Сарацин не был оседлан, потому что Арабелла привыкла ездить без седла. Она вставила ногу в стремя и вскочила ему на спину так легко, словно только что слезла с Соломона.

– Не отъезжай далеко. Если захочешь проехаться быстро, не удаляйся от кибитки дальше чем на два корпуса.

Они тронулись в путь. Подвижное животное, на удивление послушное при том, что она ехала на нем впервые, приводило ее в восторг. Ей было приятно сжимать его бока коленями, чувствовать упругость уздечки.

Прежнее состояние умственного и физического истощения растаяло. Сарацин был послушен ее голосу и рукам, сжимавшим поводья. Арабелла понимала, что он уже воспринимает ее как свою хозяйку.

Она обогнала кибитку и услышала за спиной тяжелый стук копыт впряженных в нее лошадей. Время от времени Роберт обращался к ней, но никогда не называл ее по имени.

– Не торопись. Помедленнее.

Она подавляла в себе желание пустить коня вскачь, как когда-то Соломона, который в таких случаях тут же срывался с места и мчался по полям как безумный, до тех пор пока они оба не падали в изнеможении. Однако цыган, предполагая подобную выходку, предупредил ее о том, что такая верховая прогулка станет для нее последней.

Внезапно кибитка у нее за спиной остановилась – слишком быстро, как ей показалось.

– Пора, – окликнул ее Роберт.

– Можно я проедусь еще немного? – попросила она, подъезжая к нему.

Роберт не ответил. Она спрыгнула на землю и отдала ему поводья, а затем уселась рядом с ним на козлы. Сарацин пошел в поводу, Калиф бежал между Птолемеем и Одиссеем.

– Тебе понравился новый конь? – поинтересовался Роберт.

Она взяла его руку в свою и поцеловала, давая понять, что благодарна ему за попытку компенсировать отсутствие Соломона.

– Да, конечно! А я смогу немного проехать верхом следующей ночью?

Роберт долго хранил молчание и наконец спросил:

– У тебя нет неприятного ощущения в груди?

Арабелла машинально просунула руку под плащ и потрогала грудь, которая болезненно ныла.

– Есть, – неохотно подтвердила она.

– Почему бы тебе не поспать?

– Я не хочу спать. Я хочу остаться с тобой. Но уже через несколько минут она склонила голову ему на плечо и задремала.

Арабелла проснулась оттого, что кибитка остановилась. Она открыла глаза и увидела, что лежит на кровати, ее плащ отброшен в сторону, а Роберт снимает с нее турецкие шаровары.

– Спи. А мне еще нужно найти место, где мы могли бы спрятаться до темноты. – Он погладил ее по голове, поцеловал в лоб, как целуют на ночь ребенка, и накрыл простыней до подбородка, стараясь не разбудить ее окончательно. – Спи, – повторил он, и она послушалась.

Проснувшись в очередной раз, она обнаружила, что сквозь задернутые занавески пробивается дневной свет, а Роберт спит рядом с ней. Она хотела было разбудить его, но удержалась, вспомнив, что он всю ночь провел без сна на козлах.

Следующее пробуждение принесло ей новое разочарование: Роберта не было. Она догадалась, что он ушел раздобыть еду – вот уже полтора дня они ничего не ели.

Арабелла села на кровати и тут же легла обратно. Что это? Неприятное чувство зародилось у нее в желудке и стало подниматься вверх, к горлу. Неужели ее будет тошнить?

Она снова попыталась сесть, теперь медленно и осторожно. Тошнота отступила, но очень хотелось есть.

Арабелла умылась, расчесала волосы и почистила зубы, потом забралась в лохань, где ее и нашел Роберт по возвращении.

– Здесь неподалеку крестьянское хозяйство. Я принес жареный бок ягненка…

Она улыбнулась, а он стал выкладывать съестные припасы на стол.

– Иди сюда, пожалуйста.

Он неторопливо повернулся к ней и, словно повинуясь магическому заклинанию, снял с себя рубашку и штаны и влез в лохань, посадив ее сверху. Потом вошел в нее, и она почувствовала себя умиротворенной. Они долго смотрели друг на друга, задумчиво и серьезно.

– Бывают минуты, когда я чувствую, что мы стали одним целым, – нарушила молчание Арабелла.

– Я знаю. У меня тоже бывают такие минуты.

Четыре дня спустя она проснулась утром с ощущением, что ее стошнит. На сей раз, она понимала, что избежать этой неприятности ей не удастся. Она успела добежать до ночной вазы и склониться над ней. После нескольких позывов ее вырвало остатками вчерашнего ужина.

В таком положении ее нашел Роберт. Она попыталась отмахнуться от него.

– Не смотри на меня. Это ужасно.

Но он не оставил ее. Напротив, принес чистое полотенце, наполнил умывальник водой и дал соли, чтобы она могла почистить зубы, затем помог ей подняться на ноги, обнял за плечи и подвел к умывальнику. Через несколько минут Арабелла сидела за столом, с аппетитом ела и уверяла Роберта в том, что такое с ней случается, когда она голодна. Она старалась казаться веселой.

И вдруг она отодвинула миску.

– Роберт, что ты намерен делать? – Ее голос и взгляд были виноватыми.

– Мы подождем еще шесть недель. К тому времени приблизительный срок достигнет трех с небольшим месяцев.

– Тогда ты должен будешь… я должна буду…

– Да.

Она вгляделась в его лицо в поисках сожаления, отвращения или ненависти. Однако в его взгляде не было ничего, кроме сострадания и нежности.

Роберт слишком хорошо знал, к чему ей следует готовиться.

– Ты будешь по-прежнему хотеть меня?

– Ну конечно, – улыбнулся он. – Не думай об этом. Ты же понимаешь, что это так.

Ее стало тошнить каждое утро – к счастью, после того, как Роберт уходил. Сначала она ненавидела себя, затем ее гнев обратился против Роберта, которого она обвиняла в этой подлости. Однако к полудню жизненные силы возвращались к ней, а вместе с ними обожание.

Через шесть дней головокружение и тошнота бесследно прошли.

«Может быть, все кончилось?» – печально подумала она, опасаясь делиться с Робертом своими надеждами.

Последствия их близости не доставляли ему неприятных ощущений, в отличие от нее. Он принимал ее недомогания как любое другое проявление человеческой природы. И к ее огромному удивлению, потребность друг в друге у них возросла, а не уменьшилась.

«Некоторые женщины не испытывают тошноты на протяжении всех девяти месяцев. А некоторые наоборот». Когда он говорил так, она ненавидела его и ревновала.

Казалось, он исподволь готовит ее к тому, что должно произойти в один прекрасный день. Он хотел убедить ее в том, что та процедура, через которую ей придется пройти, вовсе не так уж отвратительна.

И откуда только он все это знает?

Каким-то чудесным образом неожиданно оказалось, что ее не волнуют женщины, которые были с ним раньше. Теперь он любит ее, а они для него больше не существуют. Странно, что эту истину, такую простую и неизменную, она не могла постичь с того самого дня, когда Роберт выехал на турнир в доспехах Гуиза.

Если бы она не поддавалась животному страху потерять его навсегда, то поняла бы это давно.

Каждую ночь она общалась с Сарацином, постепенно завоевывая его расположение и доверие. В конце концов, ей удалось добиться того, что он слушался ее, повинуясь малейшему движению поводьев. Стоило ей шепнуть ему на ухо пару ласковых слов, и он готов был мчаться, не разбирая дороги. В таких случаях цыган останавливал Арабеллу окриком.

– На дороге никого нет, – возражала она.

– Да как сказать. Есть люди, которые предпочитают путешествовать, оставаясь незамеченными. Они едут ночью, в спешке, по важным поручениям.

– Так же, как мы.

Арабелла стала ездить на Сарацине кругами, не удаляясь от кибитки. Она каталась по нескольку часов в ночь. Ее мышцы снова начали наливаться силой.

Вскоре они доберутся до моря – этого события она ждала со все возрастающим нетерпением – и будут в безопасности. Навсегда.

Арабелла не имела ясного представления об их будущем, несмотря на то, что они с Робертом часто говорили о нем. Она свято верила в то, что их души и тела навечно пребудут вместе: они были преданы друг другу, их взаимное желание близости становилось все более неутолимым, духовное родство все сильнее заявляло о себе. Она уверила себя в том, что они не причинят друг другу никакого зла.