Дом старого гнома-учёного, ну, конечно же! Я замер на мостовой, не решаясь открыть калитку — может, мессир Безант прав, и это единственное место, где я могу найти ответы на свои вопросы — но ведь и Дзирте наверняка станет известно о моих поисках! Кто, как не она привела меня сюда, и кому, как не ей хозяин дома сделал одолжение, помог нам объясниться при помощи грифельной доски-переводчика. И где, как не здесь, моя спутница — или похитительница? — раздобыла астролябию, которая привела меня в Мир Трёх Лун? И это ведь она выставляла тогда настройки чудесного прибора — и, как я теперь подозреваю, не без помощи строго гнома… этого домика…

Я сделал глубокий вдох, сосчитал до двадцати пяти — и толкнул калитку. Можно сколько угодно терзаться сомнениями, но других вариантов нет. То есть, можно, разумеется, спрятать Источник (я уже не сомневался, что он настоящий, подлинный, хотя для последней проверки предстояло ещё вернуться на Бесов нос) на Земле так, что никто в жизни его не сыщет. закатать в бетон, утопить в озере Байкал, на километровой глубине, закопать где-нибудь в тайге или тундре, в сотнях километров от ближайшего жилья. Но — как это сказано у Профессора? «Там где была вода, может со временем воздвигнуться суша, а мы призваны окончательно избыть судьбу Кольца…» Не то, чтобы я собирался уничтожать опасную находку — но осознание того, что она существует и до неё можно добраться, со временем изгрызла бы мне мозг, изъела бы душу, стала бы навязчивой идеей — и наверняка подтолкнула бы к каким-нибудь опрометчивымпоступкам. А значит, хочешь-не-хочешь, а придётся идти на поклон к старому гному, кем бы он не приходился Дзирте — родственником, наставником — а то и вовсе сообщником по заговору, смысл и цели которого ускользают от моего понимания…

— Извините, сударь, мессир Дваркель принять вас не сможет.

Экономка была та же самая, с длинным лошадином лицом, в белом чепце и с той же, что и в прошлый раз, свечой на медной подставке. На держала её за изогнутую ручку; свечное сало капало на крахмальный передник и я подумал, что женщина огорчится, когда заметит оставленные им пятна.

— Хозяин вас не примет. — повторила она. — В это время он привык ложиться спать, так что приходите завтра. Скажем, после обеда, часа в два пополудни вам будет удобно?

— Простите, но нет, неудобно. — заявил я со всей возможной твёрдостью. — Мне крайне неловко его беспокоить, но к великому сожалению я лишён возможности ждать до завтра. Передайте мессиру Дваркелю, что ученик Лоцмана Валуэра просит о срочной встрече и будет крайне признателен, если он сможет найти для него время. И вот ещё что… — я помедлил. — Непременно напомните ему, что мы уже встречались: не так давно мадмуазель Зирта Кишлерр приводила меня сюда, и тоже довольно поздно, за полночь. Тем не менее, в тот раз мессир Дваркель отступил от своих привычек — так, может, и сейчас сочтёт это возможным?

Она недовольно пождала, губы кивнула и удалилась, не сказав ни слова, но не забыв затворить за собой дверь — я слышал, как скрежетнул в петлях засов. Минут пять ничего не происходило, и я начал подозревать, что это был такой способ выставить незваного гостя — когда засов снова заскрипел, дверь распахнулась — и экономка жестом пригласила меня пройти в дом. зажжённую свечу она по-прежнему держала в левой руке, и её дрожащий свет ложился на ступени скрипучей лестницы — той самой, по которой мы с Дзиртой однажды уже поднимались в лабораторию…

— Истинный Маяк, как известно, один — здесь, в Зурбагане. Это его свет отражают Маяки, указывающие путь на Фарватерах. Вы уж извините, юноша, что я повторяю прописные истины — но тема нашей беседы такова, что нельзя упустить ни одной мелочи…

Я сидел в кресле, пододвинутом к очагу. Вокруг громоздились шкафы, полки, стеллажи, уставленные загадочными устройствами из меди и стекла, среди которых выделялись большой медный телескоп на треноге, астролябия и металлический в форме усаженного трубчатыми выступами яйца, предмет, до ужаса похожий на гравицапу из «Кин-дза-дза». Рядом посверкивали отражённым пламенем цветные кристаллы и хрустальные шары на бронзовых и серебряных подставках; на длинном, покрытым листовой медью столе — колбы и пробирки, закреплённые на замысловатых штативах, содержимое некоторых булькает, исходя смрадными парами, блестят начищенной латунью и стеклом горелки, змеятся к медным, украшенным круглыми шкалами, баллонам гуттаперчевые шланги. под к в некоторых булькают с разноцветными растворами, некоторые из которых подозрительно булькали и исходили белёсыми смрадными парами. И повсюду книги, самые разные: фолианты и огромные инкунабулы с потрескавшимися от времени кожаными переплётами и бронзовыми уголками, стопки коричневых, с изъеденными временем краями пергаментов и даже свитки, намотанные на деревянных рукоятки. То ли мастерская сумасшедшего учёного, подвинутого на стимпанке, то ли лаборатория алхимика. А может и вовсе убежище адепта чёрной магии, на что недвусмысленно намекал ряд черепов, среди которых особо выделялся череп гребнеголового гуманоида — в точности такой, что я видел на разбитом корабле у острова Скелета.

В общем, обстановка, памятная по предыдущему посещению этого дома. Я бросил взгляд на потолок — не появилось ли там чучело крокодила, которого так не хватает этой пещере колдуньи Гингемы. Но нет, всё было по-прежнему, только место Дзирты в соседнем кресле занимал владелец лаборатории — учёный гном, он же мессир Дваркель. Он и читал занудным, слегка надтреснутым голосом лекцию — медленно, порой повторяя отдельные фразы по несколько раз, чтобы бестолковый собеседник, скверно, к тому же, владеющий языком, успевал вникнуть в суть сказанного. Я ловил каждое слово с неослабным вниманием. А куда деться — лучший, если верить мессиру Безанту специалист по Источникам, тут не захочешь, а прислушаешься…

— Чтобы Истинный Маяк действовал, в башне должен быть источник, и об этом вы, несомненно, знаете. –занудствовал гном. — Как и о том, что во всех мирах, соединённых Фарватерами, Источник — а значит, и Истинный Маяк — только один. То есть, Источников-то может быть и несколько, но действовать в одно и то же может только один. Если инициировать другой — предыдущий выйдет из строя раз, и навсегда, а «ступицей» колеса, спицами в котором служат Фарватеры, станет уже новый мир.

А как насчёт других миров? — спросил я. — Наверняка ведь есть и такие миры, куда Фарватеры не проложены. а что, если там есть свой Источник, свой Истинный маяк и своя сеть Фарватеров, нигде не стыкующихся с нашими?

Я ожидал что Дваркель рассердится — как это, его — и перебили! — но он, наоборот, глянул на меня с одобрением.

— Разумеется, подобные гипотезы выдвигались, но учёные и философы пришли к выводу, что это не удастся выяснить никогда, а если что-то подобное и имеется, то в ином Мироздании, существующей как бы одновременно с тем, в котором обитаем мы с вами.

— Параллельная Вселенная? — подсказал я.

Снова одобрительный взгляд.

— Ясно мыслите, юноша, с вами интересно беседовать. если найдёте время, я готов позаниматься с вами, полагаю, это будет полезно.

Я сдержал порыв встать с кресла и расшаркаться. Как, разумеется, умолчал и о том, что о теории параллельных вселенных на нашей Земле знает любой школьник. К чему разочаровывать человека?

Сбоку зашуршало, и здоровенный чёрный кот вспрыгнулко Дваркелю на колени, мявкнул, устроился поудобнее и принялся вылизывать себе шёрстку. Гном рассеянно положил свою сухую птичью лапку ему на голову; мурлыка не отреагировал, продолжая гигиенические процедуры.

Гипотеза, конечно, интересная, но практического смысла она не имеет. — продолжил Дваркель. — Для нас же важен другой, малоизвестный факт: задействовать — или активировать, назовите как угодно, — Источник могут обитатели одного-единственного мира. На прикосновения всех остальных Источник попросту не отзовётся.

— А какого именно мира? — не удержался я.