Носильщики ночевать в хижинах не стали — они улеглись вокруг гаснущих костров, на которых перед этим готовили пищу. На углях, отгоняя москитов, тлели кусочки сухого ядра кокосов.

— Сержант!

— Да, сэр.

— Скажи им, что я ложусь спать. Да, я знаю, спрашивать с них трудно, ведь они всего-навсего канаки, но все равно: чтоб уши от их хохота и криков у меня не лопались! Если они и вправду устали, пусть ложатся спать тоже — наберутся побольше сил к утру. Чуть свет отправимся дальше.

— Так точно, сэр,—ответил сержант, отдавая честь начальнику.

А потом, став вольно, сержант Лату повернулся к гребцам и сказал:

— Вы все слышали, что он говорил. Он не первый белый человек в наших краях, и все вы знаете, как они спят. Я, когда оказываюсь вместе с белыми людьми в лесу и мы располагаемся на ночлег, всегда стараюсь лечь от них подальше, потому что ложиться близко опасно: какой-нибудь питон услышит их храп и приползет. Знаете, почему белый человек храпит? Это спит его речь — он спит, и она спит тоже. Разговаривайте, не бойтесь. Что он такого делал весь день, чтобы еще при нем не разговаривать?

Между соседями начали завязываться разговоры. Больше говорили мужчины постарше и те, кто уже бывал в патрульных обходах.

— Что-то мне не нравится, как тот черный какаду пролетел около полудня над нашей лодкой,— сказал Хэра.— У кого-то скоро возьмут сердце и легкие — надеюсь только, что не у кого-нибудь из нас. По тому, как какаду летел, видно, что беда случится или с нами, или с кем-нибудь из наших родных.

Все замолчали, даже те, кто сидел далеко.

— Меня это вовсе не удивляет,— сказал кто-то из сидевших позади.— Последние недели я замечал: старый Авава, толстый коротышка из Раэпы, разглядывал наше селение так, как будто впервые его видел.

— Тот, с коростой по всему телу?

— Он, говорят, самый злой колдун среди тати. Однажды пять лет назад он пришел к нам в селение, потом вдруг исчез, а потом... ну, вы все помните, что случилось через неделю после этого.

Да, случай этот хорошо помнили все: дочь Харису, Мауту, одну из самых хорошеньких девушек селения, крокодил схватил на таком месте, где глубина воды была всего лишь три фута! Обычный крокодил никогда не посмел бы напасть на человека на такой мелкой воде. Хорошо еще, отец и брат Мауты оказались рядом и убили тварь топорами и копьями. Когда через несколько дней после этого в керемской больнице умер от каких-то странных ран юноша-тати, все поняли: это был ученик и помощник старого Ававы. Вот как бывает!

— И старик пришел теперь отомстить? — спросил, не удержавшись, Хоири.

— Ты прав, юноша, именно для этого. Хотел бы я знать, кому придется плохо на этот раз. Но почему, интересно, наши односельчане дают такому удаву, как Авава, ночлег и пищу? Вот этого я никак не возьму в толк. Раньше ли, позже ли, все равно он станет крокодилом и утащит какую-нибудь из наших женщин.

— И все это он делает один?

— Конечно, нет! Есть еще и другие, вместе с ними он все и делает. Мы их не видим, но они следят за каждым шагом того, кого хотят погубить. Теперь известно: чтобы попасть в этих невидимых людей, нужно бросать копье крокодилу в хвост.

Над верхушками деревьев поднималась бледная луна; постепенно все разговоры смолкли. Только часовой неслышными шагами прохаживался вокруг. Черная полицейская форма как нельзя лучше подходила к его теперешнему занятию, в ней он казался как бы ожившей частью ночи. Если бы он не кашлял иногда или не прочищал горло, нельзя было бы даже догадаться о том, что он здесь, а если бы ты и заметил огонек, тлеющий на конце его невероятно длинной самокрутки, то мог бы подумать, что видишь одноглазую кошку. Рта его в темноте видно не было — только иногда, когда полицейский затягивался сильнее и дольше, газета вспыхивала на мгновение и появлялось лицо без шеи и туловища, человеческое, но слишком красное для человека с коричневой кожей, так что становилось даже не по себе.

Тело Хоири устало, но мысли все никак не давали ему отдаться отдыху по-настоящему. Да, живет на свете он еще не очень долго, но ведь какие-то способы скорее засыпать уже знает. Может, зарыться лицом в землю? Или вспоминать хорошее? Но не так уж много хорошего он видел за свою жизнь. Сделать как-то, чтобы ночь стала короче? Это не под силу ни одному человеку. Эх, сесть бы в лодку да уплыть домой! Что же, сделать так можно, но тогда из невидимой тюрьмы он попадет в тюрьму настоящую. И все равно — жить в тюрьме, может быть, даже лучше, чем выносить эту пытку. Но что скажут люди?

Не важно, что подумает Миторо,— важно, что он не сможет тогда смотреть в глаза Меравеке. Ведь тот по доброй воле вызвался идти носильщиком, только для того, чтобы он, Хоири, не остался один. Да что там говорить, все селение его осудит. Скажут, что он мужчина только с виду, а по своим поступкам он женщина. Ну уж нет, с корзиной на плече он ходить не собирается!

Запахи перегноя и дыма исчезли, зато повеяло сыростью и теплом деревенской заводи. Легкий ветерок доносил до него гул деревни. У ручья около речки намыливала себя между ног хорошенькая девушка. Он сбросил рами и подошел к ней. Как удивительно, ему совсем не стыдно! Да и она, судя по всему, вовсе не намерена от него бежать. «Ну и изголодался же ты, наверно»,— без обиняков сказала она. «А как может быть иначе? Ведь моя жена только что родила». — «Иди сюда, сейчас я тебя тоже намылю. Так тебя, наверно. еще не мылил никто?» — «Когда ты до меня дотрагиваешься, у меня мурашки пробегают по коже». — «Как, тебе не нравится?» — «Нет, наоборот, мне от этого очень хорошо». — «Можешь не благодарить, просто мне хочется тебе помочь». Ее руки скользили по нему не останавливаясь. Ой, да он растет! «Ну давай же, разговаривать мы будем потом». Он потянул ее к себе. Она с готовностью повиновалась его рукам. Вот он уже скользит внутри нее, выталкивая наружу мыльную пену,— но тут кто-то с силой дернул его за ноги.

— Проснись, брат! — закричал над ним Меравека.— Это надо же, проспать дольше всех. Наверно, был дома?

С глубоким вздохом Хоири приподнялся и сел, хмурясь от утреннего солнца. Ночь оказалась слишком короткой — довести дело до конца он так и не успел.

— Ты поступил со мной хуже некуда — становилось все приятней, и как раз тут ты меня и разбудил.

— Скажи спасибо, а то вот стыд бы был — проснуться с промокшей рами! Я рад, что так получилось, рад за тебя. Ну ладно, хоть видно, что отдохнул ты по-настоящему. А знаешь, как сделать, чтобы гой, кого ты видишь во сне, было так же приятно! Очень просто: переверни подушку, когда проснешься, и ей приснится, что ты ее соблазнил.

В последовавшие несколько дней Хоири начал свыкаться с жизнью носильщиков. Теперь и он шутил и смеялся, как остальные.

Дерево лодок за это время пропиталось водой, и от этого они теперь плыли медленнее. С каждой новой милей течение, уже и без того стремительное, словно набиралось сил. Будто все вокруг решило: надо во что бы то ни стало остановить их, не дать им нарушить мир и тишину этого леса.

Здесь, в верховьях Тауре, какаду и рогоклювы не обращали на людей никакого внимания. У них не было причин бояться людей, они не знали ни оглушительного грохота, ни смертоносных шариков, которые вылетают из железных луков белого человека,— не то что их братья, живущие около устья той же Тауре. И только иногда, потревоженный в полуденном сне, вскакивал и бросался в спасительную сень чащи кабан или казуар.

Величественные горы Мируа впереди теперь открывали им свои настоящие очертания и цвета. Фиолетовый цвет исчез, уступил место белизне известняковых скал; некоторые скалы были почти отвесные. Не только Хоири, но и многие другие в патруле были здесь впервые, и теперь они молча, изумленно глядели на причудливые скалы и гадали: что за диковинные существа живут там, внутри, в темных пещерах?

До чего же прекрасен, оказывается, лес, куда не ступала еще нога человека! Многим хотелось вернуться сюда потом и по-настоящему узнать красоты и тайны этих мест.