– Да! Нет… То есть я знаю, короче, угроза будет всегда, и когда она будет, там будем справляться по обстоятельствам, потому что мы простые люди, уж на фоне этого Варвара – это доказуемый факт, вот и хочется…

– Просто пожить, – закончил Оскар, прекрасно зная, что ощущает и о чем думает Рода, которой эти выводы даются с трудом.

– Да, спасибо, догадался, наконец, – с улыбкой бодро подчеркнула Рода. – Не только красавчиком остался, но и ум не растерял.

Это был приятный момент, каким им было в радость насладиться, пусть и лишь на краткое время. Но даже такое стало крайне ценным, ведь они были слишком близкими друзьями, почти семьей.

– Что скажете про капитана этого звездо… – Оскар запнулся из-за внезапного осознания кое-чего достаточно неожиданного и важного, поэтому сначала он еще раз огляделся, прежде чем озвучить: – Здесь гравитация.

– Я же говорила, что заметит. – Настя отчиталась Роде и сделала ей щелбан по лбу, когда та была вынуждена подставить ей под расплату за проигрыш в пари. Настя не стала усердствовать и просто щелкнула, чем Рода все же выразила недовольство, проворчав ругательство, но скорее из-за самой неудачи, нежели щелбана.

– Круто, я рад, что развлек вас.

– Ой, неужели тебя вдруг огорчает быть не в центре женского внимания, ага.

– Рода, вы вот нашли себе развлечение, а я до сих пор в смятении, которое…

– Да, Оскар, здесь гравитация.

– Мы с Андреем изучали сводки о разрабатываемой Опусом технологии для этого. – Настя внезапно звучала этаким руководителем, получающим удовольствие от объяснения. – Допускаю, что они давно это изобрели и пользуются. Наш Монолит, как, думаю, и вся Кома, были отстающими в технологиях с самого начала. Вы даже не представляете, какой список запретов был у Техгруппы на разработки.

– Круто, прям… вау. А почему Эфир был…

– Вместе с Бэккером на Целестин должна была лететь команда. – Настя сама не знала ответа, лишь рассуждала, проявляя к их разговору все большую вовлеченность. – Думаю, Опус не хотел раскрывать эту технологию Монолиту. Или же просто обновить не успели. Эфир давно был на орбите.

– Ну не знаю, вроде он достаточно навороченный был. Как минимум для…

– Рода, у меня нет ответа, честно. К слову, это ты с Опуса, мы с Оскаром здесь чужие.

– Мда, только мы еще не на Опусе.

С минуту они молчали, чуть ли не синхронно вспомнив, как нечто похожее у них было прямо перед высадкой на Целестин, когда они покинули свой дом, следуя за безумным планом Бэккера. Тогда они также сидели втроем у иллюминатора в открытый космос, ловили момент спокойствия, чтобы закрепить дружбу, кроме которой у них толком ничего не осталось, ведь в ужасе трагедии на Коме они потеряли всех.

– В прошлый раз, когда мы так сидели, – Оскар придался неестественной ему ностальгии, заразив ею и Настю с Родой, чего они от него не ожидали, – не было гравитации, а иллюминатор был не в потолке, а сбоку… Странное чувство.

– Это сейчас ты хочешь вновь напомнить про Бэккера и угрозу, которая была и будет, судя по всему, всегда? Если так, Оскарка, то я тебя ударю сейчас.

– Нет, Рода. Наоборот, я понял, что ты имела в виду. Нам повезло тогда, похоже, везет и сейчас. Ия рад разделить это везение с вами.

Еще несколько минут они молчали, слишком хорошо ощущая укоренившийся страх перед грядущим, которое уже с трудом представляется спокойным и обычным. Это ощущала даже Настя, но по-другому – у нее, в отличие от Оскара и Роды, была вера.

– Что-нибудь известно про Монолит? – Оскару все же не сиделось без дела. – Сколько эвакуировали в итоге? Как обстоит борьба с Особями? – Рода и Настя молчали в незнании. – Хорошо, тогда идем. Пора познакомиться с капитаном уже.

В этот момент, когда Оскар только встал, двери за его спиной открылись и к ним вошел мужчина. Высокий, почти под два метра, очень крепкий, но небольшой, его лицо было с легкой щетиной и жесткими черными волосами короткой длины. Общий вид был немного угрожающим еще и из-за напряженного лица с сильным подбородком, лбом и очень заметными голубыми глазами, чей взгляд будто бы всегда многозначителен. Но стоит ему заговорить, особенно в обращении к кому-то конкретному, так вместо высеченной статуи появляется очень живой и добрый человек, сразу же вызывающий доверие.

– Вижу, вы, Оскар, оклемались, – говорил он четко и учтиво. – Дамы, не могу и за вас не порадоваться. И сразу к делу, хочу предоставить вам сведения о вашем доме. Только что получил расшифровку, специально дают ее без редактуры. Желания тратить на это время не вижу ценным, да и допуска на это нет. Прошу ознакомиться с докладом.

Он положил на стол новый планшет, большего размера, где был уже открыт текст.

Здесь тихо. Космос этим и славится – так что вроде бы удивляться не должен, но ощущение тишины оказало эффект воздействия больше ожидаемого. А если прибавить этой уютной тишине возможность взирать во тьму бесконечной Вселенной без лишних условностей, то создается чуть ли не физическое ощущение, что я могу прикоснуться. Прикоснуться к чему-то… то ли близкому, то ли далекому, но живому, настоящему, великому. В момент и вовсе боюсь уткнуться рукой в некую преграду, этакую стену, разграничивающую известное и неизвестное. Может быть, в этом природа моего тяготения к Вселенной – страх ощутить границы, низвергающие мою жизнь до пыли. Отсутствие доказательства границ Вселенной является подтверждением истинной свободы. Но у этого есть обратная сторона. Бесконечность поиска чего-то, что утолит голод любопытства, может обернуться потерей самой природы этого голода, без которого велик шанс усомниться в ценности своего существования. Когда-то мне было достаточно создать семью. Потом я повторил опыт. Сейчас, здесь, мне наконец-то есть ради чего рискнуть по-настоящему. До того как была объявлена экспедиция в карантинную зону, мне казалось, что я попал в кошмар, где наличие невидимых стен столь же ужасно, сколь их отсутствие. Как будто бы я между молотом и наковальней, причем момент удара несет аналогичное его отсутствию влияние. Могу ли я, что называется, насладиться жизнью, находясь в неведении? Нет. Это сложно передать словами. Сомнения постигли меня неожиданно, подкрались незаметно, выждали момент и вцепились в мысль малую и великую. Если проще, то здесь, в пустоте солнечной системы ИМБ, я кое-как могу ощутить намеки на забытую легкость. Если бы не эта огромная планета с кучей проблем, возможно, я просто выпрыгнул бы из корабля и отдался пустоте. Возможно, в этом и есть испытание? Для этого я здесь? Чтобы преодолеть гнетущее состояние беспомощности перед известной простотой мироздания. Чувствую, что потерял всю связь с миром, и в то же время, наоборот, кажется, что связей стало так много, что невозможно уже вынести. У меня нет сил даже злиться. Бесконечная усталость, заглушить которую пусть и на время, но помогает работа. Теперь я понял свою роль, назначенную свыше.

Ну что же, пора работать.

Все системы функционируют, никаких отклонений не зафиксировано, сам же полет прошел успешно, в рамках ожидаемых показателей. Карантин на планете соблюден, нарушений с внешней или внутренней стороны не замечено, система безопасности выдает стабильную отчетность. Отдельно отмечу, что при первом осмотре признаков удаленного или физического взлома также не обнаружено. Дальнейший контроль спутниковой системы будет активируем в произвольном времени в угоду оптимизации.

Также делегирование полномочий выдало лучший результат, чем я ожидал: картографический алгоритм уже начал сборку картинки, пока зонды для высадки на планету перестраиваются под влиянием континентальных особенностей. Несмотря на изначальные технологические требования при сборке зондов, некоторые модификации придется делать на орбите уже по результатам первых анализов состояния планеты. Знаю, что это не обязательно, но хочется заняться в некотором смысле медитативным исследованием как областей с заведомо известной опасностью, так и естественных в своей биологической форме. Раз меня отправили сюда, то буду делать по-своему, в рамках разумного.