Арабелла была не в состоянии шевельнуться. Он вытер ее мягким полотенцем, затем перевернул на живот, чтобы вытереть спину, и слегка раздвинул ей ягодицы.

– Хочешь так?

– Я хочу по-всякому. Но то, что было… Это слишком часто, очень странно…

– Сначала я хочу извергнуться.

– Сначала?

– Да, прежде чем мы всерьез займемся любовью.

– Всерьез? – Она скептически улыбнулась.

– Если это продлится четыре-пять часов, как ты того хочешь, то это серьезно. От меня потребуется предельная сосредоточенность и отказ от некоторых маленьких удовольствий. Тебе тоже придется довольно долго пролежать неподвижно и позволить мне сделать все так, как я захочу. Ты выдержишь, Арабелла?

Ее сердце учащенно забилось при мысли, что наслаждение может быть таким долгим. Один час, два часа – ведь это уже у них было. Хотя жертвовать никакими удовольствиями ни ей, ни ему не приходилось. Разве что ей иногда хотелось, чтобы он не действовал так быстро и настойчиво.

– Как долго, – задумчиво вымолвила она. – А что при этом чувствуешь?

Роберт с улыбкой покачал головой, словно предполагал, что она играет с ним в своеобразную игру.

– Я не могу отвечать за тебя. Более того, я не могу отвечать и за себя, если это продлится столько, сколько мне бы хотелось.

Она смотрела на него с нескрываемым восхищением. Как прекрасно ощущать в себе этот таинственный предмет, почти что живое существо, на протяжении трех или четырех часов, а то и дольше…

Он иронично улыбнулся.

– Цыгане говорят, что если это получится, то возникает ощущение величия и всемогущества. Однажды испытав его, становишься заложником собственных эмоций.

На этот раз она опустилась на колени без малейшей надежды вызвать у него оргазм. Он хотел лишь доставить ей удовольствие.

Он стоял неподвижно и не касался ее, а просто ждал, что будет. Арабелла утратила чувство времени и пространства, с каждой минутой возбуждаясь все сильнее. Она почувствовала, как фаллос напрягся, и стала сосать более жадно, стремясь подарить блаженство Роберту.

Его фаллос постепенно наливался силой, становился больше и горячее. Наконец он задвигался намеренно неторопливо, пассивно ожидая оргазма. Теперь, казалось, он был полностью удовлетворен.

Однако в ту минуту, когда она собиралась отстраниться от него, он удержал ее за голову, продолжая медленно и ритмично погружать фаллос ей в рот. В конце концов, они оба пришли в исступление, какого не испытывали прежде. Арабелла подстраивалась под ритм его движений, ласкала его бедра и ягодицы, восхищенно рассматривала его стройные ноги, великолепно сложенное тело.

Его нагота возбуждала ее, она смотрела ему в лицо, стараясь встретиться с ним взглядом. Его глаза были задумчивы, сосредоточенно-серьезны и торжественны. Она никогда не видела его таким.

Они не останавливались, неспешно раскачиваясь из стороны в сторону. Напряжение их тел росло, его толчки стали более резкими, и через минуту ее рот наполнился живительной влагой. Он затих, и она выпустила его.

Они молчали. Арабелла все еще стояла на коленях на полу.

– Ты устала? – спросил он.

– У меня такое чувство, будто я выпила какое-то магическое снадобье, – вздохнула она и быстро взглянула на него. – Может быть, так и было?

– Когда? – рассмеялся он. – Ты уже много часов ничего не ела и не пила. – С этими словами он склонился и стал ласкать ей грудь. Она ухватила его за руку и положила ее ниже, на живот, а затем себе между ног. Он опустился перед ней на корточки, и так они просидели довольно долго в полном молчании и неподвижности. Ей было приятно ощущать его руки, которые дарили ей чувство защищенности. В тот миг этого было ей достаточно.

– Как ты себя чувствуешь? Давай поспим?

Шум дождя по крыше действовал умиротворяюще. Наконец-то они обладают несметным богатством, которого были лишены с той ночи, проведенной в лесу: временем.

Арабелла поднялась, неохотно оставляя его, правда, уже спокойнее, чем раньше. Частые и напряженные соития требовали от нее гораздо больше сил, чем она предполагала. Теперь ей хотелось хоть ненадолго оказаться вне его досягаемости, но она боялась, что он почувствует это и охладеет к ней.

У окна она задержалась и, отдернув занавеску, выглянула в полумрак амбара.

– Сейчас утро или ночь? Мы спали или нет? Я чувствую себя так… как никогда прежде.

В кибитке было очень жарко, но из-за того, что в амбаре было полно дыр, а даже сильный дождь не мог удержать хозяина и его детей от желания удовлетворить свое любопытство и выяснить, что за странная кибитка нашла приют под их крышей, Роберт и Арабелла не могли открыть дверь. А может, это внутренний жар не дает ей покоя? По ее разгоряченному влажному телу волнами растекалась усталость.

Лошади фыркали и переступали в стойлах. Калиф беззаботно дремал поблизости.

Арабелла хотела что-нибудь сказать, чтобы нарушить их сосредоточенность друг на друге, но не могла подобрать нужных слов. В этом молчании было что-то угрожающее, требование расстаться с чем-то дорогим и важным, что составляет часть ее души.

– Я никогда не видела Калифа с сукой. Он кастрирован? – Она улыбнулась цыгану, притворяясь, что действительно обеспокоена судьбой собаки.

– Калиф предпочитает женщин.

– Кто его этому научил? – спросила она, глядя в окно.

– Я. Ты никогда не видела, как совокупляются женщина и собака?

– Видела. Я же говорила тебе: если живешь в замке, многое видишь. У одной из фрейлин королевы была такая собака. А где ты берешь женщин для Калифа?

– В деревнях. Иногда за деньги, иногда женщины сами предлагают. Они говорят, что удовольствия гораздо больше, чем с мужчиной, а риска забеременеть нет. Меня это устраивает – по крайней мере, он не бегает за суками, когда мы проезжаем через деревни.

Арабелла обернулась к нему и заметила на стуле лютню. Обрадовавшись, что найдено хоть какое-то занятие, она схватила ее и стала неспешно перебирать струны, внимательно прислушиваясь. И неожиданно запела тихим чистым голосом ту песню, которую слышала от трубадура, выступавшего на празднике в тронном зале замка. Роберт наблюдал за ней без улыбки, заметив перемену в ее настроении и страстно желая, чтобы она снова пришла к нему.

– Я так и не поняла, день сейчас или ночь? – поинтересовалась Арабелла, наигрывая на лютне печальную мелодию. Она овладела этим инструментом в возрасте четырех или пяти лет, и теперь играла с непревзойденным мастерством.

– Сейчас полдень. Я все утро провозился с лошадьми, если ты помнишь…

– Я помню, что произошло в то время, когда ты с ними возился.

Он стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. Казалось, ему не терпится начать этот головокружительный многочасовой любовный поединок, так же как и ей самой. Три, четыре, пять часов, а может быть, и дольше, если она выполнит обещание и будет лежать тихо, когда он того потребует. Если она сдержит свою страстность и не поддастся желанию ускорить процесс, который приводит к взрыву эмоций, потрясающему их обоих.

– Ты не голодна? – Он кивнул в сторону стола, на котором стояло блюдо, покрытое белой дамасской тканью. – Я купил еду во время последнего похода в деревню. Все свежее.

Говоря о еде, он не спускал горящего взора с ее грудей, подкрашенных сосков, плоского живота, округлых бедер и темного треугольника мягких пушистых волос. Его взгляд был пристальным и призывным, а в ее сердце росло предчувствие чего-то страшного. Она огляделась, словно в поисках места, где можно было спрятаться, не выпуская из рук лютни и притворяясь, что занята музицированием.

– Я не голодна. А ты?

– А я проголодался.

Он прошел мимо нее к столу, отломал ногу у каплуна и начал жадно есть, затем предложил ей кусочек. Она нерешительно согласилась. Они стали есть вместе, по очереди вгрызаясь в нежное мясо.

Наслаждаясь едой, она закрыла глаза. Когда он коснулся ее рукой, она раздвинула ноги и его пальцы проникли в нее. Она сжала в ладони его естество.