь наружу, — Он распутал веревки, привязывающие их к сидениям, — Идите, проветрите мозги. Вам это не повредит.

Он заново стянул им запястья так, чтобы женщины могли свободно двигаться, но не настолько свободно, чтобы им удалось избавиться от пут. В армии его научили вязать хитрые узлы, которые затягиваются сильнее, если дернуть не за тот конец или под неправильным углом. Они вылезли наружу, поминутно оглядываясь через плечо. Килар не сомневался, что они ждут выстрела в спину, и это взбесило его. Он едва совладал с собой и отвернулся, чтобы не напугать их еще сильнее.

Килар ощущал их взгляды затылком, пока они не выбрались наружу. Когда их не стало, Странник присел возле Робинс и перевернул ее на спину. Сержант смотрела на него с видом отчаявшегося человека, готового к смерти или убийству. Килар еще не знал, как он будет находить с ней общий язык, но первый камень в основание будущих взаимоотношений следовало заложить уже сейчас. Их ментальная схватка напоминала перетягивание каната, когда с одной стороны находился он, злобный чужак, разбередивший старую рану, а с другой — вся система ее жизненных воззрений, утвердившаяся с годами и ставшая совершенно непробиваемой для любого типа оружия.

Разрушить стену в сознании Линн оказалось довольно легко. По сути, это была уже не стена, а ветхий забор, готовый вот-вот завалится под собственной тяжестью. С Робинс дела обстояли куда сложнее. Ее стена состояла из тяжелых бастионов и равелинов, окопана глубокими рвами и утыкана заострёнными кольями. Для того, чтобы одолеть эту стену, Килару предстояло совершить невозможное.

— Хочу развязать тебе ноги, чтобы ты могла осмотреть здешние достопримечательности вместе с подругами, — Он тщательно следил за интонацией. Не следует излишне на нее давить, но и мямлить нельзя, — Я сделаю это только при одном условии: ты пообещаешь вести себя благоразумно, иначе придется оставить тебя здесь.

— Делай, что хочешь, говнюк! — буркнула она, — Срать я на тебя хотела!

— Ответ неверный. Спрашиваю еще раз: можешь обещать, что не станешь делать глупости?

— Отвали от меня, тафу! — она бросила на него полный отвращения взгляд. — Меня тошнит от твоего лицемерия! Чего ты ждешь? Я знаю, что у тебя на уме, так какого хрена ты виляешь и выпендриваешься? Доставай свой вонючий отросток и займись делом, пока он у тебя не отсох. Или иди поимей сам себя!

— Мне следует расценивать твои слова, как отказ? — Килар понял, что готов сорваться. Его терпению наступил предел.

«Да что она о себе возомнила! С какой стати я должен это терпеть?»

— Поздравляю! Будешь и дальше валяться тут связанной. Я не могу рисковать.

— Поцелуй меня в жопу!

Килар поднялся, чтобы уйти, но ее голос остановил его.

— Откуда ты такой взялся? Чем дольше наблюдаю за тобой, тем меньше понимаю. Ты не застрелил нас на станции и не оставил гореть вместе с ходоками. Почему? Сперва я думала, ты решил нас попользовать... ну, по-своему, как там у вас, у тафу это принято. Но, похоже, я снова ошиблась. Тогда на кой черт мы тебе сдались?

— Со временем ты это поймешь, — заверил ее Килар. — Терпение и упорство творят чудеса. Нам обоим есть, о чем подумать.

— Ты не ответил на вопрос! — Ее голос задребезжал от волнения.

— Не могу исповедоваться по пятницам. Религиозные принципы не позволяют. Но обещаю — ждать тебе осталось недолго.

— Сколько же ждать?

— Столько, сколько нужно. Это все, что я могу сказать.

— Не больно то ты стараешься! Кстати, как тебе удалось одурачить Эрвинс? Она вроде не дура. Почему она помогает тебе? Чем ты ее приманил?

— Ничем я ее не приманивал. Но она сделала правильный выбор.

— Правильный для тебя?

— Правильный для нас троих. В том числе и для тебя.

— Я бы на твоем месте не спешила записывать меня в подружки.

— Только не пытайся ставить себя на мое место. — Килар усмехнулся, но совсем не весело. Не было у него повода для веселья. — Лучше уж сгореть ко всем чертям вместе с ходоками, чем оказаться в моей шкуре.

— Развяжи мне ноги. Обещаю, что не стану дергаться, — она твердо посмотрела на него снизу-вверх. — У меня есть голова на плечах.

— А не врешь? — Странник заколебался. Он знал насколько опасной и непредсказуемой может быть эта женщина. Но ему нужно как-то уживаться с ней. Им предстоит долгий путь. Нельзя все время держать ее на привязи. Рано или поздно придется рискнуть. Так почему бы не теперь? Сержант каким-то образом разобралась в его сомнениях и заговорила вновь. Странник внимательно ее слушал.

— Если бы ты развязал меня пятью минутами раньше, я бы вцепилась тебе зубами в глотку или попыталась открутить яйца. Но сейчас мне стало любопытно. Похоже я начинаю тебя понимать. Не полностью, нет. Но частично — может быть. Думаю, у тебя есть какой-то внутренний ориентир, по-настоящему важная цель, которую ты сам до конца не видишь. И для того, чтобы разглядеть эту цель, а потом до нее добраться, тебе зачем-то нужны мы. Я и Линн.

Килар не сомневался, что Робинс умна, хотя и не вполне уравновешена. Оказывается, она еще и чертовски проницательна. В то время как ее товарки сходили с ума от страха, сержант наблюдала и делала выводы. Как быстро и кратко она обрисовала его состояние! Странник действительно хотел увидеть и понять. Понять назначение своей миссии, понять смысл изменений, которые произошли в нем самом, с тех пор как врата этого мира раскрылись перед ним, чтобы потом захлопнуться навсегда. Или на самом деле все не так? Что он, в сущности, знает о движущих силах судьбы, играющих его жизнью? Он по-прежнему не понимал правил игры. Только направление. Но, возможно, этого более чем достаточно. Да или нет? Килар отогнал от себя назойливые вопросы. Время откровений еще не наступило… Наступит ли оно когда-нибудь?

Странник нагнулся и дернул конец веревки от себя и вбок. Секретный узел распустился. Он размотал паракорд и отступил назад. Робинс медленно села, растирая затекшие икры и лодыжки, и в то же время продолжала наблюдать за ним. К ней вернулся острый взгляд бывалого охотника, который он уже видел однажды.

Что если все ее разумные речи — не более чем хитрый трюк, способ уговорить наивного «тафу» развязать ей ноги, усыпить бдительность? Странник заколебался, сжимая в одной руке паракорд, в другой — взведенный пистолет.

— Ты все-таки решился на это, — В ее голосе прозвучал искренний, все нарастающий интерес. Он сделал верный ход? Возможно. Скоро все выяснится.

— Думала, я побоюсь тебя развязать? — Он бросил веревку в угол.

— Я в этом не сомневалась. Ты меня удивил. Уже в который раз. — Она поднялась на ноги, нагнулась, оживляя застоявшийся кровоток в мышцах, сделала несколько упражнений на растяжку. Килар ждал, пока она закончит, следил за каждым движением, обдумывая ее слова и пытаясь угадать намерения.

— Голова не болит?

— Ты сама любезность, — хмыкнула она. — Болит, кружится, мутит. Еще плохо слышу левым ухом. Но я это переживу.

— Сочувствую, но извиняться не стану. Давай наружу, — Он помедлил, отпустил курок и сунул пистолет за пояс.

Робинс последний раз оглянулась и вылезла из люка. В этот момент Килар уловил на ее лице какое-то новое выражение: что-то вроде растерянности, близкой к смятению. Он сразу понял, в чем дело. Защитная стена дала трещину, и она чувствует это. Такое бывает, когда ломается устойчивый стереотип, когда прежний стиль мышления перестает удовлетворять, а ничего нового еще не возникло. А может это новое уже есть, но ты боишься принять его как данность. Боишься его новизны.

Килар позволил себе улыбнуться. Он хорошо поработал сегодня.

Странник отвинтил крышку прямоугольного флакона и выудил несколько таблеток на ладонь. Это оказались именно таблетки, а не капсулы, как он сперва подумал. Килар не стал запивать лекарство. Воды припасено немного — всего четыре упаковки по шестнадцать полуторалитровых бутылок в каждой — и ее следовало экономить. При такой жаре каждому из них нужно не менее пяти литров жидкости в день. Неизвестно, какие земли лежат к северу от гор, и как далеко простираются сами горы, и есть ли в горах пресная вода. Килар надеялся, что есть.