– Она желудок минеральной водой лечит, – ответила за родительницу дочка. Физиономия папаши исчезла за дверью. Вскоре пришёл дядька, и папаня переключил всё внимание на него. Эгине можно было немного расслабиться.

В этот вечер папаша заглядывал к ней чаще, чем обычно, придумывая идиотские поводы, а-то и без них, желая застать её за сборами. Эгине нельзя было запереться или попросить его не вваливаться, он ответил был: «Опять какие-то секреты от меня!» Даже если бы дочка всё-таки заперла дверь под каким-либо предлогом, папаша не дал бы долго сидеть закрывшись – стал бы стучать, звать за чем-нибудь и задавать вопросы. Поэтому Эгине нужно было ждать до позднего вечера.

Именно так она и сделала. Однако, когда свет остался гореть только в её комнате, она раздумала лезть в тумбочку и складывать все документы в одну папку. Завтра у неё было всего четыре часа на сборы и два – на дорогу до автовокзала, считая от того момента, как папаша и дядька с тёткой уйдут из дома, то есть около восьми утра. Это обстоятельство очень давило и волновало. Эринианке казалось, что она не успеет сложить вещи. Эгина всегда собиралась за несколько дней до поездки.

Сняв футболку со спортивными штанами, она в задумчивости присела на диван. Вдруг дверь распахнулась и в комнату заглянула наморщенная прищуренная рожа и пристально посмотрела внутрь: «Чего не спишь?» – обычно папаша не вставал до утра.

– А ты чего? – задала встречный вопрос дочка.

– Что ты для желудка пьёшь? Дай мне одну таблетку, – на ходу сочинил заглянувший. Эгина достала лекарство из коробки, служившей аптечкой, и подала ему. Проглотив таблетку, не запивая, папаша удалился. Эгина погасила свет и, посидев в темноте, на диване, ещё некоторое время, легла спать. Как она и ожидала, ей не заспалось. Так случалось чуть ли ни каждый раз, как ей предстояла важная поездка. Под утро Эгине всё же удалось подремать пару часов.

Она проснулась от грохота на кухне – это завтракала тётя. Тётя требовала размешивать чай, не прикасаясь ложкой к стенкам кружки, потому что звон действовал ей на нервы, а сама любила побряцать крышками кастрюль. На просьбы не греметь, тётя во весь голос отвечала: «Да как?! Я и так аккуратно! Я – не свинья!» Она часто вспоминала свинью, и при этом, после неё на кухне оставалось полно крошек и луж.

Тётя уходила из дома позднее всех. Эгина села, но выходить не спешила. Пульс ускорился, но несильно. Тошноты не было. Дождавшись, пока тётка умчится, Эгина натянула спортивки и футболку, и вышла из комнаты. Наскоро почистив зубы, эринианка сварила себе перекус – пару хорошенько сполоснутых сосисок.

– Чай пить будешь? – появилась мама.

– Нет, некогда, да и ехать долго придётся, без остановок. Я пойду вещи собирать. Ты сама-то уже пила, что ли? Воду где брала?

– Из-под крана.

– Скорее тоже собирайся, – дочка сделала несколько спешных шагов к комнате и остановилась, – А они не вернуться ни с того, ни с сего? – волновалась она.

– Нет, – мамка была спокойна.

– Поставь ковшик воды. С собой немного возьмём, – Эгина заскочила в комнату, наскоро переодела спортивки на брюки и принялась за сборы. Эгина терялась, не зная, что лучше взять с собой. Всё казалось нужным, но она знала точно, что в первую очередь нужно собрать документы, причём все. Эгина решила взять даже анализ крови и результаты УЗИ. Блокноты она тоже прихватила. Сложив их в один большой пакет и выглянув в общую комнату, Эгина увидела, что мама перекладывает их одежду из шкафа в две дорожные сумки.

– А тёплые вещи? – дочке казалось, что всё необходимое не поместится. Летние дни порой выдавались довольно холодными.

– Я положила нам по свитеру и брюки тёплые.

– А сменные?

– Одних хватит, холодных дней немного бывает.

Эгина отдала документы мамке: «Паспорта – в прихожей, у зеркала», – предупредила она, принесла свои спортивные штаны и молча сунула их в свою сумку. Принесла она и домашний кардиган на прохладный день, и зубную щётку: «Тапки свои возьмём?»

– Свои.

Эгина сбегала до кладовки за целлофановыми пакетами. Несколько штук она запихала в карман брюк на случай, если затошнит в автобусе: «Аптечку возьмём?» В доме у каждого имелась своя аптечка, кроме дяди, которому лекарства не нужны были, поэтому, увези Эгина свою, никто без медикаментов не остался бы.

– Неси, – велела мамка. Дочка торопливо убежала в комнату, оставив ей свои тапки. Она достала из коробки несколько таблеток и запила их остатками лимонада. Ещё несколько Эгина отложила в дорогу.

Принеся маме аптечку, она снова убежала в комнату. В углу, вместо тумбочки, стояла большущая коробка. Эринианка достала из неё подарочную металлическую фляжку, купленную мамой на ярмарке только потому, что на той были выгравированы очертания Роларна. Бутылку из-под лимонада было уже не закупорить плотно, и Эгина спустила её в мусорное ведро, а вскипячённую воду перелила во фляжку.

Затем она вернулась к мамке с «косметичкой» в руках – прямоугольным «карманом» на молнии, какие в Роларне использовали вместо пеналов: «Сумку мне мою маленькую достань».

– Зачем? – мама посмотрела на дочку, – Это-то тебе на что? – она прекрасно знала, что в пенале хранились серебряные брошки. Мама покупала их Эгине за каждый пройденный курс университета. От папы же подарков можно было не ждать. Он говорил, что и так тратит на них обоих слишком много денег: «А ведь мог бы машину купить!» Эгина и рада была бы сэкономить денег на автомобиль, но не знала на чём. Она проходила в одной куртке с одной сумкой все курсы, без обедов, но была согласна, что можно было бы и ещё в чём-то себя ограничить.

Бесплатное обучение в Эриниане не многим отличалось от платного, поэтому многие, так называемые «платники» и «бесплатники», материально зависели от родителей. Стипендия была настолько мизерная, что не имело смысла ломать голову, чтобы не остаться без неё за неаттестацию. Её хватало разве, что на оплату проезда по городу до места учёбы. Бесплатного питания не предоставляли.

В общежитие соваться вообще не стоило. Оно представляло собой клуб анонимных алкоголиков, расположенный в полуразвалившемся клоповнике. Проживание в нём не стоило нервов и сил. Эгина старалась во всём ограничивать себя, чтобы родители не тратили на неё ни одной лишней деньги.

– Чтобы не заговорил, – папаша Эгины страдал суевериями и научил этому и её. Ходя по дому, он постоянно что-то приговаривал себе под нос.

– Косметичку давай, а сумку не берём.

– Но почему?

– Места уже нет, а мне ещё свою ветровку запихать нужно.

Эгина взглянула на узорчатые поблёкшие пластиковые часы и заскочила в комнату ещё за чем-то. Через минуту она вернулась с небольшим фотоальбомом и фотоаппаратом.

– Места нет уже, – занервничала мама.

– Здесь самые лучшие, – очень хотела взять с собой альбом дочка, – Покажем хоть. А фотоаппарат оставлять страшно, украдут ведь, – плёнки и батареек к нему в доме не было. Она давно ничего не снимала, потому что с компанейским папочкой невозможно было никуда прогуляться.

– Ладно, но больше ничего не носи, – кое-как запихала альбом и фотоаппарат в сумку мама, накрыла всё её содержимое тонкой ветровкой и с трудом застегнула молнию.

– Успеваем? – волновалась дочка.

– Успеваем, – мама взяла с полки паспорта. Эгина сходила за флягой. Она хотела бы запереть дверь своей комнаты на ключ, но та закрывалась лишь на задвижку. Эгина понимала, что все вещи в комнате будут перерыты. Приезжая из Герберы, она каждый раз обнаруживала, что комната вверх дном и кое-что пропало. Предъявление претензий приводило лишь к пронзительному визгу тёти «Докажи-и-и!!!» и бухтению дяди «Клевета».

– Присядем на дорожку, – мама села на потрёпанный засаленный диван в общей комнате. Дочка тоже. Посидев молча меньше минуты, они встали, взяли сумки и покинули квартиру.

Эгина думала, что нести сумку до автобусной остановки будет тяжело, учитывая то, что она ослабла, но организм мобилизовался, чувствуя, что надо бежать. Большинство людей уже уехали в центр, и в автобусе было свободно. Заняв место и видя, что времени в запасе достаточно, Эгине стало спокойней.