– Я написала эти строчки, – почти шëпотом, скромничая, произнесла она, – я сама их написала…
– А можно почитать? – поинтересовался герой тоже в каком-то покорном тоне.
– Нет! – взвизгнула Даша вполголоса. – Нельзя!.. Они посвящены одному человеку! – ляпнула она, осознав в испуге значимость сказанного.
– А, даже так? – удивился он в почтительной злости. – Почему бы и нет? Я, честно, никому не расскажу, – ну правда, знаешь… Хотя мне-то что?
– Я не покажу! – отрезала она.
– А, ну как хочешь, конечно! Да, ну как же!
Даша закрыла блокнотик и положила его перед собой. Юноша же был в каком-то благом гневе в первый миг. Потом на его лице была превеликая досада, скрываемая напускным безразличием; казалось, что ещё немного – и его всë лицо станет влажным из-за слëз, – казалось, что его потаëнное отчаяние в миг вырвется как неистовый припадок истерики, – вырвется как внутренний крик, молящий о покровительстве и снисхождении; казалось наконец, что ему недоставало самого заурядного – чего-то тëплого и душевного. Но, однако, это лишь казалось: внутри его бурлила коллизия, некая конфронтация, заключавшаяся в столкновении между подозрительностью, смятением и восторгом. Он предположил кое-что гнусное, но и рассудил нечто изящное, – и в обоих случаях на него, как огромная глыба, давила неопределённость конечного исхода в этом вопросе. К тому же та самая мысль щекотала объективность, вторила последним наблюдениям юноши.
Повисла гробовая тишина в течение минут так десяти: они не сказали за это время ни слова друг другу; лишь голос Валерии Ивановны, словно жужжание мухи, где-то в пространстве невнятно и глухо проявлялся, – проявлялся часто, но бессмысленно, но, однако, был необходим для иллюзии существования некой наполненности кабинета, хотя наш герой тогда ясно объявил себе, что это лишь безутешно умерщвляет его. Тем не менее, подавленный и оскорблённый, он теперь, впрочем, отнюдь не уразумевая положения своего, без восхищения, без должного участия, которое теперь было пропитано лишь неким пренебрежением, – он теперь безудержно, исподлобья глазел на Дашу. То, что он увидел, ошеломило его чрезвычайно: она с серьёзною физиономией, с неким равнодушием, от нечего делать, писала под диктовку Валерии Ивановны слова в тетрадь; но раз двенадцать, то есть очень часто, Даша кидалась бешено к своему смартфону, и – сияла, и расцветала; к личику её приливала краска, и появлялась страстная улыбка с прекраснейшими зубками. Но за это время она посмотрела на нашего героя лишь единожды и, поймав его за слежкою, похорошела на пару секунд, кокетливо смущаясь и будто бы невзначай поправляя свои волосы, после чего вновь надела маску угрюмой личности и продолжила лениво водить ручкой по клетчатым листам тетради. Он рассудил тогда, что это было ничто иное как трудолюбие, так вдобавок к нему ещё в комплекте были обещаны самостоятельность, хладнокровие и зрелость, а домыслы про возможные аффектацию и жестокое лицемерие отбросил в сторону. Его бомбардировала пустая убеждённость в том, что он безукоризненно «прочитал» Дашу.
– А, ну ты и переписываешься с кем-то ещё! – скороговоркою пробормотал юноша в пассивной агрессии.
– Что значит твоë «ещё»? – не растерялась Даша, ответив. – Тебе уже типо придраться не к чему?
– Прости, я… – оссëкся вдруг он.
– А, понятно! – негодовала Даша, всплеснув руками. Казалось, её припадок возмущения нельзя уже было сдержать ничем.
– Ты не понимаешь просто, прости, конечно, но…
– Не понимаю?
– Я не то хотел сказать, – оправдывался юноша, побледнев, – в смысле… ну… это намного труднее всë по итогу, понимаешь?
– Как хочешь, ладно, – отрезала она, надув губы.
– И только?
– Да, и только.
– А, ну это и есть настоящий при-кол!
– Да что ещё теперь не так? Что я типо не так сказала сейчас?
– Да не, забудь уже. Ну а что тут уж такого говорить? Да, правильно: ни-че-го!..
– Да скажи ты, – продолжала выманивать Даша из него какой-то секрет, – я если чего-то не того сказала вдруг, ну… типо обидела тебя, задела за больное что-то, то ты не сердись, – это не специально всë!..
– Нет, всë хорошо, честно! Это я веду себя, как бы это сказать, – веду себя глупо, – нельзя так вести себя, это же неправильно! – раскаялся наш герой в полном смирении. – Прости, я просто… просто дурак – и всë тут!
– С Соней я переписываюсь, – последовало неожиданное признание от Даши, – доволен теперь?
– Ты так сказала, будто я тобой манипулировал сейчас…
– Да, не первый раз уже. Ну… знаешь, забей… Ты помнишь, как ты меня с Соней и ещё с Ромой встретил в декабре на улице, здесь, рядом – у вуза-то?
– Да.
– Вот тогда, в ясный день, но холодный довольно, – вроде суббота же была или не суббота?
– Да: суббота…
– Ты чë, каждый день типо помнишь или что? – заметила Даша в удивлении. Он улыбнулся.
– Нет… Так получилось просто…
– А, да? Ладно… А вообще что ты там делал тогда? Мы же типо ну… по субботам не учимся же?..
– Книги в библиотеку сдать.
– И только?
– Ага.
– Но ведь ты сам только сейчас говорил, что тебе почти два часа ехать досюда?
– Ага!..
– То есть ты реально типо два часа ехал сюда, чтобы сдать учебники в библиотеку?
– Всë верно.
Даша, закрыв ладонями лицо, исступленно засмеялась. Юноша же заразился еë настроением, а потому его лицо скривилось от неловкой улыбки; он покраснел. Делало эту сцену особенно забавной то, что до этого наш герой даже вполне веско поддакивал всем расспросам Даши, – и теперь неосознанная чопорность в мгновение превратилась в пыль.
– Ла-адно! – продолжила собеседница, пытаясь сдерживать хохот. – Так вот, ты же тогда с Соней впервые и повстречался, а я ведь сама с ней полгода дружу только, но зато как! Ой, вы так смешно и глупо познакомились…
– Не напоминай, – умолял он, а сам сгорал от нетерпения.
– Да почему? Ты же на нас троих выскочил прямо из-за угла, – ты так быстро шëл…
– Я всегда так хожу, – перебил юноша.
– А!.. Ну типо ты и вылетел на нас – и Соня как-то вздрогнула и – упала на тротуар! Ты и начал её нелепо поднимать за руку; а потом этой же рукой и пожал ей еë руку, когда уж Соню-то поднял!
– Да-а! – протянул наш герой в полном восторге.
– Я ещё помню, – вспоминала Даша улыбаясь, но прищурила свои глаза, будто прилежно вспоминала детали фрагмента из прошлого, – помню, что мы тебя взяли с собой гулять. А этот Рома был с нами по инициативе Сони, – я ну… не знаю, как она с ним познакомилась, но она очень просила меня пойти с ними гулять, – ну я типо и пошла…
– Логично, – холодно вставил он.
– Да; но как-то они будто не ладили друг с другом, что ли, – рассуждала она уже с некой решительностью, успокоившись окончательно, – будто больше ты с Соней разговаривал, а Рома, – а Рома был каким-то злым: я ещё пару раз заметила, как он на тебя криво косился…
– Да чушь это! – возразил наш герой. – Мерзко всë оно!
– Как знаешь, – продолжила она, – я просто типо говорю то, что тогда заметила. Так вот, они с этим Ромой с тех пор взаимодействовали, но как-то неохотно, – ну это по моим наблюдениям и по словам самой Сони. Но в последние дни то он к ней, то она к нему начали ходить в общаге…
– А он тоже в общаге живет? – в очередной раз перебил наш герой.
– Да, да, в общаге, – отмахивалась она, будто была недовольна, что ей не дают договорить, – и вот они типо теперь друг к другу ходят, но после каждой встрече Соня очень грустная и убитая какая-то…
– Так может, это всë из-за него как раз, то есть – всë из-за Ромы, то есть, – то есть ей плохо из-за него?..
– Возможно, но нельзя судить на сто процентов. Ну… понимаешь, она мне не хочет ничего рассказывать об их отношениях, какими бы они ни были…
– Какие-то, видимо, не очень отношения. Хотя мне то что?
– Да, верно, – заметила она, – это не твоё дело уже.
Её ответ как-то огорчил нашего героя чрезвычайно. Тем не менее они оба замолчали. Валерия Ивановна была из тех немногих преподавателей, которые отмечали на лекциях присутствующих студентов; делала она это следующим образом: называла по очереди группы, которые в лучшем случае должны были присутствовать на паре, и те, кто в неё входил, поднимались вверх со своих мест. Дальше преподавательница, часто сбиваясь, вслух считала количество вставших студентов с каждой группы и куда-то себе в бланк записывала результат. Она вела какую-то личную статистику, тщательно скрывая её ото всех, – да и всем, впрочем, кроме неё, было всë равно. Группе, в которой было наибольшее количество потревоженных её прихотью, она декламировала свою личную похвалу и уважение, объявляя еë победителем. Что касается этого раза, то когда очередь добралась до группы, в которой состояли два собеседника, наш герой решил действовать незамедлительно: пока в вертикальном положении Даша снисходительно рассматривала абрис Валерии Ивановны, юноша, к невероятному удивлению своему, видимо, набравшись опыта, не спеша проскользил рукою, которая, однако, слегка дрожала от упоительного волнения, – проскользил ею по столу до того самого жëлтого блокнотика и, схватившись за него концами пальцев, успешно стащил к себе. Нарочито щëлкал он громко страничками и впопыхах искал заветные строчки; уже было его глаза зацепились за то, чего он так искал, а тело бешено и глубоко задышало, что было по-предательски некстати. Наконец Даша заметила пропажу, и дерзко вырвала украденное, вернув его себе, и лукаво улыбнулась одним краем губ.
