Часть

I

Чужаки пришли весной, перед пахотой. Ретиш с братьями и Медарой шли к оврагу за глиной и увидали пришлых за полями. Старший Умир велел всем схорониться в ивняке, распустившем молодую клейкую листву. Оттуда наблюдали, как чужаки остановились у кромки леса, поснимали с плеч поклажу. Было их много, не сосчитать, ещё и сновали непрестанно. Ретиш три раза пальцы на обеих руках загнул и сбился. Но вот от стойбища отделились шестеро рослых мужчин и направились к Ёдали прямо через поле. Ноги их вязли в мокрой земле. Вскоре стало видно, что волосы пришлых черны как сажа, а лица тёмные, как дикий мёд.

– Это людоеды? – прошептал Ретиш.

Зыбиш, последыш Ретиша, охнул, прикрыл руками бритую голову и прижался к Медаре.

– Нет, – ответил Умир. – Для последних людоедов Куль болото разверз и принял их там. Это люди с гор.

– Медара, – хохотнул Зрин, второй из братьев, – то твои родичи, такие же чумазые.

Медара вспыхнула так, что запылали её смуглые щёки, но смолчала. Ретиш посмотрел на сестру. И правда, такая же тёмная, как пришлые, только глаза прозрачные, льдистые, да волосы что ковыль под ветром, как у всех их рода, как, должно быть, и у Ретиша будут, когда отрастут. Пока они и до бровей не доставали, не разглядеть, всего-то три луны назад ему исполнилось двенадцать витков, и Медара перестала скоблить ножом его голову каждую шестиду.

– Идут прямо, не хоронятся. Значит, зла не замышляют, – проговорил Умир. – Ретиш, беги в Ёдаль, донеси родовикам, ведуну донеси. Только стороной беги, чтоб не заметили.

Ретиш стреканул, пригибаясь, через ивовые заросли. Но, как ни торопился, не успел – едва он вбежал на улицу деревянного рода, как в Ёдали гулко зазвонил колокол. Из дверей повалил народ. Доски, устилавшие улицу, застонали под множеством ног. К сходному месту Ретиш пробирался уже в толчее.

У дома ведуна Сувра, стоящем пред сходным местом, гудела толпа. Сам Сувр вышел на крыльцо в белёной рубахе, на ходу подвязываясь расшитым поясом. За ним семенила молодая брюхатая жена и вплетала в косы мужа ленты с ведунскими знаками. Позади блеснул на солнце вышитый бисером платок Отрады, младшей дочери Сувра. Ведун вышел на место и встал в ряд с остальными родовиками. Среди них не было только старой Благожи. Ретиш собрался было бежать за ней, как люд, перекрывший выход с улицы глиняного рода, расступился и пропустил родовицу.

Благожа пришла в нарядной рубахе и узорчатой верховице, за которую держался Малуша, едва начавший ходить и ещё не получивший настоящего имени. Ретиш подскочил к ней, забрал братца и посадил себе на закорки. Негоже родовице с дитём в ряд хранителей вставать. А со стороны полей в Ёдаль уже входили чужаки. Толпа, окружившая место, затихла.

Пришлые ступали без суеты, смотрели прямо. На досках за ними оставались шматки грязи, прилипшей к ногам. Они прошли совсем рядом с Ретишем. Он вдохнул терпкий запах пота и успел заметить, что глаза их так же черны, как и волосы.

Чужаки встали против хранителей, коротко склонили голову, но спин не сгибали. Заговорил старший, судя по впалым глазам и высушенной коже, родовик:

– Свет вам, хранители. Ищем мы место для рода. Позволите остановиться подле вашего селения?

Голос его был груб и скрипуч. Звуки шипели в горле, точно вода, упавшая на раскалённые камни.

Ответил ему Сувр:

– Земля нам Еном дана, кто мы, чтобы не дозволять. Но и соседствовать невесть с кем не пристало. Назовитесь, расскажите, пред кем склоняетесь, от чего бежите и чего ищите, а там решим.

– Имя моё Шотхе. Склоняемся и служим одному Заккари, тому, кого вы Еном зовёте. А бежим от голода. Семь витков как сушь на юге стоит, в горах леса горят, землю суховеем унесло, голые камни остались.

– Между горами и нами добрые равнины лежат. Чего же там не нашли места?

– И на равнинах дождя нет, одни смерчи гуляют. Предки сказали нам на север идти.

Сувр почесал бороду. Задумался. После проговорил:

– Отчего же люди с равнин не бегут?

– Придёт время – и побегут. Это мы налегке, с места нетрудно сняться, а им дома и добро оставлять.

– То верно. И неизвестно, с чем пожалуют…

Ретиш заметил, что шагах в десяти от него поблёскивает платок Отрады. Он протиснулся за спинами, подобрался к ней и дёрнул за рукав рубахи.

– Отчего в колокол били?

Отрада обернулась. Увидев Ретиша, скривилась:

– Чего тебе, грязевый род?

– Думаешь, если платком лысую голову прикрыла, уже разумной стала?

– Сам-то давно с волосами?

– Сколько бы ни было, а не малец уже. Так кто твоему отцу о чужих сказал?

– Я. Мне открылось.

– Тебе?! Брешешь!

– Вот и нет!

Малуша ухватился за кисти платка Отрады и потянул в рот. Та выдернула, ещё больше скривилась:

– Обслюнявил! Идите от меня, грязюки!

Ретиш передразнил:

– Обснюня-я-явил. Уйдём, больно надо на твоё чванство смотреть. Только скоро сами на поклон к грязюкам пойдёте, как зуди для пахоты понадобятся.

Сувр тем временем называл родовиков:

– Сиян – хранитель хлебного рода, Мощёр – железного, Енослав – деревянного, Благожа – глиняного. Каков ваш род?

– Наше дело – выжить. Голод с переходами люд выкосили. Есть у нас и кузнецы, и плотники, и лекари, земли только нет. И места силы, – Шотхе кинул взгляд на высившиеся на севере пики чёрных гор.

– Верно чуешь, – сощурился Сувр. – То Стена Ена. Вот что. Раз голод с равнин людей погонит, те с отчаяния и со злом могут пожаловать. Тогда помощь соседей не помешает. Придёте на защиту, случись чего?

Шотхе поднял правую ладонь:

– Слово горного рода и предки тому свидетели.

– Добро. Переправим вас пока за реку. Мы тем временем с предками будем совет держать. Если они не воспротивятся, то там и обживайтесь.

Сувр подозвал мужчин деревянного рода и велел спустить лодки. Сам же повёл остальных родовиков к себе в дом для совета. Чужаки отправились к своим той же дорогой, которой пришли.

Ретиш снял с плеч Малушу и посадил в траву за сходным местом.

– Чего с тобой делать теперь? Благоже не до тебя, а мне к братьям надо.

Малуша вцепился в травинки, выдрал и посыпал ими голову. Увидал гусеницу на лебеде, потянул в рот, тут же сплюнул, пуская пузыри.

– Ох, придётся с собой брать. – Ретиш снова подхватил мальца и побежал к оврагу.

Ивовые корзины так и валялись пустые. Братья забыли о работе и наблюдали, как чужаки переносят скарб на берег. Заслышав Ретиша, обернулись.

– Ну? Сказывай, чего там, – напустился на него Умир.

– Место ищут. Ведун велел их за реку пока переправить.

– А Малушу чего притащил?

– Куда его? Благожа с родовиками совет держат, предков о чужаках спрашивают.

– Надолго у них?

– Кто бы мне сказал о том!

Медара взяла у Ретиша Малушу, сказала братьям:

– Без меня тут управитесь. Благожа, небось, печь оставила. И хватит глазеть, принимайтесь за дело!

Умир со Зрином схватились за лопаты, но только Медара скрылась за кустами, как побросали их и снова пошли смотреть, как чужаки грузят на лодки длинные короба. Несли их осторожно, будто боялись разбить, по двое с коробом на плечах заходили в студёную воду по пояс и только тогда ставили в лодку.

– Чего у них там? Горшки? – усмехнулся Умир.

– Была печаль горшки с собой таскать! Над горшками так не дрожат. Сокровиша свои горные принесли. – Зрин задумчиво покусывал стебель травы. – В такой короб человек лёжмя поместится.

Ретиш насторожился:

– Человек? Значит, людоеды они?

Зыбишь заскулил тоненько, вцепился в рубаху Умиру. Тот прикрикнул на Зрина:

– Не мели чего зря! Вон, Зыбиша напугал.

Зрин сплюнул:

– Зыбишу пора бы прекращать трястись. Через три витка ему силой владеть, а он хуже Малуши. Ладно, беритесь за лопаты, а то потеряем день.