И она преградила дорогу Кевину, чтобы не позволить ему подойти к витрине с пирогом.

Тот растерянно захлопал густыми пшеничными ресницами.

– Ну вот что, – решительно объявила Камила, – никто из вас не пойдет к этому Фрэнку с дурацкими проявлениями гостеприимства. Мы Нью-Ньюлин, мы не жалуем чужаков.

– Я живу здесь дольше всех вас, – заметила Мэри Лу, – с моей точки зрения, вы все чужаки.

– Да ты и не знаешь, как бывает жесток реальный мир, – Камила уверенно теснила Кевина к выходу из пекарни.

– Оставь его в покое, или я обрушу на тебя миску с тестом, – рассердилась Мэри Лу. – Кенни сегодня никуда не пойдет.

– Правда?

Он отнесет пирог завтра, подумала Мэри Лу, если, конечно, к тому времени Фрэнк сам отсюда не сбежит.

Но на его месте она бы ни за что не сбежала.

Стоя у окна своей спальни, Тэсса смотрела на кладбище.

Она уже приняла душ и переоделась в пижаму, но в кровать не спешила, ожидая очередную ночь бесконечных кошмаров.

Казалось, что с каждым безмятежным днем в Нью-Ньюлине прошлое все сильнее вгрызалось в нее своими когтями.

При мысли о том, что все равно без сна никак не обойтись, к ней подступала тошнота.

На кладбище меж тем этой ночью было оживленно.

Уже пришла Вероника Смит и вытащила из земли бедолагу Малкольма, которого утром она непременно забудет на могиле, и Тэссе придется самой его отправлять обратно.

Невыносимая Бренда, не навещавшая своего благоверного несколько месяцев, что-то энергично рассказывала Чарльзу, бурно жестикулируя. Должно быть, жаловалась на одиннадцать подохших куриц.

К Зои Лич приехали три ее мужа – они навещали ее каждые полгода почему-то вместе, хотя терпеть не могли друг друга. Каждый бывший люто ненавидел следующего, а последний не терпел двух предыдущих. Тем не менее они всегда приезжали на кладбище Вечного утешения скопом.

Фрэнк Райт сидел на могиле брата, однако так и не вызвал его.

И Тэсса его понимала: то, что лежало под землей, было чем угодно, но не Аланом.

Если бы у нее был близкий человек, она бы ни за что не похоронила его на этом кладбище.

Тэсса решила спуститься вниз и спросить Фрэнка – может, он не разобрался в инструкциях по свиданиям с мертвецами? Это даст ей небольшую отсрочку перед встречей с кошмарами.

Она уже натянула кроссовки, когда услышала очень непривычный звук – это звонил ее мобильник.

Тэсса потрясенно закружила по комнате, соображая, куда его засунула.

Разумеется, жители Нью-Ньюлина пользовались всеми благами цивилизации, Мэри Лу даже вела собственный кулинарный блог на Ютубе, а несносная Бренда продавала семена садовых цветов и овощей по интернету.

Но нью-ньюлинцы никогда не звонили друг другу.

Черт его знает почему, но им проще было заявиться на соседский порог лично.

Телефон был найден в кармане спортивных штанов в корзине для грязного белья. Хорошо, что Тэсса не отправила их в стирку.

– Тарлтон! – рявкнула она в трубку.

– Шериф, – раздался глубоко озадаченный голос Деборы Милн, – к нам в дом пробрался вор.

– Кто? – поразилась Тэсса, уже сбегая, как была, в пижаме, по лестнице вниз.

Оружие у нее было, но она почти никогда им не пользовалась.

Инквизиторы сами по себе оружие.

– Да не знаю я, кто! – воскликнула Дебора. – Говорит – художник. Его Билли держит.

– То есть вам сейчас ничего не угрожает? – Тэсса перестала нестись как угорелая и перешла на обычный бег.

– Нам? – Дебора засмеялась. – Тэсса, ты помнишь, кто мы?

Ах да.

Дебора встретила ее, стоя на пороге. У Милнов был просторный двухэтажный особняк в колониальном стиле, прячущийся глубоко в саду за строем фруктовых деревьев и сосен.

Из распахнутых дубовых дверей лился теплый свет.

– Полюбуйтесь, – сказала Дебора, направляясь в глубь дома. – Художник!

Тэсса шагнула вперед и обалдела.

Ей показалось, что она очутилась в филиале музея. Какого-нибудь Лувра или что там самое пафосное. Хрусталь шикарных люстр отражался в мраморных полах. Деревянные резные панели на стенах. Ковры. Картины. Бархат тяжелых портьер.

И тощий белобрысый воришка, который в могучих руках Билли Милна казался просто мальчишкой.

Но в следующую секунду Тэсса увидела и возрастные морщинки вокруг голубых, как летнее небо, глаз, солнечные ресницы, золотистые прямые волосы до плеч.

Рваные джинсы и яркая футболка с одуванчиком.

Ровесник Тэссы, не младше.

Она подошла ближе и присела на корточки перед этим одуванчиком – Билли поставил его на колени, заламывая одну руку за спину.

– Ну и кто ты такой? – спросила она ласково.

– Лонгли! – пролепетал тот испуганно. – Холли Лонгли! Да вот же моя подпись на картине.

И действительно, рядом стояла прислоненная к стене картина, которую воришка, видимо, успел стянуть со стены.

– Брешет, – уверенно сказал Билли. – Холли Лонгли великий художник. Его картины стоят безумных денег! Он бы не стал заниматься воровством.

– И вовсе не воровством, – сердито возразил Холли Лонгли и дернулся. – Да отпустите вы!

Тэсса кивнула Билли, и тот выпустил свою жертву, отошел, отряхивая руки.

– Вот громила, – восхищенным шепотом поделился с Тэссой своими впечатлениями воришка и как-то плавно перетек с колен на задницу, скрестив ноги по-турецки. На его лице испуг постепенно сменялся веселым лукавством.

– Если ты не хотел украсть картину, то что ты собирался с ней сделать?

– Исправить. Я вчера ночью проснулся, как от толчка, и понял, что эта картина неправильно нарисована. Ей не хватает света и цвета.

– Как это неправильно? – обиделась Дебора. – Вы знаете, сколько денег мы за нее заплатили? Да у нас самая полная коллекция произведений Холли Лонгли.

– Да, да, – он, уже не слушая ее, крутил головой по сторонам. Потом резво вскочил на ноги и протянул руку Тэссе. – Давай я тебе покажу.

– Что? – спросила она, странно завороженная этим обаянием трикстера, и машинально вложила свою ладонь в его, поднимаясь следом.

– Ой, – воришка подпрыгнул, как от укола булавкой. – Какая у тебя щекотливая аура!

– Щекотливая аура? – повторила Тэсса обескураженно.

Он подвел ее к одной из картин, встал за спину и положил горячие ладони на ее плечи.

– Посмотри, – велел воришка. – Сможешь увидеть?

Тэсса стряхнула его руки и едва удержалась от шага вперед.

Это был пейзаж, обычный сельский пейзаж. Слепило солнце. Изумрудными переливами сверкали холмы, казавшиеся бесконечными. Вдалеке был виден простой дом из серого камня, из его трубы убегала в небо струйка дыма.

И Тээса знала, что в этом доме пахнет молоком и теплым хлебом, что там живут люди, которым хорошо вместе и которые вечером подолгу гуляют по этим холмам. И она услышала смех, и собачий лай, и мурлыканье крохотного котенка, и детские голоса.

И все это наполняло огромным, бескрайним счастьем, таким покоем, который Тэсса искала и не находила всю жизнь.

И она остро, до слез захотела себе такую картину, потому что если она будет засыпать, глядя на нее, то ни один кошмар не посмеет ее беспокоить. Померкнет перед лицом этой радости.

– Ты видишь, – довольно провозгласил тот, кто называл себя Холли Лонгли. – Мало кто видит это так ясно, но ты видишь. А теперь посмотри на это.

И он снова бесцеремонно схватил Тэссу за руку и потащил к другой картине, прислоненной к дивану.

– Разве не очевидно? – досадливо произнес воришка. – Совершенно не то!

– Да, – ответила Тэсса без раздумий. – Это просто картина. В ней нет радости.

– Как? – заволновались Милны. Они честно переводили взгляд с одного полотна на другое и не могли уловить разницу. – Подделка?

– Нет-нет, – успокоил их Холли. – Просто, когда я писал эту картину, у меня было дурное настроение.

– Ну, знаете ли, – фыркнула Дебора. – В таком случае надо было сделать скидку!

– Но зачем, – спросил Билли, – было проникать в наш дом тайно?