– Во сколько это было?

– В восьмом часу, – ответил Михаил Петрович. – Знаете, я ведь с края стола сидел, недалеко от входа, но не видел, когда Наталья ушла. Она несколько раз курить выходила, но, кажется, всегда возвращалась. Проглядел, значит.

– Может быть, есть другой выход на улицу?

– Есть, – сказал Лева и махнул рукой куда-то за угол. – Здесь машины грузиться подъезжают. Только в тот день все закрыто было: и ворота, и склад.

– Нет, – сказал пожилой кладовщик. – Она могла уйти только через центральный выход, но я этого не заметил, хотя должен был.

– Петрович, значит, ты к Наташке тоже неровно дышал, если следил за ней? – усмехнулся Лева.

– Типун тебе на язык! – возмутился пенсионер и снова ушел за стеллажи.

Оставшись со мной наедине, Лева стал петь дифирамбы насчет того, что я не хуже Натальи Басмановой и нравлюсь ему не меньше, поэтому он хоть сейчас готов на мне жениться.

– Лева, разве вы не знаете, что Наталья Владимировна была замужем? – Мне захотелось несколько остудить сердечный пыл придурковатого кладовщика. – И я…

– А почему ж тогда она одна пришла? – перебил меня Лева. – Всех с супругами приглашали. Вот, я пока не женат, поэтому один был, невесту себе подыскивал. У Петровича жена заболела, это – причина уважительная, чтобы одному прийти. А что же Натальин муж, если он у нее, конечно, был? Почему он не пришел? Не любил ее, наверное? А может, это он ее убил?

– Не болтай лишнего! – возмутился Петрович из-за стеллажей. – Знаешь, кто муж у Натальи Владимировны? Большой человек, а ты его в убийцы записал. Балабол!

– Ну я ж не знал, что она была замужняя. А вы, Татьяна, замужем?

– Лев, вынуждена вас огорчить: я тоже замужем, – не моргнув глазом, соврала я. – И, к сожалению, должна с вами попрощаться. Спасибо за помощь.

Он приоткрыл рот, но так и не успел ничего сказать, потому что я быстро развернулась и вышла со склада. «Ну и контингент здесь! Теперь я понимаю Андрея Георгиевича. Пожалуй, на его месте я бы тоже не пошла на эту вечеринку. Да еще фокусы какие-то! Бананы вместо апельсинов, и люди незаметно исчезают. Одним словом, дурдом!» С этими мыслями я дошла до вахтерши.

– Пришел Глеб Романович, – заговорщицким тоном сообщила пожилая охранница, на которую мои красные корочки возымели просто магическое действие. – Злющий! Рвет и мечет. А Петрович-то дал консультацию?

– Да, спасибо, что к нему направили. А к директору я зайду в другой раз. – Я вполне отдавала себе отчет, что пытаться разговорить Турилкина, находящегося не в духе, на мало приятную для него тему бессмысленно.

«В конце концов преступление произошло вне этих стен, очень может быть, что никто из сотрудников „Тарпластмета“ не сможет рассказать ничего существенного, даже если бы и хотел от всей души помочь следствию. Вдруг Басмановой стукнуло в голову уйти по-английски, не прощаясь, и она воспользовалась моментом, когда внимание всех было обращено на артистов. Лично я бы так и поступила, если бы мне что-то не понравилось. Один придурковатый Лева чего стоит! Представляю, с каким идиотским обожанием он смотрел на нее! Уж если он не заметил ухода Натальи, то про других и говорить нечего. В общем, не стоит терять здесь понапрасну время, а надо переходить к следующим пунктам моего плана». Я села в машину и поехала на улицу Советскую.

Свою «девятку» я оставила на парковке «Народной аптеки», расположенной в цоколе шестиэтажной «сталинки», где жили родители Натальи Басмановой.

Оказалось, что «Тарпластмет» находился почти напротив, только на параллельной улице. Был ли между ними проход напрямую, обнаружить с первого взгляда не удалось, во всяком случае на машине мне пришлось сделать полукруг. Двор был огорожен железобетонным забором, душевно разукрашенным любителями граффити. В общем, я попала в обыкновенный тарасовский дворик, тихий, уютный, находящийся в самом центре города. Конечно, бывают дома получше: с видом из окон на набережную Волги, а бывают и во много раз хуже: настоящие трущобы на рабоче-крестьянской окраине.

Оглядевшись, я пошла вдоль этого забора мимо детской площадки с качелями, металлической «паутиной» и деревянными «грибочками». Потом наткнулась на кирпичную стену, также художественно оформленную местными живописцами, и, обогнув ее, попала к фасадам четырех гаражей. Вероятно, в одном из них и произошло кровавое преступление. Внутреннее чутье подсказывало, что в крайнем слева, хотя Басманов этого не уточнял.

В одном Андрей Георгиевич оказался прав: место действительно было безлюдное и не просматриваемое из окон. Просто идеальное для убийства. Моего клиента очень волновал вопрос: зачем Наталья сюда пришла? Мне это, разумеется, тоже было интересно, но в отличие от Басманова, находящегося в полном недоумении, я легко придумала несколько причин, по которым его жена попала в гараж.

Одна версия, уже высказанная мной безутешному вдовцу, такова, что Наталья хотела побыстрее вернуться домой на отцовской машине, показалась ему нелогичной. Тем не менее я не спешила отказываться от нее.

«Подумаешь, что супруги договорились созвониться! Может быть, у нее мобильник сел, а оставаться на вечеринке было уже невмоготу. Да, она выпила, но если в кошельке есть деньги, то это совсем не проблема. Пусть Басманов взяток не берет, но дэпээсники-то это делают, и с превеликим удовольствием! К тому же еще не факт, что ее бы остановили и стали к ней принюхиваться с особым пристрастием. – Я попыталась вспомнить, когда мою „девятку“ в последний раз тормозил дорожный патруль. – Около двух недель назад или даже больше. Ладно, в конце концов Андрей Георгиевич лучше знал свою жену, возможно, она на самом деле не собиралась садиться за руль. Как насчет других версий? Да сколько угодно! Назначила здесь кому-нибудь свидание или хотела кокаинчика подальше от посторонних глаз понюхать… Смело, но не так уж невозможно, хотя Басманову это уж совсем не понравится».

Вопрос о том, зачем Наталья сюда пришла, был все-таки второстепенным, а главными я считала два других: кто и почему ее убил. Само место преступления натолкнуло меня на мысль, что убийство могло быть непреднамеренным – какой-нибудь отморозок просто увидел в глухом закутке молодую красивую женщину, и в его башке, не обремененной рассудком, созрел молниеносный план об изнасиловании или грабеже сумочки и ювелирных украшений.

«Правда, Басманов сказал, что ограбления не было, – вспомнила я, – но борьба была, потому что одежда на Наталье оказалась порванной. Об изнасиловании или его попытке Андрей Георгиевич умолчал, это понятно… Не исключено, что негодяя что-нибудь спугнуло и тот не довел задуманное до конца. Надо будет связаться с Кирьяновым и попросить его раздобыть материалы следствия».

Едва я подумала об этом, как почувствовала чей-то взгляд.

Оглянувшись, увидела мужчину лет пятидесяти пяти в очках и с пышными седыми усами. На нем была темно-коричневая рубашка, застегнутая на все пуговицы, но без галстука. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, мне почему-то показалось, что это отец Натальи – Семеряков Владимир Валентинович, но я не успела заговорить с ним первой.

– Вы, верно, сыщица? – спросил он, удивив меня своей прозорливостью.

– Как вы догадались?

– Мне Андрей звонил и сказал насчет вас. А я в гараж убраться иду, увидел вас и догадался. Нет, и сегодня не смогу зайти… Вот каждый день подойду сюда, постою у ворот и ухожу. – Голос Владимира Валентиновича задрожал, на глаза навернулись слезы. – Как же это так, а? Кому наша дочка помешала?

– Именно это я и собираюсь выяснить. Меня зовут Татьяна, я занимаюсь частным сыском не первый год. Думаю, что с этим расследованием тоже справлюсь.

– Пустое, Наташу уже не вернешь. – Семеряков обошел меня и дрожащей рукой поднес ключи к замку, но открывать так и не стал. – Если милиция по горячим следам найти убийцу не может, разве вам это под силу?

– Понимаете, Владимир Валентинович, в милиции и прокуратуре сразу несколько дел в производстве, а я сосредоточиваюсь на одном… Позвольте, я открою гараж. – Все-таки внутреннее чутье меня не подвело, гараж, где произошла трагедия, оказался крайним слева.