– Толку кидать нет, возвращаться будут – снова затопчут. Идём тоже на чужаков посмотрим.

– Вы идите, я здесь останусь. – вышла к ним Медара.

– Ты не захворала? – забеспокоился Умир.

Медара покачала головой.

– Нет. Устала просто.

– Вот что. Помощи от вас с Тихушей немного. Проверьте садки и ступайте домой, а к вечеру похлёбку из рыбы сварите.

Умир махнул остальным, чтобы шли за ним, и стал взбираться на пригорок.

Зрин притянул к себе Ретиша, зашептал в ухо:

– Это не хворь с ней. Ей Нежан по душе. Я давно приметил.

Ретиш аж остановился.

– Да ну? Чего она тогда пряталась?

– Может, стесняется? Она всегда прячется, как его завидит. А после подсматривает за ним. И по ночам плачет.

– А Благоже сказала, что замуж не хочет.

Зрин усмехнулся:

– Хлебный род её не возьмёт. И Нежана к нам не пустят. Да он Медару и не замечает.

– И была ей печаль тогда горевать? Не так уж он и хорош. Вот Ислала и правда красивая.

– Скучная она. Слова не скажет. С ней с тоски помрёшь.

– А Дорчину, похоже, нравится. Вон как смотрел на неё.

– Чему тут дивиться? Хлеб, железо и ведовство завсегда между собой женились. Наверняка Мощёр и Сиян сговорились уже.

Поднялись на пригорок. В стойбище чужаков кипела работа. Одни мужчины сплавляли по реке связанные между собой брёвна, другие подтягивали плоты к берегу, развязывали верёвки, брались по двое за бревно и несли к светлому лугу.

– Ох, и силищи у них. Таким зуди ни к чему, – проговорил Умир.

Посреди луга женщины и мальцы копали широкую яму.

– А там чего? – спросил Ретиш.

– Не пойму. Велика для погреба. – Умир сложил ладони у рта и крикнул стоящим поодаль хлебникам, ведунцам и кузнецам: – Насмотрелись? Давайте назад, нам работать надо.

– Подождёте! – огрызнулся Емве.

Нежан что-то сказал остальным, похоже, вразумил, потому как все направились к оврагу.

После дождя пришло тепло. И шестида не кончилась, как земля согрелась, пора было сеять.

Чужаки к тому времени построили над ямой домину о шести углах. Как сделали крышу, стали заносить в него ящики.

– Неужто и вправду все вместе там жить будут? – удивлялась Медара.

– Кто ж знает, какой у них уклад в горах. Ты жила с ними, вот и скажи, – насмешничал Зрин.

– Не помню, – ответила она тихо.

– Чего язвишь? – осадил его Умир. – Ей трёх витков не было, когда её отец в род вернулся. Хватит глазеть, завтра к пахоте приступать, нам зудей всю ночь лепить.

Глины натащили много. За сараем целая гора высилась. Ретиш со Зрином вычистили большой чан, после стали носить воду. Умир привёз на тележке кувшины с льняным маслом.

Вечером к сараю потянулись жители Ёдоли, но входить не спешили, ждали хранителей. Первым появился Енослав, хранитель деревянного рода, самый молодой из родовиков. Помявшись в воротах, он отошёл к своей челяди.

– Чего он не заходит? – спросил Ретиш.

– Сувра ждёт. А после Сияна и Мощёра пропустит. Не толпитесь тут, ведуна самой Благоже встречать пристало. – Умир отвёл всех в сарай.

– Чем деревянный род хуже остальных? Им же не надо предназначенного исполнять, – не унимался Ретиш.

– Исполнять не надо, только и нужды в них особой нет. Матушка говорила, что после исхода дерево в большом почёте было, все строились. А теперь что? Так, починить кое-когда выпадает. И на мену ставить нечего, леса везде полно. Это не хлеб с железом. А ведуну и в Торжище плавать не надо, к нему люд сам приходит.

– Ловко устроился: руду, брёвна да глину не таскает, на поле работники у него, нигде спину не гнёт, только знай – предков спрашивает. А Тихушу не смог поправить, – вставил Зрин.

– Откуда тебе знать, как ему ответы предков даются! – Умир проговорил тихо, чтобы не услышали снаружи. – Лучше Ретишу объясни, что к чему. Он разумным стал, в следующую пахоту сам будет зудей лепить.

Послышался скрип колёс. Разговоры снаружи стихли. К сараю шествовал Сувр со старшими сыновьями, следом за ними работники тянули тележки с бочками и мешками.

– Благослови Ен, Благожа, тебя и род твой, – нараспев пробасил Сувр. – Прими дары мои. Хоть и скромны они, но работу вашу покроют.

– И тебя пусть свет Ена хранит, – в лад ему ответила Благожа. – Дары твои всегда щедры были. И мы в работе не поскупимся. Сколько же зудей тебе надобно?

– Мне самому и одного с лихвой, только, сама знаешь, родичей у меня много, а чем жиже кровь – тем слабее в них дар. Ни на что не годятся, кроме как сеять и жать. Вот от милости своей и даю им работу, чтоб с голоду не померли. А потому надобно мне шесть зудей на утро и трижды каждые два дня по шесть.

Сувр подманил работников, Благожа кликнула Зрина, и тот повёл их в сарай.

– Ведун даже кровь свою для зудей не даёт. Дальних родичей отправляет, – шепнул Ретишу Зрин.

– Чего там перешёптываетесь опять? – прикрикнул Умир. – Помогите лучше!

Зрин зачерпнул в миску сухой глины, плеснул к ней воды и замесил густо. После отщипнул немного теста, скатал шарик, сплющил его в лепёшку, вдавил пальцем середину. Получился не то напёрсток, не то чаша. Передал её Умиру. Тот ковырнул работника в сгиб локтя кончиком ножа. Заструилась кровь. Умир собрал её в глиняную чашу и запечатал края. Показал Ретишу:

– Это кровник, сердце зудя. Из него сила предков исходит, и зудь двигается. – Затем нацарапал ножом на дне чаши глаз. Спросил: – Не забыл ещё говорящие знаки? Это знак ведуньего рода. Остальные будешь сам помечать.

Зрин уже протягивал следующую чашу. Умир собрал кровь, запечатал края и передал Ретишу. Помеченные кровники ставили в ряд на полке. Как из раны перестала сочится кровь, Медара замотал работнику руку тряпицей. Его место занял второй. Умир снова достал нож и вскрыл ему вену.

У ворот раздался голос Сияна:

– Свет тебе, Благожа! Прими и мои дары. Пока муку с зерном, а по осени, как вернусь из Торжища, ещё ситцев с пухом пожалую. Вот думаю, не взять ли кого из твоей челяди с собой? Товара много на мену повезу, на себе не натаскаешься.

– И тебе свет, Сиян! Благодарю за щедрые дары. Кого же в Торжище забрать хочешь?

– Батюшка, проси Зрина, он расторопный, – вставил Нежан.

Медара, заслышав его голос, заметалась, опрокинула ведро с водой, охнула, схватилась за метёлку, погнала лужу подальше от дверей.

– Зрина? – задумчиво протянул Сиян. – Молод Зрин ещё. И Горяч. Вот Умира или Медару бы взять.

– Умира бери, пусть парень мир посмотрит. – ответила Благожа. – А Медару не пущу. Негоже девице с мужчинами плавать

– Так мы ей мужа к осени сыщем. Вот и не будет она девицей уже, – хохотнул Сиян.

– Рано ей замуж ещё. Так сколько зудей хлебному роду надобно?

– Много, Благожа, много. Такой уж промысел у нас. К утру дюжину надо. И каждые два дня по дюжине, пока все поля не засеем.

– Сколько пожелаешь, столько и налепим. Отправляй работников в сарай, челядь кровь сольёт.

– Не-ет, пусть сынки своей кровью поля вспашут. Нежан, Силан, ступайте к глиняной челяди.

Медара снова охнула, схватила пустое ведро.

– Умир, я за водой схожу.

– Чего удумала? Не время сейчас. Принимай хлебный, Ретиш тебе поможет.

Она послушалась, вздохнула, повязала голову платком так, что только нос и губы на виду остались.

Нежан с Силаном уже входили и оглядывались по сторонам. Медара вся сжалась, даже губ разлепить не могла. Ретиш месил в миске глину на кровники, крикнул им:

– Эй, хлебные, сюда идите!

Нежан подошёл первым, засучил рукав, сказал со смехом:

– Силу предков по доброй воле на благое дело отдаю.

Медара вынула из-за пояса верховицы короткий острый нож. Ретиш заметил, как дрожат её покрытые цыпками руки. И ногти обломанные, с забившейся глиной. Не то что у Ислала. Ему вдруг стало жаль Медару. Он подскочил к ней, сунул миску и выхватил нож:

– Сестрица, дай мне!

Нежан отдёрнул руку.