Накидав доверху глины в корзины, понесли их к дому. Улица глиняного рода была в Ёдали самой короткой: только дом да большой сарай. В него и сгружали глину под замес, а после снова шли к оврагу, всякий раз поднимались на пригорок за ним, чтобы посмотреть на переправу. К закату чужаки уже устроились, разожгли костры и ловили рыбу.

Братец Тихуша, которому не было ещё шести витков, так утомился, что, вытряхнув в сарае свой кузовок, тут же и уснул на куче глины. Умир разогнул спину, вытер пот и посмотрел на угасающее солнце.

– Ещё раз до темноты сходим и хватит на сегодня.

К их приходу Медара нагрела воды и отправила всех во двор смывать грязь. Сама тем временем выставила на стол горшок с горячей кашей и ушла в баню с миской воды и мочалом.

Благожа так и не вернулась.

Разбуженный Тихуша сонно посмотрел на дымящийся горшок, схватил со стола горбушку ржаного хлеба и поплёлся на половину мальцов, где уже спал Малуша.

Ретиш зачерпнул пустой каши. Надо было на ночь садки для рыбы поставить, да уж больно умаялись сегодня, да и забыли обо всём с чужаками.

Зыбиш ел тихо, даже жевать боялся, вздрагивал от каждого стука и шороха, косился на затянутое рыбьим пузырём окно. После отложил ложку, придвинулся к Ретишу и прошептал:

– А ложись сегодня с нами, как раньше.

Ретиш аж подскочил:

– Чего это? Негоже мне с мальцами неразумными спать! А-а, ты людоедов боишься? Так Малуша с Тихушей тебя защитят.

Зрин расхохотался, Умир стукнул ложкой по столу:

– Уймитесь! А ты, Зыбиш, спи спокойно. Никакие пришлые не людоеды, иначе рыбу не ловили бы. И лодок им не оставили, через реку не переберутся.

Вошла раскрасневшаяся Медара в мокрой рубахе. На лбу и щеках кровоточили свежие царапины. Зрин заметил и опять развеселился:

– Сестрица, усердно же ты умывалась. Хотела кожу содрать, чтоб с чужаками не спутали?

Умир огрел его по затылку:

– Тебе четырнадцать витков, а разума меньше, чем у Малуши! Отправляйтесь спать, завтра подниматься спозаранку. Благожа вряд ли скоро вернётся, придётся Медаре на хозяйстве остаться, добывать без неё будем. – Он встал и ушёл за занавесь на половину мужчин.

Ретиш облизал ложку, стряхнул в ладонь крошки со стола, бросил их в рот и отправился за Умиром. Тот уже сопел. Ретиш лёг на тюфяк, набитый сухой травой. От него пахло солнцем и ветром. Видать, Медара выносила просушить во двор. Вскоре за занавесь нырнул Зрин и растянулся на своём тюфяке. Долго ворочался. Ретишу тоже не спалось. Он прошептал:

– Зрин, а мудрые, когда будут учить силой владеть, покажут, как с людоедами сражаться?

Зрин шмыкнул, заложил руку за голову, ответил тихо:

– Нет. Мудрые будут учить, что нельзя ни держать оружия, ни касаться его, ни делать его.

– А как же ножи, топоры?

– Они для работы, то орудия. А оружие для смертоубийства только. Так Ен сказал. Раньше для охоты было, но теперь зверья нет, значит, оружие только против человека можно поднять, поэтому его быть не должно.

Ретиша сел на тюфяке, сказал громче, чем следовало:

– А если людоеды вернутся? Вон, пришлые говорили, на равнинах голод. Лишит он людей разума и начнут они есть друг друга. А как сюда явятся?

Умир перевернулся на другой бок, проворчал сонно:

– Да уймитесь вы, тараторы! Утром вас не добудишься.

Зрин дождался, пока старший снова засопит и прошептал Ретишу в самое ухо:

– Будет тебе наука. Поднимись пораньше, а как к оврагу пойдёшь, захвати топор.

Ретиш проснулся затемно. Зрина уже не было, а Умир спал.

Ретиш вскочил, подпоясался, схватил со стола кусок хлеба с луковицей и выбежал во двор. Выдернув из колоды топор, он понёсся к сараю, схватил корзину и припустил к оврагу.

На добычном месте Зрина не было. Только лопата торчала в разрытом склоне да по смятой траве на краю оврага тянулся след из глиняной крошки. По нему Ретиш и пошёл. След прерывался там, где овраг становился узким и глубоким, а его край резало тоненькое устье ручья. Там, на дне оврага, Ретиш и увидел зудя. Не такого, на которых пашут или каких в телеги впрягают. Этот стоял прямо, как человек, на ногах-столбах. Ручищи – что лопаты для печи. Даже голова у него была! Большая, бугристая. На этой голове зиял перекошенный рот. И глаза-камешки.

Ретиш оторопел так, что и Зрина не сразу заметил. Тот нёс охапку травы. Увидав Ретиша, рассмеялся:

– Хорош людоед вышел? – Подошёл к зудю, которому едва до груди доставал, взобрался на кочку и приладил траву к макушке. – С ним и сразишься.

– Тоже мне битва – глину рубить! Не битва, а забава для мальцов, – пробубнил Ретиш.

Зрин хитро улыбнулся:

– А он оживёт.

Ретиш аж подпрыгнул. Зашикал на брата:

– Ты что? А если Благоже донесут?

– Кто? Умир нескоро проснётся, а Медара в доме останется.

Верно Зрин говорил, доносить некому. Ретиш потрогал ногтем лезвие топора. Острое. Умир точил вчера. Спросил:

– Сколько ж мне с ним биться? Пока не высохнет?

– Ты же не с зудём сражаться будешь, а будто с людоедом. А у людоеда, хоть он и ведёт себя не по-людски, смерть человечья. – Зрин ткнул пальцем в середину глиняной груди. – Тут у него сердце. Пока оно стучит – человек жив. Рубанёшь поглубже – сердце остановится. Тогда я и зудя остановлю.

– Как чуял, что дурное затеяли! Когда бы вы до свету встали! – Умир подкрался неслышно. – Благожа вас обоих обреет за такое!

– А кто ей скажет? Ты? – оскалился Зрин.

Умир принюхался, посуровел, спросил строго:

– Чья кровь?

– Не боись, не наша. На крови Бродыря Безродного замесил. За ней никто не придёт.

Ретиш испугался, что старший не позволит сразиться, а другого случая больше не представится:

– Умир, мы быстро, никто не узнает. Ну? Зудь ведь готов уже. А увидит его кто? Тогда и Благоже донесут. Дай мне сразить его! После изрубим остатки, бросим в ручей, и всё скроется.

Умир задумался, почесал пушок на щеках, оглянулся:

– Зыбиш с Тихушей бегут.

– Уж Тихуша не донесёт, – хохотнул Зрин.

– Не смейся над увечным, – проворчал Умир. – Ладно, только быстро. И Зыбиша сами уговаривайте, чтоб не донёс.

Зыбиш уже подбежал к ним. Увидав зудя, выронил корзину, закрыл глаза руками и завыл тоненько. Зрин ухватился за ивовый корень, вскарабкался по нему и выбрался из оврага. Подошёл к Зыбишу и оторвал руки от лица.

– Посмотри на меня! Если Ретиш одолеет зудя, то и с людоедами справится. А победит он, если ты прекратишь хныкать и отвлекать его. Не то зудь Ретиша раздавит. И смотри, чтоб никому, а то не станем защищать тебя, как чужаки ночью пожалуют. Понял меня?

Зыбиш всхлипнул и закивал.

Зрин улыбнулся, довольный. Повернулся к Ретишу:

– Спускайся.

Ретиш вытряхнул из-за пазухи хлеб с луковицей, положил их на лист лопуха. Спустился по ивовому корню в овраг, вынул топор, перехватил половчее и встал против зудя шагах в двадцати. Снизу тот казался ещё громаднее. Ростом с рослого мужчину, но шире и мощнее. Ещё эта трава… Как волосы! Да, это не безголовый зудь для пахоты. Этот разумный!

– Он меня видит? – крикнул Ретиш Зрину.

– Нет, он тебя чует. Готов? Сейчас оживёт.

– Подожди!

– Что, на попятный?

Ох, хорошо бы. Драться Ретишу уже не хотелось. Только как о том Зрину сказать? Он насмехаться станет, припомнит, что они с Зыбишем из одного чрева вышли. Ретиш упёрся пятками в землю. Крепче сжал топор.

– Я тебе не Зыбишь. Давай!

Зудь поднял ногу, закачался и сделал шаг. Бом! Со стен оврага посыпалась сухая глина. Бом-бом-бом! Сомнёт! Раздавит! Ретиш попятился.

– Ты биться будешь или бегать от него? – насмешничал Зрин.

Лучше бы подсказал, как с ним биться. Ретиш отступил ещё и угодил ногой в ручей. Тут же отскочил. Бом-бом! Совсем близко! Ретиш поднял топор, нацелил в широкую глиняную грудь. Кинулся к зудю, но ударить не успел, тот махнул ручищей и отшвырнул Ретиша в стену.