– Не важно, – отрезала Одри гневно, и над деревней пронесся мощный раскат грома. – Просто заставь их привезти сюда Джеймса. Скажи, что ты та самая Тэсса Тарлтон, что разорвешь их в клочья, если они не сделают по-твоему. Но только не вздумай упоминать обо мне! Я не собираюсь возвращаться в систему.

– Ты все еще помнишь, что я тут как бы представляю закон? – мрачно скривилась Тэсса, которой в этой пламенной речи не понравилось вообще ничего.

– И что скажут в комиссариате, когда узнают, что ты давно укрываешь в Нью-Ньюлине беглую несовершеннолетнюю девочку?

– Нос у тебя еще не дорос угрожать мне, – прорычала Тэсса.

Сверкнула молния, ослепив белоснежным светом все вокруг.

– А ну хватит! – рявкнула Тэсса, свирепея. – Возьми себя наконец в руки!

Ее голос эхом отразился от стен, обретая ту самую властность, которой проникались и настоящие преступники. Одри вздрогнула и испуганно попятилась. Ее губы задрожали.

– Пожалуйста, – пролепетала она умоляюще.

Вместо ответа Тэсса набрала номер.

– Марта Бертон? Вас беспокоит смотритель кладбища Вечного утешения в Нью-Ньюлине. Вы знаете, что за вашим приемным ребенком Джеймсом Стюартом у нас забронировано место? Да, распоряжение его покойных родителей. Что? Конечно, мы сами пришлем катафалк. Нет, вам не обязательно лично сопровождать гроб, организационные хлопоты мы берем на себя. Да, мы приедем за Джеймсом, заберем тело сразу после панихиды. Примите наши соболезнования, Марта.

– Сволочь она, – когда Тэсса завершила разговор, прошептала Одри. Ее голос стал вялым и безвольным. – Жестокая и жадная.

– Тебе станет легче, если я ее накажу?

– Да, – опухшие от бурных слез глаза кровожадно сверкнули, – намного.

– Договорились, – и Тэсса принялась звонить доктору Картеру, чтобы он забрал Одри обратно в сарай, переезжать из которого девчонка категорически отказывалась.

Передав Одри на руки доктору, Тэсса покинула управление, решив, что сегодня она достаточно потрудилась на благо Нью-Ньюлина.

Штормовой ливень закончился, теперь шел унылый монотонный дождь.

На веранде ее дома сидел нахохленный Фрэнк. Она бросила его на расправу жителям деревни в кофейне, устав от общения с соседями.

– Жив? – коротко спросила Тэсса.

– Они бы все равно узнали, – сухо произнес он. – Лучше уж сразу.

– Завтра поедешь со мной в Эксетер, – уведомила его Тэсса, которая в целом была согласна с таким решением, но все равно не одобряла людей, которые ищут себе проблем на ровном месте. – Сто двадцать шесть миль на уютном катафалке. Я за рулем. Мне понадобятся твоя грубая сила и все остальные достоинства.

– Ок, – только и ответил Фрэнк.

Хмыкнув, Тэсса открыла перед ним дверь.

Им нужно было хотя бы высушиться.

Дом встретил их звонким смехом Фанни и ароматом горячей похлебки.

– Так, – процедила Тэсса и двинулась на кухню.

Эксцентричный миллионер и сверхпопулярный художник Холли Лонгли ловко резал грибы. На нем была та же самая желтая пижама, в которой Тэсса видела его спящим.

На столе рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидела Фанни в коротеньком оранжевом платье. Она буквально излучала игривость и веселье.

– Прогуливаешь работу? – недовольно бросила Тэсса, остановившись в дверях. Фрэнк за ее спиной тоже притормозил, и она спиной ощущала исходивший от него жар.

– Ну что может случиться в нашей деревне, дорогуша, – беззаботно отмахнулась Фанни. – Такая дыра, право слово, – и она захлопала в сторону Холли накладными ресницами.

Он немного трусливо отодвинулся.

– Доброе утро, – заулыбался с некоторым облегчением. – Из моей спальни потрясающий вид – прямо на море. Проснувшись, я ощутил необыкновенный приступ вдохновения. Я уверен, что создам здесь истинные шедевры!

– День уже, – проворчала Тэсса, поднялась на второй этаж, сняла мокрое платье и нацепила на себя майку со спортивными штанами. С полотенцем в руках она вернулась на кухню и протянула его Фрэнку.

Тот уже пересел на табурет рядом со столом и сверлил Холли фирменным неприязненным взглядом.

– Признаться, – завороженно уставившись на крапинки на карей радужке Фрэнка, говорил Холли, – постоянным секретом моей работоспособности является целибат.

– Что? – охнула Фанни.

– Недотрах, – перевела Тэсса. Она сунула нос в кастрюльку на плите, восхитилась тем, как там все булькает и кипит, голодно дернула носом и стащила кусок морковки с разделочной доски.

– Потерпи еще двадцать минут, – голосом, которым разговаривают взрослые с малышами, проворковал Холли. – И не просто недотрах, а полное отсутствие секса!

– И давно? – дрогнувшим от ужаса голосом пролепетала Фанни.

– Пятнадцать лет, – с достоинством ответил Холли.

– Что, даже не дрочишь? – с невольным сочувствием заинтересовался Фрэнк.

– Нет, нет, ничего такого. Однажды я был счастливо влюблен, предавался всем плотским утехам и не написал за год ни одной картины!

– Вот кошмар, – ужаснулась Фанни. – Стоит ли искусство подобных жертв?

Холли оторвал взгляд от Фрэнка и укоризненно цокнул языком, отправляя грибы в кастрюлю.

– Искусство стоит всего на свете, милочка. Созидание – вот единственный смысл человеческого существования.

– Смысл моей жизни – это наказание и разрушение, – не согласилась с ним Тэсса, – мы, инквизиторы, к созиданию плохо приспособлены.

– Инквизиторы? – удивился Холли. – При чем тут вообще инквизиторы.

– Тэсса Тарлтон, – ткнула она себе в грудь, – великий инквизитор, наславший безумие на Лондон.

Холли покачнулся. Фрэнк от него отодвинулся.

– Какая гадость, – простонал Холли, метнулся к раковине, и его вырвало.

Отшельник Эрл сложил газету и, шаркая ногами, поплелся на кухню, чтобы заварить себе чая.

Новичок со страшным взглядом не произвел на него особого впечатления – вряд ли они скоро познакомятся лично.

Но почему-то больно задела ремарка Камилы о том, что в Нью-Ньюлине живут такие беззащитные и ранимые люди, как Кевин Бенгли, Эрл Дауни, Одри и другие.

Обнаружить себя в списке беззащитных было до ужаса унизительно.

Возможно, он не смог бы постоять за себя физически, но зато обладал устойчивой психикой. Не переживал из-за пустяков и не обижался на ровном месте. Проживал в уединении день за днем и был полон смирения.

Как могла Камила назвать его беззащитным? Так несправедливо!

Фрэнк проснулся как от рывка, испугавшись, что слишком крепко заснул.

И тут же понял, что его разбудило.

Невозможная пугающая тишина, от которой он так отвык.

Окно было чуть приоткрыто, и за ним слышались редкий дождь и немного моря.

И больше ничего.

В тюрьме, даже в изоляторе, никогда не было такой тишины.

Где-то всегда кто-то вздыхал, стонал, ругался, трахался, дрался, кололся, играл в карты. Кто-то кого-то насиловал, и кто-то кого-то убивал.

Перевернувшись на удобной кровати, Фрэнк уставился на сизое унылое небо, за которым не было видно солнца. Он любил такую погоду – пасмурную и безрадостную.

Номер в пансионате казался чужим и ненадежным – словно Фрэнка вот-вот выгонят отсюда на улицу. Тэсса Тарлтон просто сорвала с доски ключ и кинула его Фрэнку. Про оплату она ничего не сказала.

Денег у него было немного.

После того как тяжелые серые двери тюрьмы с грохотом захлопнулись за спиной, Фрэнк некоторое время так и стоял на голом асфальтовом участке без всякой растительности. Воздух показался ему разреженным, как на большой высоте, и, как на большой высоте, у Фрэнка закружилась голова. Позади остались лабиринты бараков из красного кирпича, пять покушений на его жизнь и три попытки ослепления. Фрэнку пытались вырезать глаза, выколоть их и плеснуть в них кислотой.

Но на мгновение, на короткое невыносимое мгновение захотелось заколотить руками по серым бронированным дверям и попроситься обратно. В ад, где количество самоубийств и убийств втрое превышало британскую статистику. Где персонал не выдерживал, сходил с ума и устраивал забастовки. Кроме забастовок, надзиратели срывались и на своих подопечных – били озлобленно, по-звериному и без всякого повода. Фрэнку еще и мешок на голову надевали, чтобы не встречаться с ним взглядом.