– Что это у тебя, паря? – Полковник рассматривал булаву в моей руке.
– Да вот, отнял у турка дубину и ею крушил басурман, – отвечаю, не отводя взгляда от буркал Денисова.
Он, может, считает себя великим психологом местного розлива, но я на такие подначки не ведусь. Да и нет у меня страха пред этим мутноватым товарищем. Честно говоря, в этом мире я вообще ничего не боюсь. Даже когда скакал в атаку, больше переживал, что глупо погибну из-за недостаточного владения оружием. Страха за жизнь не было от слова совсем. Наверное, это влияние личности Дёмки, который из-за специфики развития не понимает, из какой заварухи мы только что выскочили. Или я продолжаю воспринимать окружающую реальность, как шутер на компе.
– Добрая булава, – продолжает полковник, который порядком мне надоел, – знатному сипаху[15] принадлежала.
Мне этот дядя не начальник, поэтому я промолчал и начал очищать трофей от кусков мяса, костей и мозгов, изрядно облепивших навершие. И вообще, моя дубина больше похожа на шестопёр или пернач. Гляну, как проснусь, в интернете правильное название. Перьев шесть штук, длинная металлическая рукоятка, обтянутая замшей, наверное, шестопёр. И явно не ритуальный, а вполне себе боевой. Ещё он лёг мне в руку как влитой. Надо будет потом пообщаться с Пахомом или провести пару спаррингов, на предмет имеет ли смысл заменить саблю на дубину. Денисов всё никак не успокаивался и некоторое время сверлил меня злобным взглядом. Я же делаю вид, что не замечаю такой навязчивости, и продолжаю протирать оружие тряпочкой.
Ситуацию разрядил Иловайский, закончивший с делами и подъехавший к нашей компании. Его тоже ранило, судя по перевязанной руке. Но внешне он был спокоен и никак не демонстрировал, что испытывает дискомфорт.
– А ведь твои казачки чуть было не захватили самого великого визиря[16], – неискренне улыбнулся Денисов, обнажив жёлтые зубы. – Везёт тебе, Алексей. Но удача птица вольная, не всегда она будет тебя сопровождать.
– Да, чуть было не ухватили визиря за бороду, – спокойно ответил Иловайский. – Чего ты к парню пристал, Илья? Добрый казак растёт, видел бы ты, так как он агарянам головы крушил. Если бы не подмога, то мы могли смять охрану Халил-паши, хотя рубаки там собрались знатные. Повезло нам, что успели разогнаться и ударили в них пиками. А далее уже в свалке не дали им развернуться и действовать сообща.
Денисов слушал рассказ, хмыкал и поглаживал свои роскошные усы. Глаза его при этом оставались холодными и не выражали никаких чувств. Неприятный товарищ.
Недавно проанализировал свои эмоции и понял, что мои первые впечатления о человеке оказываются верными. Так было с парой молодых казаков, которые мне сразу не понравились, и их дальнейшее поведение показало мою правоту. Было в них что-то шакалье, не все же донцы эдакие рыцари на белом коне. Это же касалось завистливого полковника. А вот с Иловайским мой детектор сплоховал – не было у меня никаких ощущений. Может, потому, что он просто хороший командир и ставит полк выше личных предпочтений. Людей он оценивал по поступкам, не делил на молодняк и опытных казаков. С таким атаманом действительно не приходится тужить.
Вот и сейчас он заметил, что я с трудом держусь в седле, и отправил нас с парнями в лагерь. Я же говорю: «Полковник наш рождён был хватом, Слуга царю, отец солдатам!»
Лагерь русской армии был огромен, и мы расположились немного наособицу сбоку. С другой стороны, как ещё быть кавалерии? Нам нужно купать коней, выпускать их пастись, далее обустраивать им ночлег, для чего нужно гораздо больше места, чем простой пехтуре. Наш полковой лекарь обихаживал тяжелораненых, поэтому я решил заняться самолечением. На поверку всё оказалось не так уж плохо.
Сначала заставил Пахома, Петра и братьев скинуть зипуны с бельём и хорошо протереть тело влажной тряпкой. Далее мелкие ссадины и порезы обработали самогонкой. С удивлением обнаружил, что весь мой зипун разорван, будто его хорошенько потрепала злая собака. Были следы от пули и сабельных ударов. Но никаких серьёзных ран. Товарищам повезло меньше. Пришлось переквалифицироваться в фельдшера и заняться ближниками. Самая неприятная колотая рана в бедро была у Петра. Здесь пришлось хорошо протереть рану самогонкой, далее прошёлся отваром календулы и зашил шёлковой ниткой. Ещё было пару глубоких порезов у Пахома и одного из братьев. Их тоже заштопал по-быстрому. При этом не испытываю никакого отходняка от прошедшей битвы. Да и к раненым стал относиться как к чему-то обычному.
Народ внимательно следил за моими манипуляциями и даже сбился в небольшой кружок, обсуждая тяжесть ранений. Понравилось, что никто не досаждал советами молодому выскочке. Наоборот, в глазах многих бывалых и молодых казаков я увидел полное одобрение. Пришлось оказать помощь ещё тройке своих новых бое-вых товарищей. Далее объяснил Пете, что ему нельзя тревожить ногу, и вечером я дам ему выпить отвар для понижения температуры. Я нисколько не сомневался, что будет воспаление, но удастся его купировать.
– Димка, там тебя дохтур к себе в палатку требует, – выпалил прибежавший молодой казак из нашего призыва.
Парень с интересом смотрел на мою реакцию, да и не только он. Времена сейчас простые, развлечений мало, а здесь такой повод почесать языками. Казаки в этом плане ничем не отличаются от других людей, ещё любят приукрасить разного рода героические достижения. Особенно если рассказчик сам принимал участие в какой-то знаменитой заварухе. Я на это смотрел спокойно и посмеивался про себя. Переоделся в чистое бельё, накинул новый зипун и пошёл за посыльным.
Палаткой доктора оказался шатёр немалого размера примерно 5×5 метров. Внутри было так же просторно. В центре располагался раскладной стол и несколько стульев. У одной стены стояла кровать, а у другой три массивных сундука. На столе лежало несколько желтоватых листов и стояла чернильница.
Доктором оказался круглолицый человек с оттопыренными ушами. Он в этот момент точил перо и, казалось, был полностью поглощён этим занятием.
– Проходите и садитесь, молодой человек, – голос у него был звонкий и приятный.
Присаживаюсь на стул и начинаю разглядывать слугу Асклепия. Тот занялся тем же самым. Достаточно молодой, не более тридцати пяти. Голубые глаза, чистая кожа, что для этого времени было редкостью, и добрая улыбка. Нормальный вроде человек.
– Шафонский Афанасий Филимонович[17], – представился доктор.
Я только сейчас понял, что он, по идее, старше меня по званию. Вскакиваю и произношу в ответ своё имя.
– Садитесь, Дмитрий. В ногах правды нет, – с улыбкой произнёс Шафонский. – Захотелось посмотреть, что это за лекарь из казаков отнимает у меня право заработать на хлеб насущный.
– Шутите! – я поначалу напрягся, но потом понял, что доктор просто весёлый человек. – Дабы не отвлекать вас от тяжелораненых, оказал помощь казакам из нашего десятка. Тем более что сложных случаев не было, а лёгкие можно самим перевязать.
Чувствую, что я сделал глупость. Удивлённый взгляд собеседника подтвердил мою правоту. Не может простой казак изъясняться подобным образом. Сейчас далеко не все дворяне способны грамотно выразить свои мысли, из тех, кто победнее, конечно. Аристократия тоже плохо говорит по-русски, но они в своей среде объясняются больше по-французски, родной язык менее востребован. Решил не валять дурака и продолжать общение в той же манере.
– Можно ли уточнить, где и у кого вы обучались лекарскому мастерству?
Это пожалуйста! Легенду я приготовил заранее и наврал с три короба про старуху-знахарку, жившую рядом. Она и обучила молодого казака некоторым премудростям.
– А мыть руки водкой перед операцией вам тоже травница насоветовала? – Вопрос был задан в той же полушутливой манере, в которой изъяснялся Шафонский.
– Вы же очищаете от грязи шляпу, если уроните её на землю? И не будете пить воду из бочки, коли на поверхности плавают листья, а уберёте их. Даже дикие магометане одной рукой едят, а другой подтирают задницу, прошу простить за грубое сравнение.
