Молчу, мотаю на ус и внимательно слушаю бывалого товарища. Я как-то ранее особо не обращал внимания на этот аспект жизни христианских и иудейских диаспор в Крыму. Все, конечно, знают про геноцид христиан и их тяжкую жизнь в Османской империи. Но почему-то про работорговлю в школе на уроках истории не говорили. Интересно, почему? Тем временем Гришка сделал глоток воды из грязной плошки и продолжил:
– Был я в рабстве. Попались малым отрядом татарам, и не все смогли уйти. Как в этой самой Кафе нас с дружками и продал один армянский купец. Уважаемый там человек, говорят, деньги церкви жертвует и даже какую там школу построил. Это я потом узнал, когда на османа одного работал. Шорник я неплохой, вот и купил меня Мустафа. А остальных в Порту увезли. Покрепче выбрали, как раз туркам рабы на галеры сильно были нужны, и они денег не считали, всех скопом покупали. Я там за два года такого насмотрелся, – некрасивое лицо казака исказила жуткая гримаса ненависти.
Он опять сделал глоток и замолчал. Через некоторое время Гришка успокоился и продолжил:
– Разбередил ты мои раны душевные, бесово семя. Всем им под турком живётся хорошо. Многие дома имеют получше иного османского богатея или мурзы. Живут отдельно, молятся, когда хотят, детей крестят и женят. А всё на чём? На крови нашей и страданиях люда православного. Так что таких друзей я при встрече стараюсь быстрее отправить в ад, ибо только там им место. Никто их не заставляет рабами торговать, наоборот, в очереди стоят за разрешением. У них там это самый уважаемый труд считается. Ещё деньги любят в рост давать, магометанам-то самим нельзя, вера не позволяет. Вот и считай, братья-христиане они тебе после этого или иудины выкормыши, кои только кола в зад заслуживают.
Здесь уже я задумался. Надо будет потом проверить слова казака, но чую, что не врёт. Столько горечи вперемежку с ненавистью в его словах, меня аж передёрнуло. И кто бы мог подумать, что нищий бандит способен на такие мысли и чувства. Не всё, значит, ещё зачерствело в его душе. Тот продолжил свою речь.
– Есть и другие Иуды, под добрых овечек рядящиеся. Черкасы почитай половину полона татарам сами привозят. И ничего, пока земля не разверзлась от такого непотребства. Как какая война, они, мол, с народом восставшим, да против панов. А сами этот народ и волокут гуртом в Крым.
– Черкасы – это запорожцы?
– Не все. Среди днепровских добрых казаков тоже хватает. Но и гнили, которая за акче[28] мать с отцом продаст, также много. И тоже вроде христиане, кресты носят да на церкви деньги жалуют. Только золото это слезами и кровью их же народа пропитано. Нынешний поход возьми, устранились они от войны с Крымом, мол, нам делить с ханом нечего.
– По-твоему, донцы лучше? – решаю позлить Гришку.
Тот сначала чуть не задохнулся от возмущения. Потом подумал о чём-то своём и усмехнулся.
– Донцы – боевое братство, которое цари русские в последнее время под себя подмяли. Но никогда здесь людоловство и прочие мерзости не процветали. Среди нас разного народа хватает и не все они агнцы божьи. Я сам из таких. В набеги ходим, ранее купцов на Волге щипали да караваны грабили. Девок и рабов для работ тоже захватывали. Но у нас раб может стать свободным и выкупиться никто ему не мешает. А сейчас их и нет вовсе. Да и крестьян беглых иногда крепостили, но редко. Старшины и атаманы тоже много себе позволяли. Во время Смуты, может, чего и было нехорошее. Но донские казаки – это воины, а не работорговцы. И законы у нас жестокие против такой мерзости, которые годами вырабатывались. Даже татары с ногаями больше скот выращивают, нежели за полоном ходят. И поверь, эти самые «братья-христиане» и натравливают их на Литву с Русью, чтобы больше народу захватывали. Зачем простому степняку бросать пастбище, семью и идти по шляху полтысячи вёрст, испытывая голод с холодом? Только если есть купец, который золотом заплатит за полонянина. В набеге можно на пулю или картечь нарваться и не каждый домой возвращается. А купцы только динары считают да народ православный продают. Да и то большая часть денег идёт мурзе с главой рода. Они и построили Крым, который стал главным людоловским государством. Вот и думай, где она, правда. Слава богу, что недолго этим супостатам жировать осталось, добьём скоро гадину.
Далее казак замолчал и вообще отвернулся в другую сторону. Со стороны казана доходили аппетитные запахи, и я вдруг понял, что целый день не ел. Хотя больше еды хотелось напиться нормальной холодной воды и завалиться поспать на сутки, а лучше двое. Тем временем к костру подтянулись остальные участники дружной степной компании и более упитанный татарин начал наливать варево в подставляемые плошки.
Осторожно приваливаюсь к дереву, чтобы не потревожить раненую голову. Сначала поговорили с Дёмкой, который предупредил, что чувствует приближение большого количества народу. Но меня уже мало что волновало. Я не былинный герой, чтобы убивать несколько сотен одним ударом. Постепенно мысли начали заплетаться, и я провалился в дрёму.
– Они уже близко. Скачут быстро и дерутся, – вывел меня из забытья звонкий голос братика.
Я не стал дёргаться. Открыл глаза, вроде всё хорошо. Наевшиеся степняки занимались своими делами, в основном дрыхли. Гришка сидел на том же месте в той же позе. Наверняка затронул я какие-то струны в душе этого поганца. Хлебнул он горюшка полной ложкой. С другой стороны, жизнь здесь для большинства людей не сахар. Это мы размякли в своём мире, в более или менее цивилизованных странах точно. А когда тебе может перерезать глотку любой проезжающий мимо воин, твоего ребёнка забрать в рабство, а жену изнасиловать просто так, потому что хочется, то по-иному смотришь на жизнь. В той же России, откуда бежал братик, ситуация для большинства населения ничем не лучше. Разве крепостное право – это неотретушированная форма рабства? А сестру братика не изнасиловал сынок хозяина походя, не обращая внимания на её сопротивление? Хреново, что похоже Россия моего мира постепенно превращается в такое же непотребство, если уже ей не стала. Но всё равно, с профессиональными работорговцами все эти непотребства не сравнить. Тут нужна особая мерзость натуры и гниль душевная. Едва слышные выстрелы оторвали меня от философских рассуждений.
Опять не дёргаюсь и осматриваю поляну. Казак сидит там же, но судя по напрягшейся спине, выстрелы услышал. Степняки лежали в теньке и особо не дёргались. Ну что? Пора действовать. Выстрелы – это явно какая-то схватка, скорее всего, между степняками и нашими. Хотя, как показывает моё нынешнее положение, понятие «наши» условное. В моём мире оно вообще носит негативный смысл для одной организации. Расшатывать верёвки я начал давно. Думаю, руки освобожу в любой момент, с ногами сложнее, но одну точно смогу. Пододвинул к себе булыжник побольше, который был полузакопан рядом. Ещё один камень лежал в паре метров. С учётом моей силы, бросок должен получиться не слабый. Главное – определиться, в кого кидать. Татар десять человек и все при разном оружии. Наш сторож вооружён какой дрянной саблей, ножом и арканом. Луки были только у четверых, но насколько я заметил, что их хозяева расслабили тетиву. Лежу и решаю, брать ли казака в напарники. Но тут он сам подал слово.
– Дмитрий, ты один не справишься. Ослаб от раны и левую руку я тебе повредил. Надо вместе на агарян нападать. В спину я не ударю. Давай миром разойдёмся. Ты к своим уйдёшь, а я на Волгу, должок мне там один надо вернуть. А с тем, что выкрали тебя, бес попутал, и блеск злата взор затмил. Понимаю теперь, что не оставили бы мне жизнь. Но тогда ни о чём думать не мог, поиздержался в последние годы.
А другого варианта всё равно нет. Не планирую я оказаться на рабском рынке и последующие года три махать веслом на галере, гадить под себя и сдохнуть от побоев с болезнями. А могут ведь и в гарем продать, предварительно оскопив. Это проклятая страна под названием Порта является той ещё бесчеловечной клоакой. Кстати, турки взяли на вооружение много дерьма, которое в своё время практиковала Византия. Вот и сочувствуй грекам после такого. Но чего-то я отвлёкся.
