Линн нагнулась и подняла винтовку.

— Я ведь предупреждала тебя, Робинс, — холодно отчеканила она. — Я предупреждала тебя или нет? Ты забыла, что служишь в действующей армии и субординацию пока никто не отменял. В боевых условиях за самоуправство положен расстрел. Я не знаю, что тебе сделали такие, как он, там, за Чертой. Не знаю и не хочу знать, почему тебе пришло в голову смывать дерьмовые воспоминания чужой кровью. Но я уверена, что этот человек ни в чем не виноват. А теперь убирайся!

Робинс приподнялась на локтях.

— Ты действительно не знаешь? — она вымолвила это тихо, почти шепотом. — Ты не знаешь, хоть и была там? Я не могу поверить, что ты не знаешь.

— Ага, я там была, — сухо ответила Линн, — Но это не мешает мне оставаться человеком. Даже когда это не легко.

Робинс встала и потерла ушибленную ягодицу. Ее плечи ссутулились. Она вся как-то разом обмякла. Яростная злость сменилась оцепенением и безнадежной тоской. Кто-то искалечил психику этой женщины, но Алексей не собирался брать на себя ответственность за чужие грехи. Сержант отвернулась и побрела ко второму бараку. Там стояли еще две девицы в военной форме. Одна полноватая и темноволосая. Другая коренастая шатенка с короткой стрижкой. Они были готовы разорвать его на куски голыми руками. Только потому, что он не похож на них.

Только потому, что он мужчина!

— Я думаю тебе лучше зайти внутрь. — предложила Линн.

— Да, я тоже так думаю, — он улыбнулся. — Всему свое время, не так ли?

Она не ответила, но Алексей понял, что его слова достигли цели.

«Время как большая река. Не пытайся торопить Судьбу».

— Не мы определяем правила, — добавил он уже на пороге. — Но только нам решать — продолжить игру или отступить.

Он зашел в пакгауз, украдкой наблюдая за их реакцией. Линн смотрела задумчиво. Смысл его слов проникал к ней в сознание, чтобы заронить семена будущего прозрения. В глазах двух молодых девиц плескались фонтаны страха и ненависти, но они были пустышками. Их враждебность не имела значения.

А где-то рядом продолжало вращаться скрипучее Колесо. Оно постепенно набирало обороты, раскручивало их жизни, перемешивало их, как перемешивают шарики в барабане во время розыгрыша телевизионной лотереи. Перед глазами Алексея возникла устрашающая картина: громадное сооружение, лишённое каких-либо зачатков дизайнерской мысли. Куча подгнившего дерева и ржавого железа, скрепленная заскорузлыми скобами и гвоздями. Внутри пересыпались не веселые цветные шарики, а человеческие черепа. И на лбу каждого кровью выведено чье-то имя.

Адское Колесо Фортуны.

И он оказался в самом его центре, намертво прикованный к оси этого уродливого механизма. Он был узником и в то же время вершителем. Он не имел власти остановить бег Колеса или повернуть его вспять, так же как не мог разорвать свои оковы. Но он получил право выбирать одни имена и отбрасывать другие. Вечный путь. Сколько загубленных душ останутся стенать на обочине, прежде чем он достигнет небесного града? Десятки? Сотни? Сотни тысяч? Какая разница, сколько прольется крови на спицы вращающегося Колеса? Чем одна капля отличается от целого океана?

Робинс оказалась права на его счет. Он становился зверем. И он конечно же был опасен, потому что перестал отличать добро от зла, жестокость от милосердия, добродетель от порока. И это само по себе выглядело ужасно. Но это тоже не имело значения. Он пришел сюда, чтобы совершить что-то очень важное, и по сравнению с масштабами предстоящей задачи, его жизнь и жизни других людей не принимались в расчет. Алексей соглашался с этими правилами, хоть они и не нравились ему. Но большие истины далеко не всегда оказываются приятными. Кому-то приходится жертвовать собой, чтобы дать толчок новому витку существования. И у этой спирали нет ни начала, ни конца.

«Юля, дочка… простите меня», — прошептал он и ощутил тяжесть в груди. — «Вы были дороги Алексею, возможно он вас даже любил. Но теперь Алексей мертв, и вам лучше не знать, в кого он превратился после смерти».

Он подошел к окну и раздвинул жалюзи ровно настолько, чтобы видеть двор и прилегающую местность. Женщины столпились возле соседнего пакгауза, и Линн что-то твердила им на повышенных тонах.

Алексей ненавидел себя за то, что ему предстояло сделать. Он хотел бы обойтись без лжи и манипуляций, а главное — без человеческих жертвоприношений. Но Колесо вращалось все быстрее, увлекая его своим безостановочным движением.

Не мы определяем правила. Продолжить игру или отступить?

Лазоревое светило, которое местные называли Пальмирой, прочно утвердилось между западом и юго-западом, но все еще достаточно высоко. День никак не хотел заканчиваться. Лишние шесть часов света оказывается могут длиться целую вечность. Ходоки затаились и никак себя не проявляли.

Алексей тоже ждал.

Через полчаса явились две молодые девицы в сопровождении Линн. Они принесли еду: шоколад, сушеные яблоки, ветчину с майонезом, овощами и хлебом из муки грубого помола. Алексей попытался заговорить с Линн, но она его как будто не видела. Женщины ушли, забрав с собой труп рыжеволосой девчонки.

Он в одиночестве съел все, что ему дали, запив холодной водой. После трехнедельной диеты из устриц и ракообразных желудок усваивал тяжелую пищу неохотно, словно никак не мог решить, что ему делать с таким количеством калорий. Он глотнул еще воды и уселся на пол возле окна. Ожидание продолжалось.

Иногда он вскакивал с пола и бродил по бараку, как волк в тесном вольере, слушая тревожный перестук крови по стенкам сосудов. Ему бы сейчас закурить. Всего несколько затяжек помогут успокоить нервы и настроиться на нужный лад. Но сигареты взять не от куда. Эта ненормальная, Робинс что-то курила, но вряд ли она захочет с ним поделиться. Может табак есть у Линн?

Алексей рисковал, потому что мог опоздать, и, если это произойдет, все обитатели станции наверняка погибнут. Одна единственная попытка. Один крошечный шанс на успех. Все зависит от того, насколько хорошо он успел подготовить себя к активным действиям в незнакомых условиях. Другими словами — насколько глубоко он изменился как личность за прошедшие двадцать семь дней. Рано или поздно кочевники атакуют периметр. Алексею придется выйти на сцену и исполнить сольную арию. Теперь он не просто должен почувствовать в себе новое «Я» Странника.

Теперь ему предстояло самому стать Странником.

Пальмира садилась. Иногда Алексею казалось, что пышущий зноем шар неподвижно висит на одном месте или даже ползет в обратную сторону. Но он все же садился. Скоро опустится вечер. Ходоки покинут свои убежища, чтобы начать штурм, и тогда настанет пара действовать.

Линн лежала на койке в помещении казармы. Она плавала в муторной полудреме и никак не могла уснуть по-настоящему. Мышцы и суставы ломило, искалеченная левая рука пульсировала, а рассудок трещал по швам от распирающих его внутренних противоречий. Линн надеялась, что Судьба в нужный момент шепнет ей на ухо какое-нибудь волшебное слово, и наступит моментальная ясность, как во время пиротехнической мистерии на празднике Рождения. Раз в год жрицы Великой Матери устраивали грандиозный фейерверк на площади перед Храмом. Огни в небесах символизировали появление молодой Вселенной из лона Прародительницы.

Но Линн ошибалась.

Критический момент наступил. Круг замкнулся и в очередной раз начал раскручиваться по новому циклу. И не было никакой ясности. Только сводящее с ума чувство внутреннего краха. Протестующий вопль моральных императивов. Она не может вечно валяться на койке и размазывать сопли по подушке. Рано или поздно события поставят ее перед выбором. И когда этот момент наступит, каждое из тех сомнений, которые ей не удастся искоренить сейчас, станет ловушкой. И любая такая ловушка может стоить ей жизни. Она должна разобраться в себе сейчас. Пока еще есть время.

Только нам решать: продолжить игру или отступить.

«Будь ты проклят, Килар!»