— Перезрели, летучие мыши-плодоедки уж объедают их понемногу. Да все равно эти бананы слишком мягкие — когда свиньи будут откусывать, ловушка может и не захлопнуться.

— Ты-то хоть не подходил близко? Знаешь историю об охотнике, который устал и проголодался после трудного дня? Он проходил мимо ловушки для диких свиней и увидел в ней спелые бананы. Охотник не утерпел, полез за ними, а потом пробарахтался в раздавленных бананах целую ночь.

Оттого, что на кладбище было одиноко, бывать в селении стало для Хоири приятней.

Он не упускал случая переспать с Мигоро, но искусно увиливал от ответа, когда она начинала спрашивать его о времени их свадьбы. В селении никто ничего не знал — какая же молодец Ивири, до сих пор не проболталась!

Пока Хоири не было в- селении, там произошли бурные события. Колдун, который отправил в могилу его мать, начал колдовать против другой женщины. Однажды вечером ее братья подстерегли его, и он едва от них спасся в доме полицейского. Дело рассмотрел начальник патруля в Миривасе, и колдуна освободили, потому что. никаких улик против него суду представлено не было. Начальник патруля сказал: колдовства не существует, все эту чушь и суеверие. Зато братьев обвинили в том, что они угрожали холодным оружием, и приговорили к двум неделям принудительного труда.

— Лучше всего для этой подлой крысы было бы, если бы братья ее загнали его в землю,— сказал Хоири отцу.

— Согласен, но не забывай: в селении, кроме него, есть много-других, мы о них .лаже и не знаем. А потом, белые люди в колдовство не верят. Кто убьет колдуна, сынок, для нас, может быть, и герой, но для белых начальников он преступник, и его посадят в тюрьму и заставят перетаскивать дерьмо чиновников администрации.

За разговорами они не заметили, как дошли до хижины тети Суаэа. Хоири быстро поел и вместе с Меравекой пошел прогуляться по селению. Тетя Суаэа закричала им вслед, чтобы они держались подальше от девушек.

Севесе сел есть, только когда все дети уже поели. Он поднял с блюда крышку и увидел на нем великолепного краба.

— А вы с Джорджем разве не будете его есть? — сказал он сестре покойной жены.

— Нет, это тебе, ешь его один.

Севесе принялся есть, и ко времени, когда он закончил, дети уже легли спать.

— А ты знаешь, что твой сынок настоящий крокодил? — с деланным безразличием бросила Суаэа.— Уже утащил добычу и съел ее так, что и следов не осталось.

— Правда? И откуда же утащил? —спросил, кивая, Севесе.

— Да с соседней улицы! Похоже, что теперь у тебя появилась сноха, и неплохая к тому же.

— Так, значит, этого краба...

— Ну да, потому мы с Джорджем его и не ели. Принесла сама, посылать не захотела ни с кем.

— Но все равно,— немного раздраженно сказал Севесе,— вы растили Хоири вместе со мной и должны были бы отведать первой пищи, которую принесла его жена.

— Ия ведь тоже ничего не знала,— сказала Суаэа.— Но тут кое-кто из женщин заметил, что у Миторо вдруг появилась страсть к незрелым манго.

Да, решил Севесе, нужно не откладывая обсудить все это с матерью Миторо.

— Когда я узнала, что месячных у нее нет,—сказала Мзсоаре,—я стала было ее ругать, но бранью разве делу поможешь? Ведь все равно теперь в утробе у нее ребенок.

Да, подумал Севесе, уладить все нужно быстро. Будет скандал, если диакон Лондонского миссионерского общества этого не сделает. Но вообще-то тревожиться ему не стоит. Никто не сможет сказать, что он не приготовился к женитьбе сына. Искать дом для себя и молодой жены Хоири не придется: с тех пор как умерла его жена, в их большой хижине никто не живет. Хоири хорошо делает лодки, люди уже плавают на нескольких, которые он один, без посторонней помощи сделал из скользких бревен; и так же хорошо он делает весла. Огородов у них достаточно, некоторые засажены давно, только успевай собирать урожай, и расчищена земля под новые. Полки в хижине ломятся от посуды, которую Севесе собирал все эти годы, чтобы гостям в день свадьбы Хоири было из чего есть.

Севесе послал Миторо и ее матери самую большую и лучшую гроздь бананов, тех, которые называются наихохо,— это означало, что он согласен на брак сына с Миторо. Так все узнали: Миторо и Хоири помолвлены. Миторо можно было больше не стыдиться своей беременности. Теперь она должна была делать любую работу, какую только дадут ей родные будущего мужа, а Хоири тоже как бы становился собственностью Масоаре и должен был делать любую работу для нее. Ей, вдове, помощь Хоири нужна была во многих делах — и в простых вроде сбора кокосов, и в таких, на которые уходит по нескольку месяцев тяжелого труда, вроде постройки забора вокруг ее огородов. Но в такой большой работе Хоири помогут его родственники.

В воскресенье перед венчанием католический священник рассказал Хоири и Миторо, в чем заключается церемония.

— Нужны будут шафер и подружка,— объяснил он.

— А что они должны делать, отец?

— Да просто стоять у вас за спиной — они будут свидетелями вашего бракосочетания.

— Они женятся вслед за нами?

— Да нет же, это вовсе не обязательно. И хорошо бы вам раздобыть два кольца. Церковь была полна людей, собравшихся на воскресную мессу. Пришло много молодых— посмотреть на церемонию. Сестры из миссии сшили для Миторо простое подвенечное платье. Хоири надел по случаю свадьбы белую рубашку и лучшие шорты.

Церемония тянулась долго, и на лбу у Хоири начали выступать крупные капли пота. На все вопросы, которые ему задавал святой отец, он отвечал «да», Хотя многих не понимал. К концу венчания он начал чувствовать себя как человек, которого посадили в тюрьму, и стал жалеть, что согласился жениться в церкви: все на него смотрят и будут смотреть еще долго. И когда священник сказал, что ему придется теперь спать, просыпаться, есть и работать только с этой женщиной, с ней одной, Хоири почувствовал себя несчастным. Да разве это возможно — не смотреть на других женщин? Ведь они кругом, куда ни повернись, не смотреть на них просто-напросто невозможно!

Для свадебного пира зарезали нескольких свиней. Из соседних деревень стекались родственники. Масоаре ходила с высоко поднятой головой: ведь в селении только и говорят что о бракосочетании Миторо и Хоири в церкви. Ей повезло, ее дочь не осталась одна с ребенком на руках — у ребенка будет отец, который станет о нем заботиться.

В хижине у Миторо собралось много народу. Одни принесли рыболовные сети, другие посуду. Часть этих вещей сложили в особую плетеную сумку и поставили эту сумку Миторо на голову, а на сумку положили тесло и другие орудия, которыми делают саго. Так, с сумкой на голове, Миторо пошла по улице к дому Хоири, а за нею следом шли все девушки ее семьи; Масоаре громко причитала, заглушить ее голос не мог даже шум толпы. Наконец процессия подошла к дому жениха, и Масоаре сказала Хоири, что отдает ему свою дочь. Все вещи, которые Миторо несла на голове, были символами жизни, которая ее ждет.

По лицу и движениям Хоири было видно, как он устал. Белки глаз у него стали желтовато-коричневыми. Он то и дело гер веки, чтобы не дать им закрыться. Ноги перестали его слушаться и несли туда, куда им хотелось. С трудом он вскарабкался по лестнице и сел на верхнюю ступеньку. Яркий солнечный свет помогал не заснуть. Сегодня был один из тех редких случаев, когда Хоири видел, как солнце зашло на западе и взошло на востоке, и ни на миг между заходом и восходом не сомкнул глаз. Рука потянулась ко рту, но прикрыть его так и не успела — Хоири зевнул. Он посмотрел на свои руки: они были грязные от пота, выступавшего и сохшего на них в эту ночь. Однако еще никогда в жизни не чувствовал он такой гордости, как в это утро, ибо за эту томительную ночь он стал отцом маленького сына.

В хижине было тихо, казалось, что она всеми покинута, как негустой лес днем, когда звери прячутся в темной чаще. Пол хижины и земля под ней были усыпаны скорлупой орехов арековой пальмы; вокруг дотлевающих головешек большого костра, у которого ночью грелись повитухи, лежали теперь, свернувшись, собаки.