Когда стало ясно, что народного возмущения удалось избежать, я предпринял заранее продуманный ход — объявил, что после погрузки колонистам (именно тогда это слово прозвучало впервые) будет роздано личное оружие — винтовки, револьверы и гладкоствольные ружья, — и все полагавшиеся к нему снаряжение и боекомплект. Вы бы видели, как расцвели улыбками измученные лица! Словно не было мучительного перехода — колонисты рьяно взялись за дело. На границе песчаного пляжа и жиденькой пальмовой рощице вырос палаточный лагерь — временный, место для постоянного поселения предстояло ещё найти. Между пальмами натянули брезент, под который сложили всё, выгруженное с «Клевера» и «Квадранта». Задымились костры — женщины, которых в составе колонистов было чуть меньше половины, взялись за готовку. Я хотел, было, скомандовать, чтобы с «Клевера» переправили на берег пару газовых плиток с баллонами, но передумал. Сбор хвороста, разведение костров, готовка на живом огне — всё это объединяет людей, а именно в этом мы нуждались сейчас куда больше, чем в горячем питании…

Я поднял к глазам бинокль. «Пиратский» корабль по-прежнему чернел на камнях — казалось, прошедшие месяцы нисколько его не затронули. И это тоже проблема: колонисты наверняка уже обнаружили его, и как только разберутся с самыми насущными делами, двинутся исследовать, изучать, копаться в обломках — словом, удовлетворять детскую тягу к приключениям, пиратским кладам и прочей книжной романтике.А это никуда не годится: во-первых, самозваные исследователи запросто могут переломать конечности, провалившись сквозь палубу в захламлённый трюм, а во-вторых, и это самое главное — мы сами ещё не закончили исследование корабля, не добрались до сложенных в его трюме грузов, среди которых наверняка немало того, что может пригодиться колонистам. Заняться этим всё равно придётся, и в самое ближайшее время — но и пускать такое важное дело на самотёк не стоит. А потому экскурсии на «пиратский корабль» пока будут под запретом, хотя это, конечно, и вызовет недовольное бурчание…

На маячной площадке остро сверкнул отражённый солнечный лучик. Похоже, Пётр вместе с добровольными помощниками (Дзирта с Тирреем тоже напросились на утёс, а следом за ними увязалась и Кора) закончили очищать зеркальные пластины от продуктов жизнедеятельности расположившейся неподалёку колонии чаек, и теперь возились с регулировкой, меняя углы установки.

Зеркала снова сверкнули, с верхушки скалы взлетела ракета — протянула дымный шнур у бездонно-лазоревое небо и лопнула, рассыпав веер изумрудно-зелёных искр. Сигнал, что Маяк готов заработать в полную силу, своего рода символ рождения колонии, понятный всеми каждому, первый наш салют. Между прочим, надо подумать о названиях, как для будущего поселения, так и для самого острова — нынешнее, «Остров Скелета», мрачновато, да и Стивенсон его уже застолбил. Можно объявить конкурс на название среди переселенцев — пусть придумывают, спорят, голосуют за варианты, глядишь, и родится что-нибудь… Мы же с Петром, хотя и можем с полным основанием претендовать на лавры отцов-основателей, вмешиваться не станем, примем любой вариант, который выберут колонисты. А что? Имеют право, это ведь им здесь жить…

К тому же мы двое здесь не задержимся — вскоре придётся возвращаться на Землю, разгребать ворох проблем, связанных с организацией снабжения колонии, набором и отправкой новых колонистов. Чего стоит одна только транспортировка комплекта металлических ферм для нашего Маяка, заказанных в Петрозаводске, в судоремонтных мастерских! Погрузить эти здоровенные дуры на «Клевер» — задачка нетривиальная, а ведь есть ещё разборный домик из алюминиевых панелей, который Пётр собирается установить там же, на утёсе, на маячной площадке, в утвердив, таким образом, своё положение новом мире…

Сюда он вернётся только после Регаты, которую ему,как ему, как официально внесённому в Реестр Лоцманской Гильдии Маячному Мастеру предстоит принимать на Онежском озере. А пока обязанности Маячного Мастера будет выполнять Дзирта. А что? Сложного электротехнического и радиооборудования оборудования, как на Бесовом Носу, здесь нет — ничего, справится, тем более, что оживлённого трафика между Зурбаганом и Миром Трёх Лун пока не ожидается. Несколько визитов «Клевера», возможно «Квадранта» — вот вам и вся нагрузка…

Конечно, девчонка уговаривала отпустить её домой, в Зурбаган, и даже расплакалась, когда получила отказ. Не помогло — ни я, ни мистер Валуэр, не стали даже обсуждать такой вариант. Если Дзирта готова рисковать своей головой — это её дело, но мы не можем допустить, чтобы её появление в Зурбагане поломало нам тщательно продуманную игру.

— И это всё, что ты сумел у неё узнать? — Сомнений, скепсиса в его голосе Петра хватило бы на троих. — Да я бы за десять минут, с паяльником…

— Скажи ещё с пассатижами. — Я выключил диктофон с записью беседы. — Сколько можно чушь молоть, а? Мы оба знаем, что ты её пальцем не тронешь. Да и незачем — ничего ты от неё не добьёшься, потому как ничего она и не скрывает. Сам посуди: всё началось с того, что этот самый Альфред, кем бы он ни был, подкинул ей дезу насчёт Валуэра — будто бы он затеял что-то скверное в отношении моей персоны и именно ради этого вытащил меня с Белого Моря в Зурбаган. Она тогда вообще ничего не понимала и принялась действовать на голых эмоциях — ну, когда кинулась ко мне и уговорила удрать из Зурбагана. Помнишь, она проговорилась, что узнала о заговоре случайно, только перед той историей с «Гель-Гью»?

Ну да, было дело… — признал Казаков.

— Между этими двумя эпизодами прошло немало времени, месяца два-три, а она по-прежнему ни о чём не подозревала. И только после того, как канонерка впрямую атаковала нас на Фарватере — что закончилось очень скверно, — в её душу стали закрадываться сомнения…

— И что?

— А ничего. Даже когда заговорщики обсуждали при ней свои тёмные делишки, Дзирта уходила, или старалась не слушать. Шпионить, видишь ли, ниже её достоинства, не подобает морскому офицеру и вообще подло. И лишь когда ей стало известно — чисто случайно, заметь! — что ко мне собираются подослать то ли убийц, то ли грабителей — она решилась вмешаться. И едва не опоздала — если бы не мальчишка-фитильщик, меня бы скрутили прямо там, на пирсе…

— Дура. — сделал вывод Казаков. — Сопливая, сентиментальная дура.

— Не спорю. И расспрашивать девчонку дальше бессмысленно. Ясно ведь: всё, что имело хоть какое-то значение, она выложила сразу, остались пустяки, мелочи!

Пётр возмущённо хмыкнул.

— Ну, знаешьли! В таком деле любые мелочи имеют значение. Вот, к примеру…

— Не трудись, я тоже читал детективы. Вот увидишь, ничего интересного мы от неё больше не узнаем. Другое дело — Валуэр, этот наверняка что-нибудь накопает, дай срок. Он, видишь ли, здорово разозлился, когда выяснилось, что его втянули в эту пакостную историю — и намерен спросить с виновников по полной. И ведь спросит — связи у него в Зурбагане широчайшие, что по по линии Лоцманской Гильдии, что по многим другим. Наведёт справки, выяснит, где собака порылась, а мы пока присмотрим за Дзиртой, незачем ей путаться у него под ногами!

Казаков снова хмыкнул — на этот раз скептически.

— Опасаешься, что она сбежит в Зурбаган?

— Как? В Мир Трёх Лун будут ходить только «Клевер» и «Квадрант» — а ни мастер Валу, ни Врунгель даже на борт её не пустят, не то, чтобы взять с собой!

— Пётр покачал головой.

— Недооцениваешь ты эту девчонку. Смотри, как бы она нас не удивила…

Я пожал плечами. Спорить мне расхотелось, я охрип от непрерывных трёх — (нет, уже четырёхчасовых) разговоров, и мечтал только о стакане рома и мягкой постели — пусть даже в палатке, на охапке пальмовых листьев, под спальником. Пётр, похоже, верно оценил моё состояние, и не стал настаивать.

— Ладно, посмотрим… И последний на сегодня вопрос: как у Валуэра дела с расшифровкой, есть подвижки?