Он открыто выражал свое одобрение и гордость на лице, не оставляя ни у кого из наблюдавших за нашим обменом сомнений в том, что он простил меня за то, что я сделала.

— Мы попробовали сделать это по-вашему, — сказал Грэй, оглядывая собравшихся членов Ковена. — Вы послали мою жену сделать то, что сами побоялись сделать. Как видите, она оказалась достаточно жестокой, чтобы заколоть меня, — он усмехнулся, произнося эти слова.

Я не просто заколола его. Я вонзила лезвие в его сердце, решив раздробить его на кусочки, которые никогда не заживут.

Я побледнела при воспоминании о том, как его кровь пропитала мои руки и смешалась с моей собственной засохшей на коже кровью, пока он говорил. В детстве я мечтала лишь о спокойной жизни в доме у леса, окруженном садами, как у моей матери.

Это мог бы быть мой дом, но я знала, что увижу его залитым кровью тех, кто выступал против меня, задолго до того, как обрету желанный покой.

— И вот ты стоишь здесь, — сказала фиолетовая ведьма, выходя вперед. В ее глазах мерцали звезды, а во взгляде читалось предостережение, когда она осмелилась заговорить. Она назвала себя одной из тех, кого Грэй сочтет предательницей, даже зная, какими будут последствия. — И она жива и здорова.

— Конечно, жива, — сказал Грэй сквозь стиснутые зубы.

Его губы растянулись, когда он продолжил, жестокость в этом выражении заставила фиолетовую ведьму слегка отшатнуться.

— Она моя жена, и то, что ты с такой готовностью пожертвовала ею по собственной глупости, не означает, что я такой же.

— Она знала, чем рискует, — сказала фиолетовая ведьма, подняв подбородок и переведя взгляд на меня.

Она ждала, что я заговорю, что я спасу ее от той участи, которая ее ждет. Я не могла заступиться за нее. Не в тот момент, когда я тоже начала сомневаться в том, что хочу отдать многое, чтобы защитить кого-то, кто добровольно отправил бы меня на смерть.

Если бы наши роли поменялись местами, я бы не стала так быстро позволять кому-то умереть ради высшего блага. Во мне этого не было.

Мы не были похожи.

— Так и есть, — согласилась я, сцепив руки перед собой. — Но это не значит, что от меня нужно было требовать этого.

Она насмешливо посмотрела на Ибана, который застыл в середине группы. Он шагнул вперед, разминая руки, и остановился на достаточном расстоянии, удостоившись лишь взгляда Грэя. Его карие глаза смотрели на меня, стоящую на помосте, и выражали мольбу.

Только вот впервые, глядя на него, я не увидела друга, который, как я думала, прикроет меня. Я увидела того, кто видел мою слабость и стены вокруг меня и играл против меня, чтобы добиться того, что, по его мнению, было нужно этому Ковену.

— На протяжении столетий у нас был конфликт между ведьмами и сосудами, — сказала я, обращаясь не к Ибану, а ко всему Ковену. — Разве вам этого недостаточно?

— Что ты можешь знать о наших вековых распрях? — спросила пожилая белая ведьма. — Ты пробыла здесь пять минут и пережила только одну Жатву. Ты ничего не знаешь о нашей истории.

— Ты права, — признала я, кивнув головой. — Я не выросла здесь. Я не провела всю свою жизнь, погрузившись в ненависть так, как ты, но меня воспитали так, чтобы я пришла сюда и уничтожила Сосуды, чего бы мне это ни стоило. Если я готова отбросить это ради мира, то почему ты нет?

— Потому что я не трахаюсь с ублюдком, который несет за это ответственность! — крикнула она, и в ответ раздался ропот согласия.

— Этот ублюдок также ответственен за то, что у тебя вообще есть магия, — сказала я, делая шаг вниз с помоста.

Я подошла ближе и остановилась перед ней, наклонившись к лицу.

— Возможно, ты бы предпочла, чтобы он забрал ее обратно.

Она побледнела, как и любая другая ведьма, столкнувшаяся с мыслью о том, что у нее нет своей магии. Где-то на этом пути — это стало тем, кем мы были, единственным способом, которым мы идентифицировали себя.

Для нас существовало нечто большее, чем магия в наших венах.

Грэй стоял рядом со мной, позволяя мне общаться с Ковеном и их мятежами. В те моменты я ценила его больше, чем когда-либо прежде, за его готовность отойти в сторону и позволить мне сражаться в моих собственных битвах. Если бы мне действительно предстояло заменить Ковенант, они не стали бы уважать меня за то, что он вмешивается на каждом шагу.

Я не пропустила, как архидемоны пробрались в заднюю часть комнаты, затаились, готовясь к тому моменту, когда Грэй должен будет собственноручно разобраться с наказанием. Как он не вмешивался сейчас, так и я отступлю и позволю ему сделать то, что необходимо для его людей.

Даже если это будет означать наказание тех, кто когда-то был со мной и принес меня в жертву, как ягненка.

Джульетта двинулась сквозь толпу, добралась до Деллы и Новы и спокойно взяла их за руки. Она вывела их из комнаты, пока они оглядывались на меня, и я облегченно вздохнула. По крайней мере, они были в безопасности, огражденные от того, что должно было произойти из-за нежелания Грэя заставить меня ненавидеть его по новой.

— Ты не достойна занимать место Ковенанта, — сказала фиолетовая ведьма, и на ее лице отразилась гримаса отвращения, которую я бы не хотела видеть когда-то.

Теперь, окинув ее пристальным взглядом, я почувствовала решимость.

— Ковенант не носил обуви, поэтому мне трудно представить, что я не смогу ее надеть⁴, — сказала я, вспоминая, как их кости лязгали о пол при каждом шаге.

Грэй фыркнул с помоста, и этот звук согрел мне душу.

— Но если наследие, которое они оставили после себя, заключается в разрушении той самой магии, которую мы, как утверждаем, любим, то это не то наследие, в котором я хочу принимать участие.

— Милая, этот Ковен веками опирался на традиции, — сказал Ибан, обводя взглядом комнату, когда Грэй предупреждающе зарычал на нежелательное обращение Ибана.

— Правда? — спросила я, нахмурив брови. — Столетия традиций требовали магии крови и жертвоприношений, чтобы вернуть то, что мы взяли у Источника. Этот Ковен сбился с пути десятилетия назад, и я позабочусь о том, чтобы он вернулся к тому, чем должен был быть.

— Это все хорошо, но ты не можешь рассчитывать на то, что они одобрят тебя, если ты будешь стоять с ним рядом! — сказал Ибан, повысив голос и пристально посмотрев на меня. В эти минуты он был похож на своего дядю больше, чем, когда бы то ни было, а искажение черт лица в гневе придавало ему жестокий и злобный вид.

— Мне не нужно их одобрение, хотя, полагаю, со временем оно придет, — сказала я, сделав несколько шагов к помосту. Я заняла свое место, усевшись на трон и пристально посмотрела на Ибана. — Почему бы нам не обсудить, что на самом деле движет твоим гневом, Ибан? Ревность тебе не к лицу.

Он поджал губы и посмотрел в сторону, когда внимание переключилось на него.

— Ты можешь утверждать все, что хочешь, но благо Ковена должно быть превыше всего. Союз с ним — это хорошо. Однако он никогда не сможет сделать то, что ты должна сделать ради Источника. Ты не можешь допустить, чтобы твоя линия закончилась вместе с тобой. Он никогда не сможет подарить тебе детей!

Я съежилась от неожиданной смены темы разговора, полностью признавая, что отчаяние заставляет его хвататься за любую соломинку, за которую он может ухватиться. Когда-то я уже подумывала об этом, но, что бы он ни думал о моих обязательствах перед Ковеном, сейчас я не хотела детей. Это была проблема завтрашнего дня для женщины, которая не была уверена, что проживет так долго.

— Разве я не могу? — спросил Грэй, заставив все во мне замереть.

Я заставила себя не смотреть на него, сосредоточившись на дыхании и сохраняя на лице безучастную маску. Я не могла позволить своим мыслям отразиться на лице, не тогда, когда те, кто наблюдал за мной, искали трещины в нашем браке.

— Сосуды не могут иметь детей, — сказал Ибан, но в его голосе не было уверенности, когда я повернулась, чтобы посмотреть на высокомерное лицо Грэя.