‒ Почему все отсели от тебя?

Твердый женский голос вернул меня обратно в повозку. Я моргнула несколько раз и перевела взгляд, но девушка рядом со мной сидела так же, как и прежде ‒ ее веки оставались закрытыми. И я поняла, что она не дремала с самого начала, просто не открывала глаз. Как она поняла, что все, кроме нее, отодвинулись от меня? Возможно, по звуку.

‒ Они отсели, потому что я рух.

‒ И что? Это делает всех вас заразными?

‒ Нет. Но многие думают именно так.

‒ Почему?

Я согнула обе ноги в коленях, устроив на них выпрямленные руки с оковами, и задумчиво смотрела на пол.

‒ Северные рух заболели черной язвой. Никто не знает, откуда она взялась, но оказалась очень заразной болезнью. Многие умерли. Многие остались покалеченными. Их деревни закрыли и опечатали, пока болезнь не улеглась. Но люди успели заразить окрестные села, и несколько из них сожгли дотла. У нас на юге заразы нет и не было никогда.

‒ И что стало с теми рух? ‒ равнодушно спросила она. Я долго молчала, глядя на то, как соринки на полу прыгают от дорожной тряски.

‒ Они лишились почти всего: домов, изделий, инструментов, целые кварталы были сожжены. И больше никто не покупал у них ничего. Потому что люди стали их бояться.

‒ И они озверели, ‒ голос девушки звучал почти безразлично. Или такова была ее манера говорить.

‒ Да, можно сказать и так. Они стали бандитами, ворами и теми, кто просит милостыню.

‒ Попрошайками.

Я промолчала. Мне было тяжело об этом говорить. Северные рух или южные ‒ все мы ремесленники.

‒ Значит вам, южным, достается по праву подобия?

Я улыбнулась, повернув голову к ней. Она выразилась очень точно.

‒ Да, все верно. Я Кейра.

‒ Айна.

Она так и сидела, откинувшись головой к стене, с закрытыми глазами. Айна была одета в серую тунику, отороченную синими полосами. И обтягивающие штаны таких же цветов. На ногах у нее были крепкие поношенные ботинки, сильно сбитые на носках. По синему цвету оторочек тянулись ломаные жесткие орнаменты. Одежда северян. Но что она делает здесь, почти на самом юге?

‒ Теперь все ясно, Кейра из рух. Но знаешь что? Когда я спросила, почему все отсели от тебя, ты должна была ответить так: потому что они ‒ ослы.

Я усмехнулась, и это выражение застыло на моем лице ‒ Айна разомкнула веки и наконец посмотрела на меня. Ее глаза оказались затянуты мутной молочной пленкой, за которой была едва видна радужная оболочка.

‒ Немного зловеще, правда? ‒ спокойно спросила она. Я одернула себя и сказала:

‒ Прости.

‒ За что? За то, что я слепая? ‒ она наконец улыбнулась: уголок ее губ потянулся на одну сторону.

‒ За мою реакцию.

Я тут же поняла, что Айна не могла видеть выражение моего лица. Она могла услышать только тишину.

‒ Это нормальная реакция нормального человека, ‒ сказала она, глядя вперед. ‒ Я даже представляю твое выражение, полное замешательства. Странно было бы, отреагируй ты спокойно, Кейра. Это значило бы, что либо ты слишком много повидала в жизни, либо тебе встречались сплошные слепцы.

Я молчала, тоже глядя вперед. Стук колес и птичий свист поглотил все остальные звуки и редкие перешептывания других зовущих. На меня и Рина до сих пор косились с опаской.

‒ Спрашивай, Кейра. Я так и слышу, как вопросы роятся в твоей голове.

Я улыбнулась, мельтешение зелени над нами перемежалось со слепящим солнцем, затапливающим повозку: мы ехали под деревьями. У меня действительно накопилось много вопросов.

‒ Ты с севера?

‒ Да. Я из торговцев. Мой отец приехал за товарами на юг, и я увязалась с ним. Дома было слишком скучно, ‒ она повела плечами. ‒ Во всяком случае, теперь скучно мне точно не будет, ‒ в ее голосе звучал каменный холод. Я думала над ее словами, и на некоторое время между нами установилась тишина.

‒ Что еще? Я задала тебе много вопросов, Кейра. Отплати мне тем же. В этой повозке я уже несколько дней, и у меня порой складывалось ощущение, что я еду с мертвецами.

‒ Могу я спросить тебя о глазах?

‒ Если ты о слепоте ‒ то это от болезни. Я еще помню, как выглядит мир. Хотя и смутно.

‒ Как давно?

‒ Восемь лет.

Я долго молчала, глядя на нее.

‒ Что? ‒ спросила она сухо.

‒ Это поразительно.

‒ Почему?

‒ Ты выглядишь и держишься гораздо более уверенно, чем многие зрячие.

Она показала пальцем на свой висок, подняв для этого обе руки с оковами. Любой жест в таких условиях становился проблемой.

‒ Каждый сам решает, кем ему быть. Сделаться ли жалким калекой или адаптироваться к тому, что тебе подбросила жизнь.

‒ Как ты оказалась здесь, Айна?

Девушка постукивала ногой по полу повозки.

‒ Из-за своей же глупости. Я решила бросить себе вызов. И в целом справилась, но это дороговато мне обошлось. Я хотела сама пойти в трактир, пока отец занят торговыми делами в глубоком южном городке. Хотела сама заказать себе эля и выпить. И сама уйти.

‒ Что произошло?

‒ Я сидела за столом, у стены. И один парень решил, что раз уж я слепая, то меня можно трогать и зажимать там, где никто не видит, а если видит, то не станет вмешиваться. Его друзья решили так же, ‒ она опустила руки с оковами на пол, стукнув металлом о доски. ‒ Когда у всех этих ребят дружно хлынула кровь из ушей, они поняли, что ошиблись с намерениями. Но было поздно: они все оглохли. Меня прямо там скрутили солдаты. К сожалению, они тоже решили провести время в трактире за кружкой эля.

Айна опустила голову и выдохнула.

‒ Единственное, о чем я жалею ‒ что даже не успела проститься с отцом. Конечно, он все узнает, выяснит, что произошло, когда будет искать меня. Но это ранит его старое сердце.

‒ Почему у нападавших пошла кровь из ушей, Айна?

‒ Потому что я обращаюсь к духу звуков.

‒ Духу?

‒ На севере о таких как мы говорят «зовущий духов по имени». Дух воды, дух огня, дух молнии. Не имеет значения, как все это называть. Смысл остается тем же. Я зову только звук и больше ничего. А ты?

‒ Воду и камень.

‒ Неплохо, ‒ Айна повернулась ко мне, снова глядя на меня белесыми глазами.

‒ Мне нужен твой портрет, Кейра. Потому что ты ‒ первое разумное существо, с которым я говорю за эти проклятые дни. И я должна видеть тебя в своей голове.

Едва я хотела спросить, что она под этим подразумевает, как Айна поднесла ко мне руки.

‒ Закрой глаза, ‒ попросила она. Я сделала это, и в следующий момент до меня долетел ее тихий шепот. Она произнесла «проявляющий» и положила мне ладони на лицо.

Пальцы девушки не шарили по моей коже, но изучали ее точными, уверенными движениями. Глаза, нос, скулы, брови, линия волос. Наконец Айна убрала руки.

‒ Ты красивая девочка, Кейра, надеюсь, для тебя это не обернется проблемой в том месте, куда мы едем. Только цвет кожи я не могу считать. Какой он?

‒ Айна, ты хочешь сказать, что увидела меня?

‒ В какой-то степени. Я вижу руками, ну и звук рисует для меня кое-что. Во всяком случае, я перестаю видеть перед собой абстракцию, и начинаю представлять человека. Звук рисует мне объемы, границы и контуры. Немного. Но это лучше, чем пустота, ‒ она сделала паузу. ‒ Сложно объяснить.

Маленькая девушка так и сидела, обнимая колени. Она иногда поглядывала на нас с осторожной надеждой, но вместе с тем от нее веяло неуверенностью и страхом. Когда она поворачивалась в профиль ко мне, то выглядела совсем ребенком. В целом я дала бы ей не больше шестнадцати лет. Напротив нас сидел юноша в простой одежде, его нос был разбит. Он посматривал на Айну с мрачной озлобленностью.

Маленькая девушка пересеклась со мной взглядом, смутилась и уткнулась носом в колени, спрятав лицо.

‒ Айна, знаешь ли ты что-нибудь о происходящем? ‒ спросила я, снова повернувшись к ней.

‒ Кое-что знаю, ‒ ее голос стал более низким. ‒ Среди северян ходят слухи о том, почему мы, зовущие, стали вдруг так нужны Кристальной империи, зачем нас разыскивают, везут под конвоем в повозках, и главное ‒ почему за нас платят деньги. Ведь раньше нас просто отлавливали, как цепных собак, и отправляли туда, где наши силы могли послужить империи.