Наконец кибитка остановилась, и в замке повернулся ключ. Через мгновение Роберт и Арабелла встретились лицом к лицу.

– Там сгорели твои розы и леопарды.

– Ну и пусть.

Постепенно жалость сменилась в ее душе негодованием: она рассердилась на себя за упрямство, которое и его поставило в такое затруднительное положение. Впрочем, он ведь тоже сделал выбор. Он сам прислал ей записку через оруженосца Гуиза и нашел ее в лесу.

И теперь они молча сидели за столом и ели, украдкой поглядывая друг на друга, точно встретились впервые в жизни.

Арабелла в новом костюме, извлеченном из его сундука, – легкая полупрозрачная юбка из персидской ткани, открывающая живот и верхнюю часть ягодиц; красная шелковая блузка с глубоким вырезом; желтая узорчатая жилетка и золотая цепь, на которой висел изумруд размером с грецкий орех, лежавший в ложбинке между ее грудями, – была непохожа на принцессу, затянутую корсетом и заключенную в тиски бархатного платья.

Она поднялась и нерешительно подошла к нему. Роберт взял ковер и направился к двери, сделав ей знак следовать за собой.

– Пойдем, ты сядешь рядом со мной. Посмотрим, выдержишь ли ты это. Там не очень удобно.

Арабелла с радостной улыбкой пошла с ним, словно ей была оказана величайшая честь. При тусклом свете факелов, которые Роберт зажег по обеим сторонам козел, она вскарабкалась на жесткое сиденье, застеленное ковром. Роберт щелкнул кнутом, и кибитка тронулась с места. Калиф молча трусил у переднего колеса.

– Прости меня, – сказал он негромко. В его голосе слышались теплота и нежность, которые очаровали ее с самого начала. – Я даже не могу смотреть на тебя – здесь крутой берег реки. И я не могу любить тебя… до тех пор, пока не рассветет и я не найду укрытия, где мы могли бы провести день.

– Я подожду, – кивнула Арабелла, искренне намереваясь сдержать обещание. Тем не менее, спустя несколько минут она положила руку ему на колено, затем погладила его по внутренней стороне бедра и потянулась дальше, к складкам штанов, в которых было отверстие. Через мгновение она держала в руке его горячую твердую плоть.

Роберт тяжело вздохнул, и лошади замерли на месте, повинуясь вожжам. Она села к нему на колени так, что любовники оказались лицом к лицу, и он приподнял ее за ягодицы. Внезапно она стала бить его кулаками по спине, выплескивая накопившиеся за день злость, раздражение и жалость к себе.

Он увернулся от ее ударов, а затем схватил за руки и поволок в кибитку. За то короткое время, пока они преодолели несколько метров от двери до постели, он раздел ее и разделся сам. Затем опрокинул ее на спину и так высоко и сильно развел ей ноги, что они обрушились ему на плечи, когда вошел в нее. Роберт был прав: наслаждение от близости с каждым разом усиливалось, они дольше не получали удовлетворения, им не хватало друг друга, хотелось больше нежности и страсти. Любовники словно вступили в необъявленную войну.

В какой-то миг Арабелле стало казаться, что она полностью отделилась от своего тела. Она вспомнила о том, что цыгане обладают магическим искусством приводить женщин в бессознательное состояние. Она слышала, как Роберт что-то бормочет по-цыгански, не сбиваясь с отлаженного ритма. Вдруг это какое-то заклинание? Она не могла расслышать его хорошенько, потому что в голове у нее шумело, а затем в ушах появился звон. Такое ощущение она испытывала всего два раза в жизни: когда однажды упала с Соломона на полном скаку и когда в детстве, играя в салки, налетела на дерево и потеряла сознание. Тогда по всему телу точно так же растекалась липкая влага.

– Мне остановиться?

– Нет, нет… Ради Бога, продолжай…

Он не изменил положения, только глубина дыхания и ритм толчков стали другими. Наконец из ее груди вырвался протяжный крик, в котором не было ни боли, ни радости, ни протеста, – бесконтрольный, дикий, торжествующий крик. Казалось, она полностью растворилась в нем. Арабелла расслабленно затихла. Она лежала без движения.

Внезапно Роберт вскочил и пробормотал рассеянно:

– Господи, куда нас занесло? Оставайся здесь. Мы не можем доверять друг другу.

Дверь хлопнула, кибитка тронулась. Арабелла не могла пошевельнуться, она лежала, скрестив ноги, словно хотела сохранить в себе его частичку. Она и думать забыла о его наставлениях относительно мыла и лекарственных трав. В глубине ее лона медленно росла странная тяжесть. Она заснула с улыбкой благодарности на губах. Еще одна загадка, истинной природы которой она не понимала, была разрешена.

Он предупредил ее, что, если она хочет сидеть с ним на козлах, подобные эксцессы должны быть исключены. Они потеряли более двух часов драгоценного ночного времени, когда можно было ехать. Что бы там ни думала Арабелла, они будут в полной безопасности только тогда, когда окажутся за пределами владений ее отца и Гуиза, земли которого к ним примыкают.

Они старались избегать больших дорог и часто ехали, по тропам, иногда непроходимым и трудно различимым в лесной чащобе. Арабелла дивилась тому, как Роберт безошибочно находил дорогу. К трем часам утра он обычно выбирал укромное место для стоянки, где-нибудь у ручья или на берегу реки. Здесь они оставались до темноты, с тем, чтобы снова двинуться в путь.

На этих менее людных дорогах они изредка встречали крестьян или горстку пилигримов, которые держались подальше от больших проезжих трактов, не желая подвергнуться нападению бандитов на пути в Святую землю. Поскольку в королевстве царил мир, солдаты и вооруженные рыцари навстречу им не попадались.

– Король был не прочь выдать меня замуж за Гуиза пару лет назад, – сказала она. – Правда, отец всегда хотел получить за меня не графство, а целый народ.

Роберт рассказал ей, как ему удалось попасть на турнир в доспехах Гуиза и на его лошади.

– Это вышло случайно. После того как я дал тебе это абсурдное обещание, мне пришлось среди ночи отправиться к замку пешком, оставив Калифа охранять кибитку и лошадей. Я взял с собой три кинжала, длинную веревку и черную маску, чтобы скрыть лицо. К замку на турнир во множестве собирались рыцари, но они ехали группами и я очень долго не мог выбрать подходящую цель. И, наконец, когда уже совсем рассвело, я наткнулся на бедного Гуиза.

– Бедный Гуиз! Он очень нехороший человек.

– Даже плохой человек негодует, когда остается в дураках. Он встретил по дороге деревенскую девчушку и выслал своих людей вперед, оставив при себе только боевого коня, коня с доспехами и двух оруженосцев. Одного оруженосца я привязал к дереву и засунул ему в рот кляп, а второго послал в замок сообщить о временном отсутствии господина. Он был рад убраться оттуда, зная, что Гуиз убьет его, если тот проговорится. Гуиз был слишком занят девчонкой и ничего не видел вокруг. Именно так он и стукнулся головой о камень, который, к слову сказать, был у меня в руке.

– Ах, Гуиз, Гуиз! – Арабелла весело расхохоталась.

– Затем я связал его вместе с девчонкой, а оруженосец помог мне облачиться в доспехи и сесть на коня. Все сложилось удачно. – Он улыбался, несмотря на то, что был очень обеспокоен возможными последствиями своей выходки. – Я привязал оруженосца к дереву, но оставил его в сознании. Мне нужна была его помощь, когда я вернусь.

– Ты сильно рисковал. Мало того, что ты принимал участие в турнире, где тебя могли ранить, ты еще прогарцевал, мимо королевского шатра и передал мне записку.

– А как иначе мне было дать о себе весточку? Я разыскал одного из оруженосцев Гуиза и отправил тебе с ним послание. Затем я вернулся, развязал оруженосца, и тот помог мне разоблачиться. Возможно, я должен был бы отказаться от возни с Гуизом, но я решил, что, если он вскоре не объявится, его начнут искать, а заодно и меня. Первый оруженосец видел мои глаза и знает, какого я роста. Да и Гуиз тоже. Мы переглянулись в ту минуту, когда оруженосец ворочал его с боку на бок и поливал водой, чтобы привести в чувство. По-твоему, он забудет о таком унижении? Кроме того, твои фрейлины наверняка проговорились о том, как ты ездила к цыгану. Так что они знают, кого искать.