Так погрузился в свои невесёлые раздумья, что, когда под рёбра уткнулся острый пальчик, чуть не подпрыгнул на месте.

Хотя что значит — чуть? Ещё как подпрыгнул!

Незаметно подкравшаяся со спины Виктория Вран захихикала было, но тут же опомнилась и состроила скорбное выражение лица.

— Ты здесь что делаешь? — прошипел я, чувствуя, как начинаю обтекать потом. Сердце колотилось как сумасшедшее.

— Не рад меня видеть?

Я смерил барышню придирчивым взглядом и сказал, не особо покривив при этом душой:

— Рад. Но это не отменяет моего вопроса.

— Мы на свадьбу Маринки Дичок прилетели. — Она вздёрнула нос. — Ну а что? Папа договорился, чтоб меня ненадолго с Кордона отпустили, а у Ники и вовсе каникулы!

— На широкую ногу живёте! — заметил я и отыскал взглядом компанию барышень в чёрных платьях и шляпках с вуалями. Прежде к ним не приглядывался, а сейчас и в самом деле узнал не только Марину, но и Нику.

— У меня день рождения, между прочим, на прошлой неделе был! И я его по твоей милости одна-одинёшенька справляла! А ты даже не написал!

— Написал. Просто письмо ещё не дошло. У меня к спецсвязи нет доступа, знаешь ли.

— Мог бы телеграмму отправить! И вообще — куда ты там пялишься⁈

Вика вновь ткнула меня пальцем и едва слышно зашипела, поскольку я задействовал технику закрытой руки.

— Романа высматриваю, — слукавил я, не желая давать вздорной девчонке повода для выяснения отношений. — И не вижу. На похороны не пришёл или Ника супруга в Новинске бросила?

— Всё уже! — насмешливо фыркнула Виктория. — Развелись! И месяца в браке не прожили, как разбежались!

— Даже так? — поразился я, поскольку счёл слова Кондрата Семёновича о бывшем супруге не свершившимся фактом, а делом отдалённого будущего. — Папенька мозги вправил?

— Нет, он просто за важными государственными делами денежный перевод отправить забыл, а Нике стипендии даже на косметику и наряды не хватает. Они в санатории на всём готовеньком жили и то под конец собачиться начали, а после возвращения в город почти сразу в пух и прах разругались. Папа так смеялся, так смеялся, когда нас на аэродроме встретил… До слёз просто! Ника на него даже обиделась.

— Слышал, он и сам развёлся?

Вика расплылась в счастливой улыбке.

— О, да! Выгнал наконец-то эту козу драную! Она ему изменяла, представляешь?

— Вот как?

— Да! И чуть ли не с кем-то из подчинённых Эльвиры! — Барышня зябко передёрнула плечами. — С самой Эльвирой вообще кошмар… — Она вдруг вперила в меня пристальный взгляд зелёных глаз. — А ты здесь зачем? Неужели так хорошо её знал?

— С другом пришёл, — не полез я за словом в карман, ещё и указал на Льва. — Вон того длинного видишь? Он с ней работал, расстроился жутко. Присматриваю, как бы в канал не бросился.

И мало того, что выглядел мой бывший одноклассник — краше в гроб кладут, так я ещё поспешил перевести разговор на другую тему.

— Слушай, ты немного вытянулась за месяц или на шпильках на кладбище заявилась? Была же ниже?

Строгое платье в пол помимо всего прочего скрывало и обувь, так что Вика гордо подбоченилась.

— А вот приходи сегодня вечером в гости и узнаешь! — заявила она.

Я от такой прямоты как-то даже растерялся.

— В смысле?

— Что — в смысле? Не пойду же я на свидание в этом балахоне! Давай, пригласи меня куда-нибудь! Ну пожалуйста! Иначе одной в гостинице весь вечер прокуковать придётся! Папа сегодня допоздна на совещании будет, Ника на девичник к Маринке уйдёт, а меня эти дуры набитые с собой не позвали. Маленькой обозвали, представляешь⁈ А мне шестнадцать уже!

От такого напора я смешался окончательно, но всё же напомнил:

— А как же родственники?

— Они ску-у-учные! — протянула Вика и дёрнула меня за рукав. — Ну давай куда-нибудь сходим! Давай, а? Будь джентльменом!

Джентльменом мне быть откровенно не хотелось. Вот вообще нисколечко. Не моё амплуа. Поэтому ответил я в высшей степени неопределённо:

— Пока ничего обещать не могу, но, если получится вырваться — составлю тебе компанию. Вы где остановились?

— В «Астории». Только давай без всяких «если»! А не сможешь — позвони и скажи, что не придёшь. Уж переживу как-нибудь!

Я смерил Вику оценивающим взглядом и говорить о том, что при иных раскладах до телефона смогу добраться лет так через десять и то, если очень повезёт. Загадал — будто зарок самому себе дал! — если всё выгорит, то позвоню непременно.

— Договорились! — объявил я.

Ну а почему бы и нет?

Покинув кладбище, я отошёл от ворот и забрался в неприметную серую легковушку. Сидевший на переднем пассажирском сидении Альберт Павлович оторвался от газеты и оглянулся.

— Ну что там?

— Льёт крокодильи слёзы, а все его утешают, — сообщил я с заднего диванчика.

Иван Богомол прекратил нервно постукивать пальцами по баранке и сказал:

— Годится!

А вот Альберт Павлович позволил себе досадливую гримасу.

— Пётр, не в моих принципах ломать людей через колено, но и втёмную использовать тебя я тоже не собираюсь. Ты и сам должен понимать, чем чреват провал, и всё же я считаю себя обязанным расписать решительно все последствия…

Иван Богомол запрокинул голову и страдальчески протянул:

— Ну вот опять за рыбу деньги! Да не откажется он, будто сами не знаете!

— Столичная жизнь на тебя плохо повлияла, друг мой, — мягко отметил Альберт Павлович и вновь обратил своё внимание на меня. — Во-первых, наша инициатива — не махровая самодеятельность. Нам её санкционировали под личную ответственность всех причастных, и если что-то пойдёт не так, не получится просто замести всё под ковёр и разыграть неведение. От последствий это не убережёт.

— Понимаю, — кивнул я.

Но куратор покачал головой.

— Ещё нет. Уясни крепко-накрепко, что лично ты рискуешь больше всех. Дичок неспроста начинал службу в аналитическом дивизионе. Он хоть и прошёл инициацию на пятом витке, обладает чувствительностью третьего. Непременно узнает тебя по рисунку энергетических искажений. Сможет отбиться — ты пропал.

— Понял.

Альберт Павлович вздохнул.

— Второе. Возможно, мы возводим на товарища Дичка понапраслину. Прямых улик нет, а значит, нельзя исключать вероятность ошибки. Достаточно одной неточной посылки и версия посыплется как карточный домик. Поэтому реши для себя, насколько ты доверяешь выводам Георгия. И готов ли поставить на его правоту свою судьбу.

Я и сам отдавал себе отчёт, что серьёзно рискую, поэтому коротко сказал:

— Дальше!

Но куратор покачал пальцем.

— Нет, не дальше! Если Дичок окажется чист, ликвидировать его мы не сможем. Нас с Иваном он не запомнит, а вот тебе придётся бежать за границу. И Ридзин — это не то место, где тебя не достанут.

Я позволил себе кривую ухмылку.

— Пойду к Горскому в нелегалы.

— Только это и останется, — подтвердил Альберт Павлович на полном серьёзе. — Опять же, я не гарантирую, что смогу вытянуть нужные сведения, даже если Дичок виновен. Он непременно постарался закрыть свои воспоминания. А не получим доказательства его виновности…

— Мне придётся бежать за границу, — кивнул я. — Что ещё?

— Остаётся самый паршивый для всех нас вариант! — заявил откинувшийся на спинку сидения Иван Богомол. — Василий Архипович может умереть или повредиться рассудком прежде, чем мы сумеем из него хоть что-нибудь вытянуть. Тогда всё: тушите свет, сливайте воду. Под трибунал пойдём. С закрытым судебным процессом…

— Не сгущай краски! — потребовал Альберт Павлович. — Тебя вернут на кафедру, меня отправят рядовым преподавателем в энергетическое училище, а Петю — караулить медведей за полярный круг. Не самый плохой расклад.

— Угу, я вас позову моей супруге это объяснить!

— Скажешь, что лучше так, чем снова в камеру!

Ответ заставил Ивана передёрнуть плечами.

— С этим не поспоришь, — признал он и опять застучал пальцами по баранке.