Однако, причина волноваться всё же была: папаня любил звонить с работы: «Что делаешь? Почему трубку не брала? Ходила куда-то? Зачем? – засыпал он её или мамку вопросами и, как правило, редко оставался доволен ответом, – И меня не предупредила!» Телефон в квартире скоро должен был зазвонить, и Эгина сказала об этом маме.

– Пусть звонит. Может, мы в магазин ушли, – не проявила беспокойства та.

– Он спросит, почему мы не предупредили его об отъезде, а потом ещё и в Герберу может примчаться, скандалить.

– В Герберу позвонит, я сама ему отвечу. Скажу, не уверены были, что билеты найдутся.

– Я действительно до сих пор сомневаюсь в этом, – всё тревожилась Эгина.

– Уедем, – как всегда была уверена мама.

И уехали. Эгина впервые оказалась на автовокзале. Раньше она видела его лишь пару раз из окна автомобиля. Он представлял собой небольшое каменное здание с тусклой мозаикой, кассой внутри и ларьками, приставленными к нему снаружи. От дороги вокзал отделяли длинные клумбы с пожухлыми цветами, больше напоминающие заросшие грядки. Самым волнующим моментом для Эгины было прибытие автобуса к остановке. Сумки закинули в полупустое багажное отделение.

Поднявшись в салон, Эгина обнаружила, что внутри не так уж плохо. Она села у окна и постаралась отвлечься на то, что за ним виднелось, однако, очень скоро её начало мутить, потому что автобус качало, как на волнах.

– Колесо, что ли спустило? – подумала Эгина и не поверила сама себе, – Не может автобус в рейс отправляться со спущенным колесом.

Автобус же в рейс отправился действительно не на спущенных колёсах, только не из самого Роларна. Роларн был промежуточным пунктом, и пара колёс начала спускать в пути. На автомобиле от Роларна до Герберы было три часа езды, на автобусе – пять.

Спустя час пути водитель соизволил остановиться и проверить давление в шинах. Эгина услышала несколько хлопков и пару тихих пшиков: «Переднее и среднее в противоположном ряду», – отметила она про себя. Шофёр подкачал колёса, и автобус двинулся дальше, уже не мотаясь. Чтобы добраться до деревни, процедуру пришлось повторить ещё пару раз.

Выйдя, наконец-то, на улицу, Эгине стало легче. Воздух пах травами и заметно улучшал самочувствие. Её и мамку никто не встречал, хотя вторая накануне предупредила сестру о приезде. Потихоньку, с остановками, они добрались до дома герберской тёти.

Морально устав, Эгина сделала паузу в своём рассказе.

Похоже, Локлиру слабо верилось в умышленное отравление. Он задумчиво подбирал слова, чтобы задать вопрос. Эгина чувствовала, что сказанного для него недостаточно. Всё описанное можно было списать на совпадения и тот же холецистит.

– Я, вероятно, много деталей упускаю, потому и выглядит неправдоподобно. Всего не перескажешь. Мне самой все мелочи трудно вспомнить, – попыталась объясниться Эгина.

– Не нужно помнить абсолютно все детали, главное найти одну самую важную. Ту, которая неопровержимо доказывает причастность твоих родственников к случившемуся. Которая указывает на то, что твоя болезнь – не холецистит или нечто подобное, а именно отравление. Я, к сожалению, пока такой не вижу. Я не считаю, что ты выдумываешь. Зачем тебе это? Но не заблуждаешься ли ты? – пытался выделить из всего рассказанного самое главное Лок, но не мог. Его собеседница погрустнела: «Мне многие говорят «Тебе кажется»» …

– Вероятно, ты ещё не дошла до ключевого момента. Я тороплюсь с выводами, – не хотел обидеть её Локлир.

– Да… – Эгина задумчиво кивнула, вспоминая свой приезд в Герберу, – Многое прояснилось для меня именно после отъезда из города, когда мне удалось спокойно обдумать происходящее.

Локлир внимательно слушал её, и она продолжила с того места, на котором остановилась – с приезда в Герберу…

На улице было светло, словно в середине дня, хотя уже наступил вечер. Тётя Эгины со скучающим видом копалась на клумбе. Возле сарайки лежала её рыжая собака, посаженная на цепь. Тётя говорила, что собака очень лютая, но та ни разу не гавкнула и даже завиляла гостьям хвостом.

– Привет! – заговорила с прибывшими хозяйка дома, словно только вчера с ними виделась. Мама завела с ней разговор. Эгина сказала пару фраз, но тётя её проигнорировала, продолжая беседовать только с сестрой. Эгина замолчала и огляделась. Двор был светлый просторный и прибранный, но радостней от этого не становилось. Эгину потянуло на слёзы, но она сдержалась: «Не сейчас, не на людях, успеешь. Это скоро пройдёт. Привыкнешь и пройдёт».

Хозяйка предложила гостьям пройти в дом. Эгину порадовала, что внутри тот мало чем отличался от городской квартиры, и самое главное – в нём имелся водопровод и тёплый удобный туалет. Парой проблем меньше.

– Почти, и привыкать не надо, – обрадовалась Эгина. Десять лет назад таких удобств в доме тёти не было. Приведя себя в порядок с дороги, гостьи и хозяйка расположились на кухне. Хозяйка предложила чай с печеньем, а мама принялась рассказывать о том, что происходило в городе. Главным образом говорили о папаше Эгины.

– Вина ему мало, ещё и какие-то заграничные вонючки приволок, представляешь? – возмущалась мама. Тётя не удивилась: «Так он давно их нюхает. Ароматерапия». Гостьи же думали, что он бросил это занятие, сразу же, как ему велели унести пахучки из дома, о чём и сказали хозяйке.

– Да с чего? С тех пор, как печку сложили, так и нюхает, – поведала та, – Как ни придёт ко мне за бутылкой, так постоянно от него несёт непонятно чем.

У тёти всегда водилась бутылка спиртного в доме. Она объясняла это тем, что у неё напряжённая работа, и ей нужно успокаивать нервы.

– Сама-то пей, если хочешь, но ему-то зачем наливать? – тихо возмутилась мама. Эгина же молчала, потому что тётя отчего-то не воспринимала её слова и постоянно перебивала, словно и не слышит вовсе.

– А мне что? Не мой, – без капли смущения, открыто показала своё пренебрежительное отношение к сестре тётя. Это поразило гостий. Мама всегда хорошо отзывалась о сестре, называя её самой надёжной из всей родни. В безденежные времена мамка помогала сестре вещами, а та ей – продуктами, и казалось, что они будут поддерживать друг друга всегда. Тётя смотрела на гостий так, словно не сказала ничего особенного, и беседа продолжилась. Мама высказала предположение о том, что их травили, но хозяйка дома с ней не согласилась.

– А как же нет? Мы пару дней воду из чайника не пили, я калачи только ела, а она сосиски – не подсыплешь, не подольёшь. Теперь вот уже хлеб ваш ем и наестся не могу, а ведь от любой еды желудок болел. Эгину тошнить перестало. Печенюшки вон, смотри, как глотает, – обратила её внимание на изменения мама.

– Мам, – осекла её дочка, боясь, что она их сглазит, – Надо ещё понаблюдать, у меня же приступы раз в два-три дня повторялись.

Мамка не стала развивать эту тему. Тётя перевела разговор на цветы. Дома у гостий было много пышных разноцветных фиалок, отростки которых, по её просьбе, присылали в Герберу.

– Это те, что вы послали, – указала на подоконник тётя. Здесь цветы цвели хуже, чем в квартире, а зелень была не столь сочной, но хозяйка дома считала, наоборот, что очень даже неплохо, кроме одного: «А этот ещё так ни разу и не цвёл».

– Так мы его сейчас зарядим, – ответила ей Эгина, встала с табуретки и на пару минут поднесла к цветку руки. Мама отнеслась к её жесту серьёзно, а тётя посмотрела, как на дурочку. Впрочем, она с момента появления гостий у порога смотрела на неё так.

– Ух, аж пальцы заломило, – Эгина встряхнула руки и села обратно за стол. Вскоре все трое вышли на улицу.

– А ребята, где твои? – поинтересовалась Эгинина мамка у сестры.

– Джек – на смене, а Лекс трактор ремонтирует возле своего дома.

– Ну, мы огород посмотрим.

Гостьи и хозяйка разошлись в разные стороны.

– Лекс в гости звал, а теперь и не торопиться нас увидеть, – огорчилась Эгина. Она не понимала, почему её двоюродный брат не пришёл, хотя и знал о их приезде. В школьные годы они были дружны: постоянно что-то строили, затевали совместные игры и увлекались одними и теми же вещами. У Эгины было только одно объяснение: он очень занят. Тут, однако, она вспомнила, как Лекс бросал все дела и мчался, как слуга, к приятелю, ни во что не ставящего его, стоило тому появиться в Гербере. Это что-то да значило.